Вспыхивала спичка, но среди мерзлых ветвей огонь ее бессильно гас, и я вновь подсовывал ему сухой травы. Но вот он ожил, и вскоре дружно взялся за дело. Пламя затрещало, вырвалось из гущи хвороста на свободу и стало бушевать все яростней и жарче. Все в нём теперь корчилось, чернело и обугливалось. Столб дыма потянулся в небо, а в снег полетели пепел и сажа.
Мужская часть нашего коллектива приступила к заготовке дров на следующую зиму. Гремел гусеницами трактор, дрожал всем телом от натуги, крутился и завывал, когда зависал на пеньках, но освобождался и вновь натягивал трос, подтаскивая к эстакаде сваленные пильщиками деревья.
ПарИла меховая безрукавка на моей спине, парИла брошенная в снег куртка. В перерывах курили, ждали вечера, и он пришел. Засинело вокруг. Лес и сухой бурьян наполнялись сумерками. День кончился.
- Ну, как? - спросил я Володю Чеглакова.
- В горле першит. Браги холодной глотнул, лучше бы уж водки.
- Нет, это не от браги, просто ты был весь мокрый от пота.
- Может быть.
Возвращались домой на телеге, заполненной березовыми швырками*. Некоторое время молчали.
- Ты был, когда-нибудь в Перми? - спросил меня завхоз.
- Проездом!
И Паша, чтоб немного развлечь меня, начал рассказывать мне быль, приправленную его богатой выдумкой.
- Там зять мой живет. Моя жена ходила Аленкой, когда я поехал к нему в гости. Он такой же заядлый охотник, как и ты, а рябчик - первейшая его добыча. Прибыл к нему вечером. Выпили за встречу. Утром опохмелились, и стал он меня тайгой заманивать. Хвалился:
- В тайге у меня избушка срублена, хочешь, уедем туда? Заманил короче. Уехали, а уж по дороге к зимовью опять не удержались. Сели на упавшее дерево и осушили бутылку «солнцедара». Может, в вине была причина, но не пошло ему на пользу. Побледнел, согнулся, а потом и говорит:
- Не могу я, Паша, дальше идти, но где-то тут неподалеку стоит избушка.
Я взялся искать. Подошел к речке. Метра три в ней ширины, не больше. Посмотрел, а за ней, и правда, зимовье темнеется. Вернулся к зятю. Стал его тащить. Притащил, а там, в тайге у них такой закон: в избушке должно быть все на худой случай. Нашел там сало и хлеб, сухой щепой печурку разжег, уложил товарища на нары.
Я не перебивал рассказчика. Многое в его повествовании звучало почти правдоподобно, но я так много перечитал охотничьей литературы, что легко разгадывал, где кончалась быль и начинались фантазии.
- А сам я взял ружье и вышел на крыльцо. Смотрю, сохатый идет, бычина такой. Четыре отростка на голове слева и столько же справа. Идет прямо на меня. Выстрелил я. Две березки рядом стояли, ударил он их копытом и срубил как топором, а я в снег упал. Может, это и спасло меня. Не стал он меня трогать, голову опустил и ушел в лес. А я вернулся к зятю и рассказал о сохатом.
- Ты очумел стрелять в него дробью, ведь он мог бы убить тебя!
Потом искали подранка. Часов пять кружили по его следу. Нашли. Выдохся он. Кровью изошел.
Я знаю, у настоящего таежника главной добычей является, не рябчик, а соболь. Что продукты в чужой избушке можно брать только в том случае, если их нет у тебя самого, а эти мужички пришли в чужое зимовье сразу после города и должны были что то оставить взамен взятого. Не могли же они в рюкзаках везти только бутылку солнцедара. Не особо верилось, что есть такие глупые сохатые, что подходят к порогу человеческого жилья, где стоит человек с ружьем, но все равно, не перебивая, слушаю своего попутчика, и в своем воображении легко представляю всю нарисованную Павлом картину.
Домой вернулся без сил. Упал на диван с потемневшим от ветра лицом. Потихоньку приходил в себя. Пил чай, принимал ванну, а в 4 утра уже снова смотрел в окно. Приближалось новое утро и новая поездка на заготовку дров. В ночном небе, рядом с ущербной луной светила одинокая звезда.
Фото из инета
. Швырок* — это полуметровое полено диаметром от 15 и более см. ...