В свой последний бой, черный, но живой,
Юный рядовой жмет свой спусковой.
Смотрит – никого, выглянул – огонь!
Немец прячет лица, русские – гармонь.
В фляжке - самогон, он в груди горит,
Будто бы спасет, будто покорит,
Даром, что ли, он фрицу не знаком?
Спутает, поганый, водку с молоком.
Что сидишь, мой друг, будто бы не рад,
Что горит в огне славный Сталинград!
Пулю получил? Впрочем, не беда.
В вас, уродцах рваных, сроду нет стыда.
Черный, но живой, жмущий спусковой,
Рвется парень смелый в свой последний бой.
Тут шагнет - успел. Там пальнет – задел,
Близятся окопы, что же ты вспотел!
Знает, что в прицел метит его враг,
Но не страшен он, сколь страшит ГУЛаг.
Будто не впервой двигаться впритык,
Слыша, как дрожит сдавленный кадык.
Он остался цел, зная, что умрет,
Зная, что других следом заберет,
Зная, что змеей, сдавленной рукой,
Греется граната с сорванной чекой.
Что ж, родная, пьем! Напрямую – цель,
Немцы, псы, все лезут – что за канитель!
Юный рядовой, пылкий и хмельной,
Плюнет немцу: «Выкуси!», в брюхо ткнув ногой.
Им остался миг, миг длиною в год,
Вспомнить всех с улыбкою, помянуть исход,
Пасть в толпу спиной, в ней – свинца букет,
И зажечься так, как сияет свет