– Хватит на сегодня, – сказал Кристиан.
Еще минуту назад он собирался сыграть все лунки, но сейчас, когда нужно было переходить в следующую зону, решил прекратить игру. Неудачу в гольфе нужно было возместить удачей в другой игре. Кристиан уже не раз замечал, что проигрыш в гольф или карты оживляет его, наполняет энергией. Уступив в чем-то малом, он чувствовал нетерпеливое желание взять верх в чем-то большом.
– Завтра доиграем? – в вопросе Александра слышался и ответ, утвердительный. «Неужели для него это так важно? – подумал Кристиан. – Пяти очков ему мало».
– Начнем новую. И своди куда-нибудь Эльзу.
Он не мог удержаться от маленькой мести. Александр нахмурился, и его хмурое лицо Кристиану понравилось больше.
– Знаю, у тебя дела. И все же. Развлеки ее как-нибудь. Эти дни я буду чертовски занят.
– Она и сама прекрасно развлечется.
– Вот именно. Присмотри за ней. Это просьба.
Кристиан с удовольствием разглядывал свое тело. Накачать мышцы проще, чем изменить характер, но все равно – достижение. Темная поросль на груди, спине, руках, ногах, даже ягодицах теперь смотрится по-другому. При таких мышцах эта волосатость добавляет что-то к образу, делает его еще убедительнее. Как все изменилось за какие-то пять лет! Он был на краю пропасти, на грани самоубийства. Смешно подумать. Но тогда было не до смеха. Главная из его побед. О которой никто не знает. И никогда не узнает. А жаль. Может быть, потом, позже, он расскажет о себе, о том, какую битву выиграл против себя самого. Против себя ли? Его меланхолия была чем-то чуждым. Врагом, который оккупировал его душу и тело. Тогда он не различал в ней «чужого». А теперь это ясно, как дважды два. И маленькие победы нужны ему не для того, чтобы напомнить о главной победе, удержать завоеванное. После того, как он одержал главную победу, маленькие победы сделались естественным проявлением его нового характера. Можно сказать, обычным отправлением его нового естества. Борьба и победы – для него это теперь естественный образ жизни. Может быть, нужно было взять новое имя? Навсегда разделить прошлое и настоящее? Но ему не хотелось забывать о преодоленных препятствиях, пройденном пути. Сумрачное прошлое добавляет блеска его настоящему. Вот он, Кристиан А., тридцати двух лет, в полном здравии, облеченный высшей властью в Республике, той самой, где нельзя было баллотироваться в президенты гражданам, которым не исполнилось сорока, но он добился того, чтобы это стало возможным, а потом и реализовал эту возможность, и второе было не труднее первого, но и первое и второе было трудным.
Он слегка отжал короткие волосы на голове. Быстро провел руками по телу, стряхивая воду. Потом проделал то же самое в обратном направлении, чтобы убрать воду, оставшуюся между кожей и волосами. Большим белым полотенцем принялся вытирать тело. Тщательно промокнул область лобка. Натерся увлажняющим кремом. Надел бордовый халат с поблескивающей окантовкой. Быстро высушил голову под феном. После этого переоделся в свой обычный костюм и поднялся на вертолетную площадку.
Александр вынул мобильник, собираясь позвонить сестре, но, повертев, сунул его в карман. Настойчивая просьба Президента – это уже не просьба, а распоряжение. Но он не служащий, не подчиненный. Всего лишь (всего лишь?) его шурин. И у него есть свои дела. Эльзе он позвонит позже. Совсем игнорировать распоряжение Президента тоже не годится. Нужно соблюдать меру. Кристиан согласен проигрывать ему в гольф, потому что ценит честную борьбу (в играх, только в играх!). Но за пределами поля – другие правила. Он это знает. И все же сегодня он летит в Шотландию. Можно было бы послать Стю. И благоразумно выполнить высочайшую просьбу. В знак преданности. Лояльности. Стю во всем бы разобрался. Но к черту благоразумие.
Это была деловая поездка. В Шотландии Александр собирался купить обстановку большого замка. В Республике пошла мода на старину. Произвести оценку, заключить договор мог бы и его помощник, но Александр хотел проявить независимость – ослушаться Кристиана, пусть в малом, а еще – выбраться на какое-то время из страны.
– Добрый вечер, Лео, – ответила на приветствие Эльза. – Чем удивишь сегодня? – Шеф-повара звали Леонид, и он был родом из Греции.
– Флореттский салат, красный перец, картофель, лангуст, корнуоллский краб, лобстер, белужья икра, трюфеля, спаржа… Я назвал этот салат «Брак Моря и Земли».
– Жаль разрушать такой прекрасный брак.
– Он только и ждет, чтобы вы его разрушили, госпожа.
– Вино мы сначала попробуем. А потом уж ты расскажешь о нем.
– Как вам будет угодно, госпожа.
Поклонившись, Лео отошел от столика.
– Ты позволяешь ему называть тебя «госпожой»? – спросила Кира.
– Почему бы и нет? Я устала от своих титулов. Здесь я от них отдыхаю. И не только от них.
– Нелегко быть первой дамой Республики. А со стороны кажется, что ты счастлива.
– Наверное. Со стороны все кажутся счастливыми.
– Почему бы тебе не съездить куда-нибудь? Таиланд, например. Южная Америка. Говорят, новые впечатления – новое настроение.
– Поехать я могу только с Кристианом. И это всегда официальная поездка.
– Он не отпускает тебя одну?
– Говорит, что не может без меня и дня. На самом деле он просто хочет не выпускать меня из виду. Я – будто пленница в замке Синей Бороды.
– Он тебе не доверяет?
– Подозрительность у него в крови.
– И никаких оснований?
– Смеешься? Мне нравится быть с Кристианом. Я не хочу никого другого.
– Ты могла бы взять в поездку брата.
– У него тоже дела. Нет, Кира, я брожу по темному замку и знаю, что лучше не открывать никаких дверей. Но мне так тоскливо. Ты не представляешь. Вся радость – вот так посидеть с подругой.
– С которой ты не виделась уже год.
– Прости. Я была сама не своя, когда ты уехала. Решила, что между нами все кончено. Глупость, я знаю.
– Я же не могла оставить Даниэля.
– Конечно. Я не винила тебя. Просто думала, что судьба отбирает у меня все, чем я живу.
– У судьбы твоей, между прочим, есть имя – Кристиан. Он ведь подыскал Дану эту должность. Может, ему не нравилось, что мы так много времени проводим вместе? С него станется.
– Не знаю. Он ни о чем таком не говорил. Наш брак – это брак ручья и камня.
– Ну, теперь я снова здесь. Будет повеселее. Как в добрые старые времена. Что придумаем на завтра?
– Сделай мне сюрприз. Вот как Лео с этим салатом. У нас с ним уговор. Он каждый раз придумывает что-то новое.
– Но я же не знаю, что ты видела, где была.
– Неважно. Мне будет приятно, если тебе это покажется интересным. Я буду смотреть твоими глазами, словно в первый раз.
– Какие будут предложения?
Наступило молчание. Никто не решался заговорить первым. Никто не решался что-то предложить, потому что знали: решение уже наготове. Но просто сидеть и молчать тоже было неправильно. Кому-то следовало отважиться. Принять огонь на себя. Это мог быть и огонь Громовержца, и ласковый свет Благодетеля. Все зависит от настроения. И они напряглись, пытаясь понять, в каком настроении сейчас Президент. Это было видно по их лицам. По их взглядам. Быстрым взглядам, которые они бросали в его сторону. Опасаясь встретить ответный взгляд. И мгновенно опуская свой, когда такое происходило.
– Если позволите… – начал Уоррен, куратор этого региона. Кому же как не ему. Кристиан чуть заметно кивнул. – Острова эти не так уж важны для нас. Даже если расчеты верны, и запасов много, большого значения это не имеет. У нас есть другие источники. Вполне надежные. Нефти нам хватает с избытком. Мы могли бы не спорить за это месторождение, а подарить его Британии. (Присутствующие переглянулись.) Британцы – наши союзники. Когда-то, если вы помните (куратор слегка улыбнулся, показывая, что шутит, и эта шутка – из разряда тех, которые уместны при обсуждении серьезных вещей), наши отношения складывались иначе, и они могут снова измениться. Я не буду углубляться в детали. Но, по-моему, сейчас самое подходящее время доказать британцам, как высоко мы ценим их лояльность, показать, что они могут на нас рассчитывать.
Кристиан откинулся в кресле, и куратор умолк, хотя по его тону было видно, что он собирался продолжать.
– Спасибо, Билл, – сказал Кристиан. Уоррен облегченно вздохнул. – Кто-то еще?
После нескольких секунд тишины, слово взял ван Диленбек, советник по экономике.
– Кто владеет нефтью, тот владеет миром. Это аксиома современной политики. Нефтью должны владеть наши компании, а не компании союзников. Пусть прибыль невелика, но это все-таки прибыль. Вклад в нашу казну. И соответственно, недобор в казне врагов и союзников. Что, в общем-то, одно и то же, учитывая, насколько относительны эти понятия, и как все быстро меняется. Я предлагаю сделать все возможное, чтобы острова остались за нами. Давление по всем каналам, включая силовую угрозу. Демонстративное перемещение флота, например.
Ван Диленбек посмотрел в сторону Кристиана. Такая агрессивная речь могла понравится Президенту, но нельзя быть уверенным… Поэтому его взгляд остановился где-то на уровне груди Кристиана.
– Других предложений нет? – тон Кристиана подсказывал, что с предложениями покончено. – Тогда я скажу, что я думаю.
Все лица повернулись к нему.
– Безусловно, острова и нефть должны принадлежать нам.
Ван Диленбек энергично кивнул головой.
– Но нам нужен повод. Просто захватить острова было бы слишком… – он остановился, подыскивая слово. Все ждали. Каждый пытался угадать, каким будет выбор Президента. – …Бесцеремонно. Нам нужен повод.
Кристиан замолчал. Он вдруг подумал об Эльзе. Правильнее сказать – ему подумалось. Ему вспомнилась Эльза. Ей нужно больше внимания. Но как успеть все. И он не может быть достаточно нежным с нею. Нежность теперь не в его характере. Когда-то было иначе. Еще до Эльзы. Этого «иначе» она не знает. Да и сам он уже забывает прошлые времена.
Кристиан очнулся и оглядел собравшихся. Вероятно, он «отсутствовал» какую-то секунду. Все по-прежнему смотрели на него, в его сторону. Но при этом, возможно, думали о своем. Так же, как и он.
– Мы не будем ждать, пока этот повод появится. Мы создадим его сами.
Снова пауза. Лица присутствующих изобразили напряженное внимание. Кристиан вдруг заскучал. Все было так предсказуемо. Кем нужно быть, чтобы находить удовольствие в такой покорности и восхищении на протяжении многих лет? Поначалу это воодушевляет, радует. А потом становится привычным. Интерес может вызывать только дело само по себе. То, что ты делаешь. Но и тут со временем все становится предсказуемым. Воодушевить может только серьезный соперник. А такого пока нигде не видно.
– Матиас, – обратился Кристиан к руководителю ДПА, – у вас, конечно, найдется несколько патриотов, готовых отправиться на острова и водрузить там флаг Республики? Вернее, вы сами найдете таких патриотов и поможете им добраться до острова. Конечно, это будет их собственная инициатива. Экстремисты, готовые на все ради Республики. Похвально. Однако нужно соблюдать меру. Политика – искусство компромисса. Мы это знаем. А они – нет. Они уверены, что борются за правое дело. И это действительно так. Дело их правое. Вот только методы они выбирают неподходящие, – Кристиан замолчал. И продолжал после долгой паузы, во время которой не было слышно даже покашливания.
– Итак, группа патриотов-радикалов прибывает на остров, водружает там флаг. Все это снимают иностранные телеоператоры. Новость расходится по всему миру. Британцы требуют, чтобы они покинули остров. Как бы не так. Они клянутся, что скорее погибнут, но не оставят эту землю, по праву принадлежащую Республике. Кстати, – он повернулся к Бодле, советнику по юридической части, – у нас есть хоть какие-то аргументы, чтобы оспаривать эти острова?
– Боюсь, их очень мало, господин Президент, – с выражением глубокого сожаления ответил Бодле.
– Мало – это все же кое-что. Нафантазируйте еще столько же. Нужно, чтобы ситуация выглядела неоднозначной. Это будет нашим прикрытием. Отвлекающим маневром.
– Будет сделано, господин Президент, – торопливо заверил Бодле.
– Мы заявим, что острова должны принадлежать нам, и при этом выразим несогласие с таким самовольным захватом. Британцы в конце концов решатся на силовую операцию. Они попытаются арестовать всю группу. Им это удастся, само собой. У ребят не будет никакого оружия. Они смогут обороняться только камнями. Камень в руках решительных людей – мощное оружие, – Кристиан остановился. Никто не улыбнулся. – Но британцы что-нибудь придумают. Резиновые пули, газ или что-то другое. Обычные щиты. Словом, захватчики буду схвачены, – Кристиан не сразу понял, что сказал каламбур. Он осознал это лишь по реакции слушателей: чуть заметное покачивание головой, брови лезут вверх, губы слегка кривятся. Он улыбнулся, показывая, что снизошел до шутки. Остальные тоже заулыбались. – Всех схватят живыми. Кроме одного.
Кристиан умолк. Сумеют ли они продолжить его мысль? Не вслух, конечно, а про себя. Признаки понимания он заметил лишь на лице Матиаса Руэды.
– Смерть нашего гражданина, пусть и вторгшегося на спорную территорию, но безоружного, беззащитного, – это повод занять более жесткую позицию. Да и сама операция по зачистке острова представляется нам незаконной, если уж мы считаем, что спор об островах не решен. Так ведь? – Все вздрогнули, от прямого вопроса, обращенного, казалось, к каждому лично. – И тут в действие вступает наш флот. Наша авиация. На остров высаживается десант. Теперь это уже не безоружные патриоты, а патриоты вооруженные до зубов. Союзники будут рады, если отделаются только островами. Мы потребуем от них принести извинения. А если они их не принесут… – Кристиан замолчал. Про себя он добавил: «Sapienti sat».
Ему вспомнились занятия латынью. Запах книг, словарей. И то, как учитель рассуждал о Romani virtutibus, римских добродетелях. Римской доблести. Как давно это было. Будто в другой жизни. Той, которую следовало бы забыть. Чтобы она не мешала его новой жизни. Но он не мог, не хотел этого сделать. Он гордился тем, как преодолел, изменил себя. Гордился больше, чем всеми другими своими успехами. Это был его главный успех. О котором пока знал только он. Когда-нибудь узнают и другие.
– На сегодня все, – Кристиан тронул большой серебристый мобиль, стоявший на столе. Кольца пришли в движение. Он следил за ними, пока зал не опустел. Потом закинул руки за голову и закрыл глаза.
Облака походили на гигантский ковер из овечьей шкуры. Но Александра этот однообразный пейзаж не интересовал. Сразу после взлета, он включил компьютер. Мир, появившийся на экране, был для него интереснее, чем тот, что лежал (висел, парил) за бортом. Сначала он побродил по виртуальной галерее, потом запустил видео о музее старинной мебели, только что открывшемся в Москве. Александр никогда не бывал в России. Возможно, думал он, пришло время там побывать. Русский антиквариат не пользовался спросом. Но этот спрос можно создать. Нужно уметь не только обращать желания людей в свою пользу, но и создавать эти желания. Этому он научился у Кристиана. Александру не нравилось манипулировать людьми. Сознательно, по крайней мере, он испытывал к этому отвращение или, скорее, брезгливость. Когда-то он хотел стать художником. В то время он презирал прагматиков, дельцов. Но мечта его так и не осуществилась. Не хватило таланта или, может быть, упорства. А потом все вокруг быстро переменилось. И он внезапно оказался шурином самого могущественного человека в стране. Не только шурином, но и напарником по гольфу, советником по вопросам, связанным с искусством, и чуть ли не главным доверенным лицом. Хотя Александр себе в этом и не признавался, но заниматься антиквариатом ему нравилось больше, чем рисовать. В этой области он чувствовал себя экспертом. К этому он, вероятно, и стремился, пытаясь стать художником, – он хотел быть мастером своего дела, экспертом. Каким бы делом он ни занимался, он всегда хотел добиться в нем совершенства. Включая гольф.
Александр летел один. В этот раз он не взял с собой Лайнса. Ему хотелось побыть одному. Стюарт отличный компаньон, но иногда хочется обойтись без компаньона. Кроме него, на борту были два пилота и стюардесса. Александр допил виски и попросил принести еще. В обязанности стюардессы входило оказывать пассажирам и дополнительные услуги. Александр знал, что попозже воспользуется этой возможностью. Но сейчас он с увлечением рассматривал на экране русский антиквариат. Как заинтересовать им покупателей? Самый простой способ – показать, что русским антиквариатом интересуется Президент. Но Александр уже прибегал к этому приему, и не раз. Что-то подсказывало ему, что сейчас лучше выбрать другой путь. Но какой?
Самолет резко просел, и к горлу Александра подкатился комок со вкусом виски. За бортом уже потемнело. Александру подумалось (как обычно, когда он глядел в иллюминатор): «Здесь, наверху, все кажется таким единым, а там, внизу, все разделено». Он знал, конечно, что разделено и воздушное пространство (до какой высоты?), но здесь, наверху, это разделение казалось смехотворным, нелепым.
Александр нажал кнопку и вызвал стюардессу.
– Разочарована?
– Пока не знаю. Я была здесь в прошлом месяце.
– Сегодня премьера. Ты этого спектакля не видела.
– Моцарт? Или что-то современное?
– Вагнер. Тебе понравится.
– Как ты можешь знать, если не видела спектакля? Ты же сама сказала, что это премьера.
– Я была на генеральной репетиции.
– А если у нас разные вкусы?
– Не в такой степени.
И действительно, Эльза была захвачена спектаклем – настолько, что забывала читать бегущую строку либретто.
Декорации изображали цирк: пустые скамьи поднимаются амфитеатром; Валькирия, Зигмунд и его возлюбленная – внизу, на воображаемом песке. Вверху – плоский экран, и по нему медленно движется надпись: Willkommen im Tod . Цвет экрана и букв меняется: черные буквы по зеленому фону, зеленые по черному, золотые по черному, золотые по красному. Бесшумное движение этих букв в вышине, над головами героев, как бы порождает неслышимый обертон. Лейтмотив судьбы повторяется снова и снова, и Эльза чувствует, как в ней поднимается обжигающая волна. Она жалеет этого светловолосого парня, которого бог-отец предал во имя справедливости и закона. Чтобы удержать слезы, Эльза переводит взгляд на зал. Но этого мало. Волна поднимается все выше и выше. И тогда она снова смотрит на экран, читая медленно ползущую строчку Willkommen im Tod Willkommen im Tod Willkommen im Tod. Пусть звучит обертон. Пусть ее захлестнет эта волна. Звучит рог. На арену выходит высокий крепкий мужчина с копьем. Он в рубашке и брюках на помочах. Вся постановка поначалу казалась Эльзе нелепой. Но сейчас она не обращает внимания на одежду героев. Вместо надписи Willkommen im Tod на экране загораются знаки 0:0. Поединок начинается. Бог-отец является в решающий миг и ломает меч своего сына. Копье пронзает Зигмунду грудь. Он медленно падает. Ноль на экране сменяется часто мигающим крестом Х:0. Но поединок продолжается. Под взглядом Бога, скорбящего о смерти сына, на землю валится и победитель. Теперь мигают два креста – Х:Х. Схватка окончена. Аплодисменты. Третий акт начнется через двадцать минут. Но Эльза его не увидит. Она не останется. Ей достаточно того, что она увидела. Валькирии будут хохотать без нее. Тела героев они будут подбирать без нее. Кира, сидящая в машине рядом с ней, довольна. Она угадала: спектакль замечательный; сюрприз удался, и Эльза не скучала.
Дверь открывается. Кристиан входит в лифт и через несколько секунд оказывается под землей. Здесь расположено его тайное убежище. Тайный музей. Он идет по коридору. Еще одна дверь. Открывается сама собой. Он перешагивает через порог. Останавливается, закрыв глаза. Если бы можно было воспроизвести запахи. Их нельзя вспомнить умышленно. Они приходят, когда хотят. Всегда неожиданно.
Кристиан открывает глаза. Он в прихожей. Вешалка для верхней одежды. Шкаф. Столик. Велосипед. Он подходит к велосипеду и обхватывает пальцами рукоятку руля. Ладонь сразу вспоминает это ощущение, шершаво-резиновое. Эти пупырышки. Кристиан кладет другую ладонь на седло. И она тоже сразу вспоминает его изгибы. Ладонь хорошо помнит то, что, казалось бы, должна помнить другая часть тела.
Сразу после прихожей, направо, была комнатка для прислуги. Кристиан помнит ее не так хорошо, как другие помещения в доме. Ему не разрешалось туда входить. Да и служанки менялись. Каждая убирала комнатку по-своему. Кристиан воспроизвел ее такой, какой она была при Юлии. Ему было тогда восемь лет. Она пробыла в доме недолго. Он до сих пор не знает, почему.
Пройдя еще несколько шагов, Кристиан выходит в просторную гостиную. Она же столовая. Длинный стол посередине, два диванчика, кресла, стулья, картины по стенам. Он, как всегда, радуется тому, что картины те самые, подлинники. Это произведения малоизвестных художников, и найти их было непросто. Александр постарался. Как ему это удалось?
Кристиан садится в кресло у окна. Окно фальшивое. Кристиан поначалу собирался сделать его настоящим – с видом на улицу и дома на противоположной стороне. Но передумал. Он не хотел воспроизводить внешний мир, город. Ему нужен был дом, где он вырос. Если бы можно было вспомнить все! Например, книги в шкафу. Кристиан смотрит на шкаф. Он помнит его содержимое на три четверти. Может, чуть больше. Места, где стояли незапомнившиеся книги, он оставил пустыми и теперь с сожалением смотрит на провалы в рядах корешков. Заполнить чем-нибудь? Чем-то, чего там точно не было, но что запомнилось. Тем, что он читал и перечитывал.
На тумбочке у стены – старый проигрыватель. Кристиан встает, переводит рычажок. Головка звукоснимателя опускается на пластинку. Кристиан снова садится в кресло и закрывает глаза. Фортепьянный концерт. Не опасно ли вспоминать прошлое? Достаточно ли он укрепился в своем новом «я», чтобы так погружаться в себя прежнего? Именно это и хочет выяснить Кристиан. Какую дозу прошлого он может перенести без ущерба для настоящего? Можно было бы провести здесь несколько дней. И посмотреть, что получится. Но это рискованный эксперимент. Уже сейчас он чувствует, как в нем растет неуверенность. А пианист и оркестр еще не добрались до коды. Музыка была для него и благословением, и проклятием. Без музыки он бы не выжил. Но с музыкой он никогда бы не смог прожить настоящую жизнь. Ароматная отрава. Сладкий яд. Он так бы и прожил все жизнь музыкальным наркоманом. И эта его жизнь была бы лишь тенью его настоящей жизни. Которую он тогда и не надеялся найти. Как будто она была где-то спрятана. Если бы не Марго… Встретив Маргариту, он как бы заново родился. Его душа, заточенная в слепом кроте или раке-отшельнике, переселилась в птицу. Он мог летать и смотреть на мир с высоты. Стены рухнули. Кольцо горизонта неимоверно расширилось. Можно сказать, исчезло. Он почувствовал, что ему теперь доступно все. И когда с Маргаритой все было кончено, это чувство осталось с ним. Из него и выросло его настоящее «я». Именно оно и помогло ему обрести настоящую жизнь. Уверенность в себе минус сентиментальность. Вот она, формула успеха. Его добивается тот, кому удается найти настоящую жизнь. Настоящего себя. То и другое нераздельны. Невозможно прожить настоящую жизнь с фальшивым «я». И невозможно обрести настоящее «я», ведя фальшивую жизнь.
Кристиан вынырнул из прошлого. Он снова в настоящем. Финал концерта вызывает у него раздражение. Да и сама музыка. И эта комната, этот дом. Вот за этим он сюда и спускается – чтобы зарядиться энергией. Сначала прошлое забирает у тебя энергию. Но потом возвращает ее вдвойне. Не само прошлое, а сила твоего настоящего «я». Реальность твоего настоящего «я». Реальность побеждает все тени и призраки. И возвращает тебя к самому себе.
Полицейские заранее расчистили путь. С левой стороны дороги стояли машины. Водители и пассажиры провожали взглядом небольшой кортеж. Автомобили проносились мимо в тишине – молчаливое воплощение власти. Потом кортеж свернул на дорогу поуже. Здесь скорость уменьшилась. Александр с любопытством смотрел по сторонам. Ему нравились холмистые пейзажи.
Автомобиль двигался к замку, а мысли Александра бесцельно кружили в шотландском небе. Ему не хотелось на чем-то сосредотачиваться. Он наслаждался чувством свободы, сознавая, что сейчас он – вдали от Республики. Хорошо бы остаться здесь навсегда. Александр вздохнул. Сейчас он мог признаться себе, что предпочел бы никогда не знать Кристиана. Если бы ему не удалось то, что удалось. Он снова вздохнул. С Кристианом невозможно порвать. Республика настигает тебя везде; от нее не скрыться.
Западная часть холма, на котором стоял замок, круто, а кое-где и отвесно, спускалась к морю. Обращенная к подъезжающим сторона здания имела симметричную форму с двумя башенками по углам и двумя выступаюшими полубашнями между ними. Эти полубашни разделяли стену на три части. Тыльная сторона замка, обращенная к морю, выглядела иначе, она была более разнообразной. Над морем, в начале крыла, изгибающегося буквой L, высилась главная башня. Александр изучил замок по фотографиям.
Первым во двор въехал автомобиль владельца. Через несколько секунд рядом с ним остановился автомобиль Александра. Служба безопасности уже проверила помещения. Александру все эти предосторожности казались излишними. При желании любой, у кого есть подходящее оружие, может сбить взлетающий или идущий на посадку самолет, взорвать машину. Захватить его живым труднее. Но известно, что Республика не ведет переговоров с террористами. Вряд ли Кристиан сделает исключение ради него. Скорее, наоборот: не упустит случая показать свою принципиальность. Все эти меры предосторожности напрасны.
Выйдя из машины, он услышал шум прибоя. Море было совсем рядом. Александр уверенно обогнул угол замка и вышел на смотровую площадку. Остальные последовали за ним.
Глядя на море, он вспомнил, как в детстве хотел стать моряком, капитаном большого корабля. Он даже не думал тогда о том, каким будет этот корабль: военным, торговым, пассажирским. Это был просто корабль, и Александр был его капитаном – в белом кителе, белой фуражке, с кортиком на боку. Если с кортиком, значит, военный корабль? Да, скорее всего это был военный корабль. Но Александр никогда не представлял себе морских сражений. Стоя на мостике, он любовался закатами, а не высматривал врага.
– Прекрасный вид, – сказал он, не поворачиваясь к владельцу замка. Тот начал что-то объяснять, но Александр, не дослушав, отошел от барьера. Он не хотел выказывать пренебрежения к человеку, с которым собирался заключить сделку, но ему хотелось поскорее увидеть интерьер.
Давно такого не случалось. И не вспомнить, когда. Эльза положила руку на бедро Кристиана. Обычно он быстро уходил. Но сегодня почему-то задержался. Почему? Какая разница. Эльза привыкла не задавать вопросов. Не только вслух, но и про себя. Кристиан лежал, глядя в потолок.
– Как, по твоему, относится ко мне твой брат?
Эльза не сразу поняла, о чем ее спрашивают.
– Что?
– Я думаю, он меня ненавидит. Тихо. Иногда яростно.
– Что ты выдумал? Он тобой восхищается.
– Восхищение, смешанное со страхом и ненавистью.
– Ты не прав, – Эльза убрала руку с бедра Кристиана. – Он очень хорошо к тебе относиться.
– Что он обо мне говорит?
Эльза задумалась.
– Он всегда на твоей стороне.
– А ты?
Эльза вздрогнула. Внутри себя. Тело ее оставалось неподвижным.
– Почему ты спрашиваешь?
– А почему ты не отвечаешь?
– Милый, ты же знаешь…
Эльза умолкла. Ее вдруг охватило чувство бессилия. Он никогда не поймет меня. И не поверит. Как можно верить в то, чего не понимаешь.
Она думала, что Кристиан сейчас встанет и уйдет. Но он остался рядом. И голос его был неожиданно мягким.
– Я ему доверяю. Никому больше. Только вам двоим.
Сердце в груди Эльзы будто выросло вдвое. Она повернулась и поцеловала Кристиана. Прижалась к нему.
Кристиан по-прежнему лежал, закинув руки за голову, глядя в потолок.
– У меня есть для него кое-что. Хватит ему бездельничать.
Разве он бездельничает? Эльза не сказала этого вслух.
– Скоро многое переменится. Ты даже не представляешь…
Кристиан оборвал фразу. Ее голова лежала у него на груди. Он поцеловал ее в темя и слегка оттолкнул. Потом быстро встал.
– Пора.
– Всего лишь восемь, – не удержалась Эльза.
– Уже восемь. Встретишься сегодня с Кирой?
– Наверное. Если ты будешь занят.
– Да. Дела, как всегда.
Дела Республики. Интересы Республики. Я ведь знала это с самого начала. Но так и не привыкла. Не смирилась. Накинув халат, Кристиан вышел из спальни. Я хочу его всего, целиком. Только для себя.
Эльза перевернулась и зарылась лицом в подушку. Она лежала так, пока не стала задыхаться. Ты выбираешь Республику, а я выбираю тебя. Она ударила кулаком по подушке. Потом нажала на кнопку для вызова горничной. Когда девушка вошла, Эльза в пеньюаре стояла у зеркала, и лицо ее было совершенно спокойно.
Замок возвели в пятнадцатом веке и с тех пор часто перестраивали. От первоначального здания почти ничего не осталось. Самая важная переделка была произведена в конце восемнадцатого века. Замок, можно сказать, выстроили заново. После этого менялись уже только незначительные детали.
Главным архитектурным элементом была большая круглая башня на северной стороне, выходящей к морю. С обеих сторон к ней примыкали два крыла. Между ними, на месте внутреннего дворика, была построена большая крытая лестница, соединяющая все части замка. На южной стороне между восточным и западным крылом протянулся внушительный «фасад». К восточному крылу примыкало еще одно строение в виде буквы Г, положенной горизонтально.
Александр ознакомился с планом замка еще до поездки. Но архитектура его интересовала меньше, чем интерьер. Он знал, где находится столовая, и сразу направился к ней. Стены в столовой были украшены портретами членов клана, владевшими этим замком на протяжении нескольких сотен лет. Всему приходит конец. Из картин только две принадлежали выдающимся мастерам. Остальные не представляли собой ничего особенного. За исключением того, что они были старинными. Древность прибавляет вещам цену. Даже самым обыкновенным.
Александр осмотрел мебель в столовой, перешел в гостиную, поднялся в библиотеку. Иногда он останавливался перед портретом, вазой, зеркалом, шкафом и делал вид, что прикидывает ценность предмета. На самом деле вся работа была проделана заранее под руководством Стюарта. Александр знал приблизительную стоимость всех вещей. И сейчас он не думал о коммерции. Он просто наслаждался атмосферой старины. Жить здесь. Рисовать. Рядом море. А Кристиан пусть проваливается к чертям.
Владелец замка шел позади Александра. Поначалу он пытался рассказывать о замке, обращал внимание Александра на те или иные предметы. Но потом сообразил, что лучше помолчать. Он был одиннадцатым графом в древнем роду, но держал себя как простой управляющий. Александр считал это само собой разумеющимся. Другого он и не ожидал. Все казалось предсказуемым. Но ему пришлось встретиться с неожиданностью.
11-й граф Кэррик, виконт Кромдейл, маркиз Броди и Феттеркарн, барон Таннинг, а дли близких просто Майкл, не удивился, когда виконт Фолкленд, маркиз Ньюдоск и Кинкардайн, баронет Келли поделился с ним своим планом. Нет, он не удивился – он был изумлен, поражен. Прежде всего он изумился тому, что его старинный приятель участвует в такого рода делах, а затем – просьбе Уилла устроить ему встречу с Александром во время осмотра замка. Граф, хотя и принадлежал к высшей знати, держался в стороне от политики. Лишь однажды он принимал участие в заседании палаты лордов. Зависимость страны от Республики его, конечно, раздражала, и он хотел бы, чтобы в самой Республике все шло иначе. Но об этом, думал он, пусть заботятся другие люди. Устраивать тайную встречу двух политиков – это было что-то немыслимое, такое графу Кэррику не могло и присниться. Александр, конечно, не был настоящим политиком. Но все знали о его близости к Кристиану. Виконт Фолкленд не объяснил, о чем пойдет речь на переговорах, да граф его и не спрашивал. Изумившись поначалу тому, что он услышал, Майкл почувствовал тревожное, но приятное волнение. В его жизни могло произойти что-то необычное. Почему бы и нет? Виконт предупредил его, что инициатива исходит не из правительственных кругов. Какая разница? Он доверял Уиллу. Они вместе учились. И остались друзьями после того, как получили дипломы.
– Да, – сказал Майкл. – Это можно устроить. Но согласись, в этом есть что-то от шпионского триллера.
«А ведь ты угадал», – подумал Уилл.
Остров походил на шатер посреди океана: из воды отвесно вставали стены бурого цвета, переходившие в конус, – пологие склоны покрытые зеленью; вершины у конуса не было – ее словно срезали ножом.
– Понятно, почему он необитаем, – сказала Энн. – Ни деревьев, ни кустов. Одна трава. Там, наверное, и животных-то нет. А птицы? Какие-нибудь водоплавающие?
Катер огибал остров против часовой стрелки. Энн и Том стояли у поручней. Спросив о птицах, Энн взглянула на Тома.
– Чайки, крачки, поморники… Вряд ли их там много. Я пока ни одной не вижу, – сказал Том.
Катер вышел к северной части острова. Ветер здесь дул сильнее. Энн пожалела, что не надела под куртку свитер. Она собиралась второпях. Утром ей позвонили из редакции и сказали, что есть срочное задание. Какое? Отправляйся немедленно на причал, найдешь катер с таким-то названием, там будет оператор, если опоздает, дождись, поплывете на остров, там какие-то ребята проводят акцию, имитацию захвата, а может и не имитацию, демонстрацию, в общем, нужно их снять и взять интервью.
Том не был тем оператором, который отправился вместе с Энн. Оператора звали Виктор. Том был внештатным корреспондентом. Оператор стоял на корме и снимал остров. Энн и Виктор работали на столичное телевидение, Том – на французскую газету. По-настоящему его звали Тома. Его тоже разбудили утром звонком, и теперь он вместе с Энн разглядывал необитаемый остров, где вчера высадились какие-то чудаки (Том мысленно употребил другое слово).
– Здесь вроде и причалить-то негде, – сказала Энн.
– Может, их сбросили с вертолета? – предположил Том.
– Нет, мне сказали, они добрались сюда на катере, как и мы, – Энн приняла шутку Тома всерьез.
– А катер вернулся? Или он где-то здесь? – спросил Том.
– Не знаю, – Энн стянула куртку у горла.
– Холодно? У вас нет свитера? Хотите, я дам вам свой? – спросил Том.
– Ничего. Спасибо. Вот уже солнце выглядывает, – сказала Энн.
– Вы здесь родились?
– Нет. Я из Манчестера. А здесь примерно полгода. Что-то вроде затянувшейся командировки.
– Ждете, когда появится место в Англии?
– Я сама сюда попросилась. Хотелось чего-то нового. Но теперь пора обратно домой.
– Полгода – немало. Случай мог бы и поторопиться, чтобы свести нас вместе.
– Французская учтивость?
– Как это по-английски… галантность? куртуазность?
Энн рассмеялась. Ветер тут же унес ее смех за корму.
– Что вы думаете о нашем задании?
– Я скажу, что я думаю об этих ребятах. Они дураки. Мы сделаем свое дело, и публика получит маленькую сенсацию, но завтра ее забудут. На месте властей я бы оставил их в покое. Не будут же они сидеть там месяц.
– А если им наладят подвоз продуктов?
– А если сюда явится флот Республики?
На этот раз Энн улыбнулась, представив флот Республики, окружающий маленький островок.
– Мне тоже нужно сделать несколько снимков, – сказал Том. Он навел объектив на остров и быстро защелкал фотоаппаратом.
– Я одного не понимаю, – сказала Энн. – Как ваша редакция узнала о том, что тут происходит. И почему мы оказались на одном катере? Они что, сговорились?
– Заговор на небесах, – сказал Том. – Давайте вечером куда-нибудь сходим, Энн. У нас еще останется время.
– Вот они! – воскликнула Энн, показывая на небольшое судно, стоявшее у берега.
– Как мне к вам обращаться? Господин маркиз? Господин виконт? – Александр не скрывал иронии.
– Будем называть друг друга «сэр», – предложил виконт.
– Согласен, – сказал Александр. Он не стал продолжать, спрашивать: «О чем же вы хотели со мной поговорить?» Вытянув ноги, он смотрел на огонь. Два кресла стояли у камина так, что сидящие могли выбирать, смотреть ли в лицо собеседнику или на огонь. Александр предпочитал, чтобы виконт заговорил первым.
– Прежде всего, – сказал виконт Фолкленд, – я хотел бы объяснить, что Майкл, то есть граф Кэррик, ничего не знает… и ничего не узнает о содержании нашего разговора. Он выполняет в этом деле роль гостеприимного хозяина… и только.
Александр молчал.
– Я не представляю правительство, – продолжал виконт. – Но действую и не в одиночку.
Александр слегка покачал скрещенными ступнями.
– Я буду говорить напрямую, – сказал виконт.
– Да, прямее и покороче, если можно, сэр, – отозвался Александр.
– Хотя дело такого свойства, что приступить к нему напрямую очень нелегко.
– Попытайтесь, там увидим.
Виконт откашлялся и отпил из бокала, стоявшего на столике рядом с креслом.
– Думаю, вы знаете, что и в нашей стране, и в Республике, есть люди… не совсем, скажем так, удовлетворенные нынешним положением дел.
Александр взглянул наконец на собеседника, но ничего не сказал.
– И у нас, то есть у них, есть основания полагать, что вы тоже близки к такому образу мыслей.
Виконт снова отпил из бокала. Александр заметил, что поставил он бокал медленно, рука его не дрожала. Пауза затянулась, и Александр решил ее прервать.
– У вас не может быть никаких оснований для таких предположений, – сказал он. – Поэтому, полагаю, дальнейший разговор излишен.
– Подождите, – виконт сделал жест, как будто удерживая собеседника в кресле, хотя Александр ничем не показал, что собирается встать. – Речь идет об очень важных вещах.
Александр молчал, ожидая продолжения.
– Что бы вы сказали, если бы узнали, что Президент Республики ушел в отставку… допустим, по болезни… и передал свой пост вам?
– Я сказал бы, что бывают сказки поинтереснее.
Ответ Александра как будто приободрил виконта. Он ожидал, по-видимому, услышать что-то более резкое.
– Вы не входите ни в Правительство, ни в Совет, но все знают, что Президент прислушивается к вашему мнению, и что вы в курсе всего, что он затевает.
– Затевает?
– Простите. Всего, что он собирается предпринять. Кроме того, вы пользуетесь популярностью… среди населения.
Александр поднял брови.
– Я думаю, вам это хорошо известно. Учитывая все эти обстоятельства, не будет ничего странного в том, что вы… займете место Президента.
– Но пока оно не освободилось, – сказал Александр. «Нужно подыграть и выведать, что у него на уме», – подумал он.
– Всякое может случиться. Президент может заболеть. Или получить травму. Например, во время игры в гольф.
– Я думал, мы говорим серьезно.
– Я рад уже тому, что мы с вами об этом говорим. Нет, конечно, я не имел в виду, что буду обрадован, если с Президентом что-то случится...
– О чем же речь?
– Прежде чем входить в подробности, я хотел бы заручиться обещанием, что все останется между нами.
– Разумеется, – Александр постарался сказать это как можно убедительнее.
– Главное, – начал виконт, – в том, что вам самому, собственно, ничего не придется делать. От вас только требуется… простите, от вас только ожидают, что вы… останетесь в стороне, не заметите того, что без нашего разговора непременно заметили бы.
– И что же это будет?
– Допустим, это произойдет на новом поле для игры в гольф. В один из моментов, в конце или в начале игры, некоторые черты лица Президента и, возможно, голос, покажутся вам незнакомыми, но вы продолжите играть как ни в чем ни бывало… Это лишь пример. Я изложу вам план в самых общих чертах. Подробности вы узнаете позднее – конечно, если мы придем к соглашению.
– В том-то и дело, сэр, что мы к этому соглашению не придем. Меня удивляет, что вы могли думать иначе.
– Вы хотите сказать, что поддерживали разговор только для того, чтобы узнать подробности?
– Именно так.
– И обещание держать все в тайне было уловкой?
– Само собой.
– В таком случае, сэр, – голос виконта изменился, – мне придется прибегнуть к другим аргументам.
Ради чего он все это затеял? Была ли у него какая-то определенная цель? Да, цель была, хотя назвать ее определенной можно было лишь с большой натяжкой. Для обычных людей она оказалась бы неопределенной. Но Кристиан не был обычным человеком. Собственно, цель и заключалась в том, чтобы это доказать. Каждый человек происходит от своих предков. И каждый человек таков, каким его сделали предки и обстоятельства . Но Кристиан хотел опровергнуть этот закон. Он хотел стать исключением из правила. Он хотел стать причиной самого себя, выражаясь метафизически, стать чем-то таким, что было бы полной противоположностью существа, каким он был и должен был оставаться до самой смерти, подчиняясь неумолимому «написано на роду».
Вот это и было его конечной, или, лучше сказать, бесконечной целью. Он стремился удалиться как можно дальше от себя самого – того себя, каким он был в тот момент, когда принял это решение. Он хотел приобрести как бы третью космическую скорость по отношению к самому себе и отправиться в свободный полет. Так оно и получилось. По крайней мере, Кристиан был доволен тем, как осуществляется его личный проект. Все остальные проекты, которые он претворял в жизнь, были только следствиями, средствами этого первоначального проекта.
Он сидел в мягком кресле на крытой, то есть полностью застекленной террасе самого высокого здания Столицы. Вид отсюда напоминал вид с горы. День был облачный. Очертания домов, включая и другие небоскребы, казались немного размытыми. Отсюда видны были окраины города, окружающие его холмы и дугообразный горизонт (так хотелось Кристиану – чтобы горизонт был выгнутым, – это создавало бы иллюзию еще большей высоты, – на самом деле, конечно, линия горизонта была прямой). В динамиках звучала электронная музыка, напоминающая о космических просторах. Возле кресла лежал большой ризеншнауцер (окрас «перец с солью»). Кристиан иногда поглаживал его плечо или чесал за ухом. Собаку звали «Наполеон Кромвель». Это было ее полное имя. Кристиан, в зависимости от настроения, пользовался то одной его половиной, то другой. Собака откликалась на обе клички. Когда Кристиана спрашивали, почему он так назвал свою собаку, он отвечал (если вообще отвечал) словами адмирала Фишера (относившимся, правда, к Черчиллю): «По смелости он близок к Наполеону, по хватке – Кромвелю».
Примерно так же Кристиан думал и о себе. Он представлял себя одновременно и Наполеоном, и Кромвелем, и Цезарем, и Черчиллем, и Линкольном, и Тамерланом. Все это были как бы части его «я», объединенными в каком-то удивительном синтезе. Результатом этого синтеза и был Кристиан. Таким образом он не только трансформировал сам себя, но и объединил в себе, преобразовав, множество великих личностей.
Кристиан, как ему казалось, знал о себе все. И тем не менее ему нужны были подтверждения из внешнего мира – доказательства того, что он действительно есть тот, каким себя считает. Если бы не эта потребность, он мог бы проводить все дни наедине с самим собой (и собакой), созерцая раскинувшийся перед ним мир и предаваясь чувству собственного величия. Тогда он был бы обычным мечтателем, вроде прежнего Кристиана. Тот, прежний, мечтал, конечно, не о политической власти – он мечтал властвовать так, как властвуют шахматные короли и гении искусства. Он мечтал о том же, о чем мечтал и Александр. Но в отличие от Александра он ничего не делал ради своей мечты. Он был мечтающим бездельником. А теперь он – деловой человек, у которого есть планы, но не мечты.
Задумавшись, Кристиан слишком резко почесал пса. Тот мотнул головой и встал. Кристиан вздохнул. Он провел на террасе почти час.
– Разумеется, – сказал виконт, – я не затеял бы этого разговора, если бы у меня… у нас не было какой-то страховки.
– Кто же все-таки эти «мы»? – Александр посмотрел в лицо виконту. Тот разглядывал бокал, слегка наклоняя его в разные стороны, как бы всматриваясь в янтарный блеск коньяка.
– Люди, которые больше всего ценят свободу.
– Ценят ее больше жизни?
– Если дело дойдет до этого.
– Но вы уверены, что не дойдет.
– Абсолютно уверенным быть нельзя ни в чем. Но, как я уже сказал, у нас есть средства… возможности на случай, если вы не согласитесь.
– Шантаж?
– Называйте как хотите. Дело слишком серьезное, чтобы мы не предусмотрели различные варианты.
– Их осталось уже немного. Я отказываюсь, и тогда вы… –– Александр остановился, вопросительно глядя на виконта.
– Тогда мы отдаем приказ тем, кто следит за вашей дочерью.
– У меня нет дочери.
– Мы знаем, что есть. И знаем, что вы о ней заботитесь, хотя и не встречаетесь. Официально ее отцом значится другой человек. Он погиб в автокатастрофе. А мать…
– Чушь, – Александр налил себе коньяка и выпил его разом.
– Какой смысл что-то выдумывать для шантажа? Для этой цели годится только правдивая информация.
– Видимо, кто-то из Службы Безопасности на вашей стороне? Даже если охрану удвоят, это не поможет?
– Нет. И такие меры вызовут вопросы. Она ведь не знает, что вы ее отец. Никто об этом не знает, кроме нескольких человек. Включая нас.
– А если я скажу, что Республика и Президент для меня важнее жизни, и ее, и моей?
– Но вы же этого не сказали. Кроме того, есть еще один аргумент. У госпожи Малецкой плохое сердце. Она носит кардиостимулятор.
– Бабушка! Почему же не мать?
– Мы знаем, что к бабушке вы привязаны больше, чем к матери, не говоря уже об отце.
– Вы могли бы начать с Эльзы.
– Порядок не так уж важен.
– То есть вы не остановитесь ни перед чем?
– Да. Если вы не согласитесь. Или, согласившись, передумаете.
Александру показалось, что на лице виконта мелькнула улыбка. Но она была слишком мимолетной, чтобы в этом нельзя было ошибиться.
– А девчонка ничего, – сказал Курт, глядя вслед уходившему катеру.
– Думаешь, все это опубликуют? – спросил Борислав. Журналистка ему тоже понравилась. Он запомнил, как ее зовут: Энн.
– Конечно. Зачем им катер гонять. Жаль, тут вайфая нет. Посмотрели бы в новостях.
Борислав тоже смотрел на уходящий катер. Ему показалось, что на корме стоит Энн и машет ему рукой.
– Дай бинокль, – обратился он к Курту.
– Не нагляделся? – Курт снял бинокль, висевший у него на шее, и передал Бориславу. Тот поднес его к глазам, навел на резкость и увидел корму катера. У поручней стояли два человека – Энн и француз-журналист. Они смотрели на остров. Бориславу показалось, что он встретился с Энн взглядом.
– Парни, в лагере еще полно дел! – окликнул их сзади Мартин.
Борислав вздохнул и вернул бинокль Курту. Подходя к лагерю, он подумал, что огромный транспарант «Острова принадлежат Республике», протянувшийся по середине склона, можно был бы установить ровнее.
Нет лучшего места на земле, чем родной город. Но чтобы понять это, нужно пожить вдали от него. Должно пройти немало лет. Нужно повидать много других городов и стран. Хотя о военных моряках такого не скажешь. Они – не то что моряки на «торговцах». Или на пассажирских судах. Военные моряки видят не так уж много других городов и стран. Несколько баз и океан – вот к чему сводится для них этот огромный мир. Поначалу это нравится – корабль, ставший твоим домом, команда, ставшая твоей семьей. Но проходит время, и ты начинаешь тосковать по родному городу. Ты знаешь в нем все уголки – каждую улицу, каждый дом. В том городке еще живет твое детства. И твоя юность. Тоскуя по городу, ты тоскуешь по самому себе. И по той тоске, которая увела тебя из города. Вот ведь как странно все получается. Может быть, дело в том, что путь в этот город для тебя закрыт. И будет закрыт еще несколько лет. Конечно, ты можешь его навестить. Провести в нем короткий отпуск. Но вернуться навсегда – для этого нужно ждать еще несколько лет. И есть много обстоятельств, по которым такое возвращение не будет легким. Чем ты будешь заниматься в своем городке? У тебя нет другой профессии, кроме профессии военного моряка. Открыть свое дело? Например, бар для ветеранов. Но в городке ветеранов не так уж много. Обычный бар, в котором будут собираться и ветераны. Пожалуй. Они будут собираться, пить и вспоминать службу. Они будут вспоминать ее с тоской. И тебе снова захочется в море. Неладно что-то в твоей душе. Когда-то ты стал моряком, чтобы забыть о девушке, отвергшей тебя. Море заменило ее. А сейчас тебе хочется снова ее увидеть. Как знать, может быть, она не замужем. А если и замужем. Как знать.
Старшине Карлсену недавно исполнилось двадцать семь. Он служил на ракетном крейсере «Ворон» в составе 6-го флота Республики. Вместе с несколькими другими судами корабль утром покинул базу и двигался на северо-запад. О пункте назначения и цели миссии знали только старшие офицеры.
По правде, и я бы хотел перемен. Но сделать это мгновенно – махнув волшебной палочкой. Без жертв. Вернуть прошлое. Говорят, время ветвится. Нет абсолютного настоящего. Но есть множество разных «настоящих». В одном настоящем я здесь, в самолете, возвращаюсь в Столицу. А в другом – я все еще в замке. Не потому, что время замедлилось, а потому, что я остался там еще на один день, на одну ночь. Может быть, я остался там навсегда. Выбор редко бывает между хорошим и лучшим. Обычно выбирают между плохим и худшим. Две альтернативы, и обе называются «хуже некуда». Рано или поздно, это должно было случиться. И ведь требуется не так уж много. Сыграть партию на новом поле. Сделать вид, что я ничего не замечаю. Не вижу. Не слышу. Молчу. Я даже не знаю, что произойдет. Что они задумали? Можно ли верить их обещанию? Никаких жертв? Они уговорят Кристиана отказаться от власти? Как? Угрозами? Глупости. Это невозможно. С Кристианом такое не пройдет. Им придется его убить. Это переворот. Мы все в опасности. Никаких гарантий. Нелепо с их стороны рассчитывать, что я соглашусь. Но виконт не выглядит дураком. Не он один принимал решение. Но к чему такой риск? Неужели они не могли сделать все без меня? И как они могут полагаться на мое слово?
Александр чувствовал себя разделенным: он существовал как бы на двух ветвях временной развилки. Один Александр знал, что пойдет на предательство, – и не потому, что ему угрожали, а потому что он ненавидит Республику и Президента. Другой Александр знал, что расскажет Кристиану о заговоре, расскажет обо всем, – потому что верит в силу Республики и Президента. Этот второй Александр струсит и выберет безопасный путь. Кристиан обеспечит безопасность. Он сделает так, что ничего не случится – ни с Александром, ни с его родными, ни с самим Кристианом, ни с Республикой. И есть в этом что-то горделивое: презреть угрозы и рассказать обо всем Кристиану. Увидеть в его глазах… Что? Благодарность? Уважение? Глупо. Разве Кристиан ценит преданность? Разве он способен на благодарность?
– Ну нет, – сказала дама сидевшая в большом кресле; она опиралась спиной на несколько подушек. – В моем доме вы можете говорить свободно. Ни один человек из Службы безопасности не переступал его порога.
– Как вы можете это знать, мама? – спросила другая. Она сидела в углу дивана. Между диваном и креслом располагался низенький столик, на котором стояла ваза с цветами и чайные приборы.
– А мне все равно, – сказала третья, самая молодая. – Пусть он знает, что я об этом думаю. Да он и так знает. Я говорила ему. Да, мы говорили об этом. И не раз.
– Не раз? – переспросила вторая дама. – По мне, и одного раза достаточно. Более чем достаточно. Можно сказать глупость, но зачем ее повторять?
– Ты считаешь это глупостью? – сказала младшая. – Тебе все это нравится? Разве ты не видишь, во что превратилась наша жизнь?
– Во что превратилась твоя жизнь? – уточнила дама постарше. – Я прекрасно вижу. Но ты сама виновата. Ты недовольна тем, что у тебя есть. Ты это не ценишь. Ты не понимаешь…
– Чего я не понимаю?
Дама постарше хотела что-то сказать, но остановилась. Собеседницы молчали. Тихо постукивали большие напольные часы в корпусе из темного дерева. Длинный маятник мерно раскачивался. Над ним висели блестящие латунные гири. Стрелки показывали девятый час.
Приступы слабости случались все чаще. В нем что-то менялось. Не выдержала какая-то опора. Или сразу несколько опор. Кристиан осознал это недавно.
Он лежал на постели в своей спальне. По углам горели два ночника. Кристиан вдруг очнулся – не от сна, а от мыслей. Он вспомнил свои мысли так, как обычно вспоминают сны. Но он точно знал, что не спал. О чем же он думал? О прошедшем. И не только думал, но и чувствовал. Мысли его были вплавлены в чувства (или сплавлены с ними). Как назвать это состояние? Не сны, не мечтания, не грезы. Это был поток чувств, по которому плыли обломки мыслей.
Кристиан испытывал сразу тоску и сожаление, нежность и раскаяние. И думал он сразу о многих вещах, точнее, людях. Он думал о своих родителях. Он порвал с ними, когда решил стать другим. Он оставил их в прошлом, из которого извлек себе за волосы, точно барон Мюнхгаузен. Он не видел родителей с того дня, как уехал из города. Они не одобряли его планов, его поисков. Они не понимали, зачем ему что-то искать. Ведь у него было все. А то, чего не было, он обязательно должен был получить со временем – если бы слушался их советов.
Кристиан забыл о родителях, вычеркнул их из своей жизни. Его жизнь изменилась. И в ней не было места ничему из прошлого, почти ничему. Кое-что он все же взял с собой. Но быстро убедился, что и от этого должен избавиться. Начать с чистого листа, если он у тебя один, – значит стереть все, что было на нем написано прежде. И Кристиан это сделал.
Он забыл и о женщине, которую любил. О ней он постарался забыть в первую очередь. Поначалу казалось, что это нетрудно. Поначалу он думал, что избавиться от прошлого – все равно что сбросить рюкзак с плеч. Или какую-то вещь – из окна. А потом понял, что это не так. Каждый из нас неизбежно продолжает в себе жизнь своих предков . Предки жили в нем по-прежнему, хотя и не с такими удобствами, как раньше. В нем продолжало жить множество людей. И он осознал, что выселение их займет гораздо больше времени, чем он предполагал. Это была его тайная битва, его второй фронт. Он считал, что постепенно приближается к полной победе. Но в ту ночь он очнулся от мыслей, которые были полны тоски и раскаяния. Он ощущал себя предателем, изменившим своим предкам. И тем, кто любил его. И той, кого он любил. И он вдруг понял, что эта тоска накатывает на него все чаще. Он-то думал, что успешно борется с ней, заставляет ее отступать – дальше, дальше, пока она не исчезнет за горизонтом. Но на самом деле отступал он сам. А тоска и раскаяние захватывали все новые территории. Могущественные союзники, которых ему не победить.
В ту ночь Кристиан чувствовал себя таким одиноким, что готов был пойти к Эльзе, чтобы она его утешила. Никогда он не показывал ей свой слабости. Она не догадывалась, что в нем живет еще второй человек. Живет до сих пор, несмотря на все усилия Кристиана избавиться от него. В ту ночь он мог рассказать жене обо всем. И чтобы этого не случилось, Кристиан поступил как древнеримский герой: обхватил рукой лампу ночника и держал, пока боль от ожога не стала невыносимой.
– Он уходит, – говорила себе Эльза, – уходит все дальше. Но если ты кого-то любишь, ты не позволишь ему уйти.
– Расскажу ему сегодня. Расскажу все, – думал Александр. – Это будет правильно.
Шлагбаум поднялся. Машина выехала с территории аэропорта.
– Пусть только попробуют! – Борислав размахнулся и швырнул камень. Камень ударился о валун и покатился по склону.
– Есть! – старшина Карлсен отдал честь и быстро сбежал по трапу.
– Как вино? – спросил Том.
– Нравится, – сказала Энн. – Но вообще я в винах не разбираюсь.
– Тогда поверь знатоку. Здесь подают отличные вина. И это одно из лучших.
– Во что еще я должна поверить?
– Например, в то, что мы встретились не случайно.
– Конечно, мы встретились по заданию редакций.
– Ах да. Скоро начнут названивать. Спрашивать, удался ли сюрприз.
– Мне и правда скоро позвонят. Пора уже сдавать материал.
– Сенсация! Горячие новости! Банда безоружных чудаков, лучше – чудиков, оккупировала необитаемый остров. Весь мир следит…
– Миру, может, и наплевать, а мой начальник точно следит.
– Он, наверное, не только следит, но и ударяет за тобой?
– Может быть.
– Ясно. Пора позвонить начальнику и успокоить его. Сказать, что ты скоро будешь.
– Без шуток, Том. Мне уже пора. Можем встретиться завтра. Если, конечно…
– Завтра?.. Надо подумать.
– Вот как!
– Я противный и мстительный ублюдок. Ладно. Здесь, в это же время.
– Позвони днем.
– Я тебя не провожаю. Посижу еще.
– Ты противный, мстительный и…
– Я безнадежен. Остается только напиться. Что я и сделаю. Пока, Эни.
– Пока.
Около полуночи Александр позвонил Кристиану.
– У меня совещание, – сказал Кристиан. – Да, в такое время. Важные дела. Я шучу. Но я и правда занят. Мы с Эльзой отмечаем… какой-то день. Не помню. Что мы отмечаем? Она говорит: день цветов. В этот день я подарил ей цветы. Букет. Клумбу. Оранжерею. Дорогая, сколько цветов я тебе тогда подарил? Нет. Я же говорю: нет. Ничего не может быть важнее. Правда? Слышишь? Она подтверждает. Это священный день. И священная ночь. Новости подождут. А почему бы тебе не рассказать сейчас. Нет? Тогда до завтра.
– Кто это был? – спросила Эльза. Она лежала рядом с Кристианом, обнимая его. – Александр?
– Да.
– Что ему нужно?
– Спи. Я пойду к себе, – Кристиан сел на постели.
– Зачем? Останься.
– Не могу. Дела.
– Ты же сам только что сказал: священная ночь.
– Она уже кончилась. Началось деловое утро.
– Сейчас полночь.
– Дела не ждут.
– О господи, сколько раз я это слышала.
Кристиан остановился в дверях, как будто хотел что-то сказать. Но, так ничего и не сказав, вышел из комнаты.
Ночь ничего не изменит. Все решено. Нужно просто как-то провести время. Чем-то себя занять. Александр налил виски, добавил льда и с холодным стаканом в руке направился в картинную галерею.
– Сегодня, – думала Эльза. – Я сделаю это сегодня. Самый подходящий день. День цветов.
– Не надо этого делать! – крикнул Курт.
– Парни, мы плывем туда, куда плывем, – сказал старшина Карлсен. – И делаем то, что нам прикажут. Не задавайте лишних вопросов.
– Так это было испытанием? Проверкой?
– Вроде того, – Кристиан погладил собаку. – Оправданная предосторожность.
– Что ее может оправдать? Я знаю, ты на многое способен. Но это уж слишком.
– Успокойся. Есть и хорошая новость. Для тебя. Но сначала я должен был выяснить, насколько ты к ней готов. Уилл, кажется, перегнул палку. Мне жаль.
– Палку сломал ты. Думаешь, все останется по-прежнему?
– В том-то и дело, что по-прежнему уже не будет. Республика расширяется. Скоро появятся новые территории. Им будет нужна новая власть.
– Причем тут я?
– Ты, можно сказать, в центре событий. Я собираюсь назначить тебя правителем всех этих присоединенных земель. Ты будешь вторым лицом в Республике. Официально.
– Наместником новых теорриторий? У меня нет слов для благодарности. У меня вообще нет слов.
– Ладно. Поговорим позже. Когда все прояснится. Думаю, тогда слова у тебя найдутся.
– Если и найдутся, то не те, которых ты ждешь.
– Но признайся, ты ведь не сразу решил мне рассказать? Ты колебался? Ты думал: «Почему бы и нет? Без него будет лучше. Всем будет лучше. Все станет по-прежнему». Так?
– Я начал сомневаться здесь и сейчас. Не раньше.
– Я уверен, завтра ты все увидишь по-другому, в другом свете.
– Завтра, между прочим, уже началось.
– Так иди и выспись. Как говорят: утро вечера мудренее.
Будет написано множество историй Республики – ее возникновения, роста, упадка и разрушения. И среди этих историй найдутся несколько близких к действительности. Но никогда не будет написана правдивая история рождения, роста, упадка и гибели человека по имени Кристиан. Сложись обстоятельства по-другому, он мог бы сам написать эту историю, доведя ее, по крайней мере, до последнего дня. Но обстоятельства не предоставили ему эту возможность. Его литературный проект так и остался проектом. Он лишь мечтал о том, чтобы написать свою биографию. Жизнеописание Кристиана Второго. Нет, так он себя никогда не называл. Он думал о себе как о Кристиане, единственном и несравненном. И свое второе рождение представлял настоящим рождением, а то, первое, мнимым. Первое рождение нельзя было назвать даже подготовительным. Оно вообще не имело к нему никакого отношения. Настоящее его рождение не было развитием чего-то предшествующего. Кристиан не хотел называть его и разрывом. Может быть, это его и останавливало: его замысел был противоречивым. С одной стороны, ему хотелось показать, как он преобразовал себя, победил обстоятельства, с другой, он верил, что эти двое, прежний и нынешний Кристиан, не имеют ничего общего, кроме имени, ничего, что позволяло бы их сравнивать, сопоставлять.
В Столице и во всей Республике стояла тихая звездная ночь, а над Островами собирались тучи
– …час назад, с минутами, – сказал капитан. – Голос был спокойным: «Приезжайте. Но не спешите».
– «Не спешите»? Как это понимать?
– Это и предстоит выяснить. Конечно, мы тут же выехали.
– Звонили с ее телефона? Вы проверили?
Капитан кивнул.
– И вы узнали ее голос?
– Да.
– Кому еще вы сообщили?
– Кроме вас, никому. Знают только мои люди и охрана. Все в здесь, доме. И врач, – вполголоса добавил капитан. – Я вызвал врача.
– Где он?
Капитан знаком подозвал невысокого человека, стоявшего в стороне.
– Доктор Грон, – представил он его Александру.
– Что было в шприце? – спросил Александр.
– Пока нельзя сказать. Нужно проверить в лаборатории. Скорее всего, что-то парализующее.
– Смерть наступила сразу?
– Через несколько минут.
Александр посмотрел на тела.
– Это было мучительно?
– Вы же видите лица.
Александр кивком отпустил врача и повернулся к капитану:
– Что вы об этом думаете?
– Мы проверили отпечатки на шприце.
– И что?
– На нем только отпечатки… госпожи Акселен.
– Она сама сделал оба укола?
– Возможно. Но для этого нужна практика. Сделать укол себе точно в вену непросто. И есть еще кое-что…
– Да?
– Мы нашли снотворное.
– Что тут странного?
– Мы должны проверить все версии.
– А есть и другие, кроме самоубийства?
– Версий всегда несколько. Я сообщил вам, потому что… – капитан замолчал.
– Вы правильно сделали. А теперь можете сообщить всем, кому это нужно знать. Действуйте, как полагается.
– Хорошо.
Ты поторопилась, сестренка. А я остался в стороне. И я всегда буду держаться в стороне. Что бы случилось. Пусть устраиваются без меня.
– Капитан, – позвал Александр.
Капитан Брагг, не успевший сделать и трех шагов, подошел к нему.
– Я хотел бы взять кое-что на память. Фотографии и еще кое-какую мелочь. Когда это можно будет сделать?
– Фотографии можете взять сейчас. Я думаю, они не имеют отношения к делу. А остальное – завтра или послезавтра. Я позвоню.
Александр взял со столика фото в простой рамке: он и Эльза стояли на борту яхты; за ними виднелось море и высокий остров; на Эльзе была матросская шапочка; она улыбалась.
На другой фотографии он позировал рядом с Кристианом на поле. Оба были с клюшками и одеты примерно одинаково. Александр посмотрел на фото, не прикасаясь к нему.
Выходя из комнаты, он задержался на пороге, будто хотел оглянуться, но не оглянулся.