С ранней зорьки заполошенно всё имение гудит:
ждут юсуповские барина. Обещал нанесть визит,
дабы ум свой государственный на природе и отвлечь.
Управляющий волнуется, сочиняет спешно речь.
Повариха со помощники пир задумала горой.
В доме трётся всё да чистится, и гудит, как цельный рой,
штат прислуги добросовестной, штоб порадовать Отца.
Цветники да сад обызрены – аж садовник спал с лица.
Конюх лошадей надраиват («Ну-к, захочет - да в седло?»)
В общем, как и полагается, суета/переполох.
Боле всех сенные девки-от жаждут барина приезд,
он такой нескушный выдумщик, никогда не надоест
исполнять его веления да капризам потакать
(недурён собой да ласковый – как такому отказать?):
то велит, бывало, банькою разукрасить вечерок:
чтобы, значитца, попариться, дать кровям весёлый ток,
а потом – да в пруд с разбежкою, дескать, страсть да охолонь!
То в горелки враз затеется. То скакать через огонь.
То сберёт в гостиной дворню-то, да читает книжки вслух –
благодарны, не шевелятся, аж захватывает дух.
Любит слушать песни грустные: взор туманится слезой,
волооко глянет исподволь, плавно поведёт рукой,
и вздохнёт, и запечалится... А когда и подпоёт,
дав неспешному негромкому откровение своё.
«Заждались грибы-то, девоньки!» и - с утра на цельный день.
(Ох, лесной и мягок папортник... пробежит по лицам тень
особливо затаённого... алость полыхнёт в щеках,
жаром нутряно откликнется, подавляя томный «Ах!»)
...Веет с кухни ароматами, солнце клонится к лесам,
челядь сникла, озабочена: «Али передумал Сам?»
У колодца девки сдобные, хороши, как на подбор,
ждать устали, уж отставили пустословный разговор -
на дорогу молча пялятся, и у каждой влажен взгляд,
а соски под сарафанами и твердеют и зудят.
«Едееееет!» - крикнет кто-то издали, и заходятся сердца...
Жизнь простая, полнокровная, без начала и конца.