РЕМЕЙК
…Вы спрашиваете, как это началось? Очень просто и даже глупо это началось. Помните, был период, когда выступления артистов перед публикой назывались «шоу», участники шоу – «звездами», скоробогатые жулики, скупавшие места в партере, - «бомондом»? И, кстати, часть творческой интеллигенции, которая обслуживала бомонд, звалась не интеллигенцией, а «творчинами»...
Так вот, приехал однажды со своим шоу один заморский звезда. По имени, кажется, Бизн Эсс, по специальности – престидижитатор. То есть фокусник.
Телевидение рекламировало его программу, как самое увлекательное, волнующее, незабываемое, фантастическое шоу нашего века! (И, кстати, на этот раз не соврали). Посмотреть престидижитатора ринулся весь бомонд. Отцы города предоставили фокуснику престижный концертный зал «Ремейк». Билеты распродали за месяц вперед.
Господин, точнее мистер Бизн Эсс приехал со своими помощниками и со своим оборудованием, которое занимало несколько огромных контейнеров. Поселился в дорогой гостинице, журналистов не пускал и интервью не давал. На все вопросы отвечал, что вот, мол, придете на шоу – и все увидите.
В концертном зале он установил множество непонятных приспособлений, а на эстраде водрузил широченную и высоченную пластиковую лестницу, раскрашенную под мрамор. Нижние ступени спускались прямо в партер, а сверху, под самым потолком, лестница увенчивалась круглой белой площадкой. На площадке ничего не было. Но именно в этом круге и совершалось главное волшебство престидижитатора.
В назначенный день двери «Ремейка» распахнулись, и публика повалила валом…
Первыми шли, конечно же, представители бомонда. Администрация вежливо брала их под ручки и провожала на лучшие места. За ними шествовали творчины, делая вид, будто они ничуть не хуже бомонда. Но творчинам места достались поплоше. Затем прискакали телевизионщики, у которых вовсе не было своих мест; они устраивались с телекамерами, кто как сумеет, и всюду тянули провода. Городские власти с женами и любовницами заняли ложи. Только после этого запустили простую публику – в дальние ряды амфитеатра и на галерку.
Публика возбужденно переговаривалась и шуршала конфетными бумажками. Но вот зазвучали фанфары и взвился занавес. Запахло почему-то паленым…
Волшебная лестница, окруженная театральным сиреневым туманом и прочими спецэффектами, возвышалась во всей красе. Это было поистине величественное сооружение! Широкие нижние ступени, как уже было сказано, спускались с театральных подмостков в зал, верхние – таяли в полумраке, создавая мистическое ощущение бесконечности, перехода в иное измерение... Зрители невольно притихли.
Фанфары сменились дробью тамтамов, на сцену вышел звезда в строгом черном костюме с галстуком-бабочкой и в длинном плаще, усыпанном золотыми блестками. Бурные аплодисменты приветствовали его появление. Под ноги ему полетели пышные букеты цветов. Звезда эффектно раскланялся и обратился к присутствующим на плохом русском языке:
- Леди и господа! Сеньориты! Я к вам приехать показаль свой маленький шоу! Свой грандиоз шоу! Свой шоу-шок!! Вы остаться довольны.
Зал вновь взорвался аплодисментами. В облике артиста, в его манере
держаться и говорить, в самом деле, ощущалась какая-то особая, нематериальная сила. Подбежавший переводчик зачитал длинный список титулов престидижитатора: белый и серый маг, иллюзионист, дипломированный экстрасенс, лауреат конкурсов, целитель, почетный иог, и прочая, и прочая, и прочая… Затем вновь взял слово мистер звезда:
- Благородные мадам, бояр и опришник! Я пришель вам показаль то,
што видарь весь цивилизованный земной шарь! Ви запомнить этот шоу до конца своих день! У меня будет без обман!
Подобрав букетик, брошенный красивой блондинкой, он понюхал цветочки и продолжал:
- О, да, есть фокус в рукав. В цирке вы видаль. Фокус в ящик… Кролик из ящик, змея из ящик… На самом деле ящик с двойное дно! Есть ловкость рук, есть карточный фокус-покус… Я уважай. Это – специалист. Но это не чудеса, это…
Он запнулся в поисках подходящего термина. Пожалуй, в данном
случае следовало употребить слово «ремесло», но из зала кто-то подсказал: «маркетинг!», и почетный иог удовлетворенно кивнул:
- Маркетинг, ви меня понимайль. Но я – не двойное дно. Мой фокус – не в рукав. Вот!
Он красивым жестом коснулся рукою своего лба. Затем приложил руку к сердцу и еще раз элегантно поклонился. Публика ерзала от нетерпения, предчувствуя нечто совершенно особенное. Даже самые жирные высокопоставленные чиновники и отупевшие бизнесмены вдруг ощутили какое-то давно позабытое волнение. Словно в далекой юности, когда торопились на первое свидание с девушкой и не могли ей ничего предложить, кроме стаканчика мороженого и себя - красивого, стройного, помнящего наизусть несколько стихов о природе (господи, неужели это все было?!..).
- Итак, - заключил престидижитатор, - ви меня понимайль, я вас понимайль. Это – необходимый условий. Я – делать чудо, ви – помогать. Здесь и здесь!
И вновь указал на голову и на сердце, давая понять, что ожидает от
зрителей и мыслительных усилий, и эмоционального всплеска. Собственно говоря, он был совершенно прав. Если возможно в наше время сотворить чудо, то только так!
Из-за кулис выбежали две красивые ассистентки в черных купальниках.
- Да быль свет! – повелел звезда.
Ассистентки зажгли бенгальские свечи. Это был акт чисто символический, но он послужил сигналом. Одновременно вспыхнули мощные прожектора, заливая светом всю волшебную лестницу до верхней площадки. Бизн Эсс с ассистентками торжественно обошел сооружение кругом.
- Ви видаль – здесь нишего! – пояснял маг, демонстрируя полное отсутствие каких-либо ящиков с кроликами у подножия лестницы. – И там – нишего! - добавил он, указывая наверх. - Кто хочет из публик посмотрейль?
Тут какой-то мальчонка школьного возраста, не спрашивая родителей, выбежал из рядов и полез на сцену. Навряд ли это была «подстава», мальчик был слишком маленький. Мамаша кричала: «Петя, немедленно!..», но Петя и в ус не дул. Он не только обследовал подножие лестницы и потрогал рукой ступеньки, но вздумал карабкаться наверх. Престидижитатор произнес: «О!.. Храбрый юнош!..», но скривился с неудовольствием. Однако мальчик, попрыгав на площадке, спустился вниз и громко доложил: «Там по правде ничего нет!». Мама утащила его за руку в третий ряд.
Снова зазвучали фанфары, застучали тамтамы, громыхнули литавры.
- Итак, ви видаль! – со значением повторил престидижитатор. – Там – нет. Сейчас – нет. Но вот ми, усилием воль… Как это… Ма-тери-ализуемус! Что ми материализуемус?
Из зала посыпались предложения: бутылку водки, голую девушку, автомат «Узи», автомобиль, бриллиантовое колье… Артист перешел на английский и позвал переводчика. Переводчик объяснил, что материализации поддается все – живое и неживое, однако непосвященной, хоть и весьма почтеннейшей публике легче будет двигаться от простого к сложному, иначе говоря – начать с каких-нибудь мелких неодушевленных предметов. Зрители должны думать об избранном предмете и представлять его себе, как картинку – тогда искомый предмет появится на верхушке лестницы. Для удобства можно вслух произносить название предмета; чем громче и стройнее хор голосов, тем быстрей произойдет чудо. Зрителям предлагаются на выбор предметы: спичечные коробки, яблоки, сливы, бисер. Звезда тем временем будет произносить заклинания и делать пассы, направляя энергию непосвященных в нужное русло.
В зале поднялся гвалт. Сначала каждый зритель выкрикивал, что хотел, поэтому ничего не материализовывалось. Но вскоре выдохлись сторонники спичечных коробков. Затем – сторонники яблок… Теперь перекричать друг друга старались только две группы; одни скандировали «сли-вы! сли-вы!», а другие – «би-сер! би-сер!». Под конец выяснилось, что всего лучше скандируется двухсложное слово, в котором присутствует буква «р», и сливы увяли. Престидижитатор старательно делал пассы.
И вот с высоты послышался мелодичный звон, вроде бы негромкий, но перекрывший весь этот шум, и по ступеням лестницы посыпался бисер!..
Публика заорала от восторга. Все повскакали с мест. Взрослые люди веселились, как дети, подбирая и разглядывая самые настоящие, материальные, осязаемые, блестящие бусинки. Надменные чиновники, сидя в раззолоченных ложах, впервые смотрели с завистью вниз, а не вверх...
Бусинки оказались простым стеклом, тем не менее, все расхватали на сувениры. Престидижитатор торжествовал. Переводчик от его имени пояснил, что с помощью пассов можно вернуть материализованное обратно, но маг великодушно дарит бисер на память зрителям.
- Теперь перейдем от простого к слёжн!
Стены «Ремейка» содрогнулись от рукоплесканий. Жестом руки артист потребовал тишины. Переводчик перевел, что маг предлагает материализовать какое-нибудь животное - не очень большое, не очень хищное...
- Козел! – выкрикнули из зала какие-то хулиганствующие элементы.
Публика покатилась со смеху.
- Кролик! – возмутились дамы. – Кро-лик!!
- Ежик в тумане!
Но по опыту уже знали, что «ежик в тумане» не получится, потому что там много слов; предстояло сражение между поклонниками козла и апологетами кролика. Престидижитатор развел руками и заявил, что, хотя он и «не хотель на своем шоу никакой кролик», но воля публики для него закон. Взмахнув жезлом, словно дирижерской палочкой, он подал знак к началу второго эксперимента.
Что было!.. Козлиная группировка боролась за свое любимое животное до последней секунды! Но, хотя голоса в козлином хоре и были, преимущественно, мужские, бабы все равно одолели. На площадке под потолком опять зазвенело – и вот по ступеням вниз запрыгал живой, упитанный серый кролик!
Правда, вблизи его не успели рассмотреть: испугавшись прожекторов и адского шума, ушастый на середине лестницы остановился, подумал немного - и шустренько поскакал обратно. На площадке он испарился с тем же приятным звоном, с коим только что являлся в наше измерение. Публика была этим несколько разочарована, раздавались даже свистки... Активисты-козлисты кричали, что вот их козел бы не испугался спрыгнуть прямо в партер и задать там жару тем, кто предпочел кролика. Престидижитатору удалось успокоить зал обещанием, что «сейчас будет крупный животный».
- Слон! – поспешно выкрикнул детский голос. – Хочу слона! Слоник!!
- Лев!
- Гепард!
Но у слона и у льва не было шансов, потому что не было буквы «р». Ни один из них не скандировался так четко, как «ге-пард». Пожалуй, и к лучшему: неизвестно, как бы повел себя в зале лев, и смогла бы лестница выдержать тяжесть «слоника». Легкий, элегантный, в меру крупный хищник возник на вершине лестницы и красивыми длинными прыжками понесся вниз. О, это был не кролик!..
Шквал аплодисментов и воплей обрушился на животное, когда оно достигло нижних ступеней. Гепард остановился. Но не испуганно.
Прижав уши и сердито подергивая хвостом, он смотрел прямо на людей. Глаза у него были бледно-зеленые, сверкающие, как драгоценные камни, зрачки – черные щелочки, как прорезь прицела. Зверь, если действительно он был дикий, наверняка сейчас сравнивал поведение этих двуногих с поведением других приматов – обезьян. Одиночные обезьяны были ничего... Он ими иногда лакомился. Но многолюдные обезьяньи стаи вечно досаждали крупным животным: дразнились, кричали вот так же точно, кидали сверху различные предметы...
Как нарочно, сверху в гепарда полетела пластиковая бутылка с остатком пива. Зверь недовольно заворчал. Последовала овация, от которой он еще плотней прижал уши к своей маленькой точеной головке. Губы хищной кошки приподнялись, открывая, как перед боем, клыки приличных размеров. Зрачки потемнели.
До почтеннейшей публики все никак не доходило, что это – не просто фокус, а прести-дижи-тация. Некий молодой бизнесмен из пятого ряда, подскочив к хищнику, сунул ему в морду мобильник: «На, поговори с моей тещей!». Общий одобрительный смех был ему наградой. Гепард с рыком схватил мобильник и так сжал зубами корпус, что осколки брызнули на пол.
- Отдай! – вскричал возмущенный бизнесмен. – Отдай собственность, зверюга!
И храбро пытался вырвать мобильник из пасти зверя.
Но гепард, презиравший частную собственность, резко развернулся, хлестнул бизнесмена хвостом по уху и ускакал в свой, нам недоступный мир. В соответствии с законами джунглей, он унес и добычу. Двери иного измерения со звоном сомкнулись за пришельцем. Бизнесмен, оставшийся без мобильной связи, ругался и тщетно требовал возместить убытки. Теперь уже смеялись над ним.
- Зверь ушель, - строго заметил маг. – Зверь ушель, вещь ушель... Хотишь свой вещь? Ты тоже туда пошель!
И недвусмысленно указал рукой, куда именно бизнесмену надо «пошель», чтобы вернуть похищенное. Потерпевший сразу умолк и вернулся на свое место.
Постепенно вновь водворилась тишина, которой, на сей раз, даже никто не требовал. Народ ждал… Чего еще можно было ждать после появления в зрительном зале дикого африканского животного? Не пора ли остановиться?
Нет! Процесс пошел и за билеты уплочено.
- Дальше! – выкрикнул кто-то голосом новобранца, посылающего взвод в атаку.
Его поддержали. Не все, но многие. В то же время в одной из лож прозвучал не то, чтобы испуганный, но озабоченный голос дамы:
- Федя, может, уйдем?
И ответ махрового бюрократа:
- Не поймут. Потерпи до конца мероприятия!
Престидижитатор отбросил свой бутафорский жезл и воздел руки к потолку, взывая ко всем магическим силам, добрым и злым, какие только есть в мире. Тамтамы ударили три раза. Литавры грохнули один раз. Маг безмолвствовал, но все вокруг ощущали его огромное внутреннее напряжение. Никто не смел шуршать фантиком.
Переводчик, чуть побледнев, приблизился к микрофону:
- Уважаемые дамы и господа! Мы приступаем к самой драматической части нашей программы - к материализации личности. Поскольку материализация происходит с помощью коллективного усилия воли многих людей, принадлежащих к различным возрастным группам, к разным сословьям… Вы должны выбрать личность не только общеизвестную, но такую, которую действительно хотело бы видеть большинство, здесь и сейчас.
Прислушайтесь к своему внутреннему голосу. Кого призовете вы? Кого из известных исторических лиц втайне ожидает общество, как спасителя? Ученого, поэта, монарха?.. Иную сильную личность?..
Учитывая особенности истории нашего народа, великий маг, маэстро Бизн Эсс великодушно предлагает нам выбрать из таких известных имен, как…
- Горбачев?.. – вяло предложил какой-то господин из первого ряда.
По всей видимости, он просто хотел спрятать нарастающий страх за ширмой цинизма, но его не поняли и зашикали.
Переводчик заметил, что, раз Горбачев «к сожалению, еще не умер», то и материализовывать его незачем, а почтеннейшей публике предлагается выбрать из таких известных имен, как Ломоносов Михаил, Суворов Александр, Романов Николай, Разин Степан…
Он, кажется, намерен был продолжать, но в зале уже поднималась последняя волна, именно – девятый вал… Что-то вякали монархисты, так и не понявшие простой истины: в русской истории было много Романовых, даже слишком! - но был один гениальный Ломоносов, один неповторимый Суворов, один легендарный Разин. В слове «Ло-мо-но-сов» содержалось целых четыре слога, но, если б наша страна оставалась, как прежде, самой читающей страной в мире, то у Ломоносова был бы шанс… Увы! Голоса, скандировавшие «Су-во-ров!», «Ра-зин!», сотрясли «Ремейк», и имя великого ученого потерялось в этом реве множества глоток. «Третьей силы» не существует – выбирают одно из двух.
Почему столь многие хотели Суворова? Славное имя его выкрикивали не только военные, но и штатские, которых было гораздо больше. В том числе – те, кто никогда не мечтал связать свою судьбу с армией или отдать туда своих сыновей. Была ли то истинная дань уважения памяти блистательного Суворова? Дань патриотической моде? Извечная мечта обывателя, что вот придет к власти военный – и наведет порядок (при том подразумевалось, что за допущенный беспорядок военный спросит со всех, только не с обывателя)?..
Наверное, все эти факторы присутствовали одновременно, определяя настроение около половины зала. Но почему другая половина взывала к Разину?
- Ра-зин! Ра-зин! Ра-зин!
- Су-во-ров! Су-во-ров!
Еще не умолкли крики не желавших сдаваться «суворовцев», а на вершине лестницы возникла массивная фигура… Это был явно не Александр Васильевич.
- Ра-зин! Ра-зин! Ра-зин!
И вдруг кто-то крикнул с галерки звонким молодым голосом:
- Степан Тимофеевич, идите к нам!!
- Иду! – прогремело сверху.
Вот тут все поняли, что значит – настоящая тишина! Муху было бы слышно, если бы она пролетела. Но мух не держали в престижном концертном зале «Ремейк». И слышны были лишь шаги – тяжкие, уверенные, неотвратимые.
По лестнице вниз спускался Разин Степан.
Уже можно было разглядеть его старинный кафтан багрового бархата, украшенный позументами, высокую шапку, сапоги с чуть загнутыми носками. Огромная сабля брякала о пластиковые ступени.
- Не надо!.. – послышался жалкий писк из рядов бомонда.
- Надо! – заорали амфитеатр и галерка. – На-до! На-до!!
- Ша! – провозгласил Степан Тимофеевич, подняв руку. – Звали, так и пришел. Вот он я!
С легкостью, удивительной для его тяжелого тела, он прыгнул через ступени вниз, как гепард. И очутился прямо в партере.
Дамы взвизгнули (иные, впрочем, не со страху, а от восторга). Все повскакали с мест. Кто-то шарахнулся в испуге, кто-то рванулся ему навстречу... Сквозь толпу, с озабоченным выражением на лице, продирались работники спецслужб в штатском, не имевшие, впрочем, никакого понятия, как следует действовать в такой ситуации...
Разина мигом окружила стайка девиц, которые буквально висли на нем и просили у Степана Тимофеевича автограф. Автограф он им не дал, но расцеловал всех по очереди, каждой говоря комплимент на свой лад: «Ах ты, красна девка!», «Губы – сладка малина!», и т.п. С галерки сыпались какие-то парни, крича: «Тимофеевич, мы с вами!», дети рвались из рук матерей, бизнесмены в страхе прижимали к груди бумажники, жены бизнесменов делали вид, что падают в обморок, а сами из-под ресниц подглядывали, что будет дальше...
На сцену никто больше не смотрел, а напрасно. Там происходили тоже интересные вещи. К престидижитатору подбежал директор «Ремейка», размахивая копией договора об аренде зала и широко разевая рот... Даже если кому-то не было слышно, что именно вопил директор, то догадаться – труда не составляло. Он требовал, чтобы мистер Бизн Эсс немедленно загнал Разина обратно в прошлое. Или в будущее. Или куда угодно, только скорее вон отсюда! Но великий артист тщетно пытался делать пассы и творить заклинания: его власть кончилась. Шоу стало реальностью. Публика завладела Разиным так же точно, как Разин – публикой. Народ просто не отпускал его.
Престидижитатор в отчаянии разводил руками и оправдывался: «Я ему велеть, – а он не ушель!.. Такого не видарь цивилизованный шарь!».
- Милиция!.. – орал в это время по телефону заместитель директора. – Голубчики, помогите!!
- А что у вас? – отвечал профессионально-усталый голос в трубке.
- Разин!!
- Какой Разин?
- Степан!!
- Тимофеевич?
- Да!!!
- И чего он делает?
- То есть... Он пока ничего... Но он...
- Крикнет: «Сарынь, на кичку!», - тогда звоните.
- Но тогда будет поздно!!
Так оно и случилось. Вокруг Степана Тимофеевича разрасталась толпа людей, кричавших, что они хотят идти с ним. Хотя он еще никуда не шел и никого за собой не звал. Но народ умолял и требовал: «Мы с вами!», «Меня возьмите!», «И я хочу!»… И, рассмеявшись, Разин вновь воздел руку и издал тот боевой клич, которого ждали: «Сарынь, на кичку!». Толпа восторженно колыхнулась. Раздались возгласы: «Ура!», «Виват!», и даже «Многая лета!». А потом вся эта людская масса – оголтелая, счастливая и бесстрашная, плавно потекла к выходу. Трещали мимоходом ломаемые стулья…
- Стойте! Вернитесь, гражданин! – причитал директор, бегая по эстраде и спотыкаясь о волшебную лестницу. – Господа, да примите же меры, кто-нибудь! Мне же за это отвечать!.. Охрана!!..
Только одна коротенькая заминка и случилась на пути Разина – когда перед ним возник пожилой охранник, похожий на поседевшего, видавшего виды волкодава; наверное - бывший армейский. Охранник ничего поделать не мог против такой толпы, но упрямо стоял, загораживая собою двери, и смотрел на атамана в упор. Рука его лежала на кобуре…
Степан Тимофеевич был на голову его выше и намного сильнее, но даже не в этом было дело: просто пришло время Разина, а время тех, кому служил этот отставной вояка – закончилось. Сделав обманное движение, атаман легко выдернул у старика из кобуры пистолет и стал, со знанием дела, рассматривать.
- Пистоль? А почто такая маленькая?
- Маленький, да дырку в башке сделает большую! – огрызнулся охранник. Считая себя уже покойником, он держался нарочито нагло. – Это не игрушка тебе, а ну дай обратно!
- А покажешь, как?..
- Еще чего!
Атаман не сердился, но откровенно потешался над обезоруженным «волкодавом».
- Старый солдат?
- Постарше тебя буду!
- Славный старик!.. Но пистоль-таки будет мой. А тебе на покой пора. Довольно ты им служил. Держи!
Сорвав с руки драгоценный перстень, Разин небрежно сунул его охраннику.
Огромный рубин в перстне представлял собою целое состояние. Охранник, побелев от бессильной злости, с силой швырнул это состояние на пол. В рядах перепуганного, притихшего на время бомонда сразу началось оживление – там ведь людишки знали толк в камешках!.. Несколько солидных господ и шикарных дам устремились под стулья в поисках перстня.
Перстень закатился куда-то в щель. Пожилая, не в меру декольтированная дама, стоя на четвереньках, выцарапывала его оттуда ногтями. Маститый творчина, суетясь и отпихивая конкурентов, наступил ей на руку. Дама взвыла. Красивые молодые девушки с криком «подождите нас, подождите!», бежали мимо – им было не до рубинов...
Степан Тимофеевич посерьезнел:
- Ну, не серчай, не серчай, служивый. А вот что я скажу: брось ты их. Со мной пойдем!
Охранник даже не понял, какая ему оказана честь: он оказался единственным, кого Разину пришлось уговаривать! Остальные все сами липли к атаману, радостно подчиняясь его невероятному обаянию.
- Так пойдешь?
Служивый колебался меньше минуты. Потом, тряхнув седым ежиком, сказал:
- А черт же с тобой, пошли!
И людской поток подхватил его.
Преград больше не было.
Однако, вывалив на улицу, орда, предводительствуемая Разиным, непонятным образом растворилась. То есть, ото всюду поступали о них приукрашенные слухи и скупые официальные донесения, фотографы осаждали редакции бульварных газет, потрясая пачками снимков, где, по их словам, были запечатлены благодеяния и злодеяния Степана Тимофеевича... На одной фотке он со своими неофитами громил шикарный офис банкира, на другой – раздавал бедным какие-то мешки - то ли с овсянкой, то ли с долларами... Но подразделения доблестного спецназа, вооруженного сперва дубинками, потом автоматами, а под конец уже – бронетехникой, почему-то всегда опаздывали к месту событий. Люди, схваченные по подозрению в сообщничестве, терпели все, но не сдавали своего атамана.
К вечеру по телевидению объявили награду за его голову – столько-то уде. Через пять минут запищал мобильник директора телестудии, чей номер знали немногие. Мужской голос грозно спросил: «Да почто ж так мало, бесы вы окаянные?! Вот я вас!..». При том было слышно, как рядом громко смеялись и подсказывали: «Скажи ему, что он дятел!», «Скажите, что они все бараны!», «Посылай их к такой-то бабушке, Степан Тимофеевич!». Директор струсил и отключился. Потом потихоньку пересчитал сотрудников – троих не хватало...
Подростки сбегали из дома сотнями, чтобы примкнуть к отряду Степана Разина. Сбегали и солдаты из ближайших частей, но эти – с огнестрельным оружием. Исчезали постовые милиционеры, причем - они отнюдь не были убиты при попытке задержать продвижение разинцев, а напротив...
Рассказывают, что, когда разинцы сносили в одном дворе буржуйские гаражи, мешавшие детям играть в футбол, к Тимофеевичу подбежала старушка. Тыча ему в лицо свои многочисленные «корочки» – диплом повара высшего разряда, удостоверение ударника комтруда, почетные грамоты, полученные еще при Союзе, - она буквально потребовала, чтобы он принял ее в отряд кашеваром. Разин смеялся от души - он вообще оказался мужик веселый. Потом сказал одно слово: «Собирайся!».
- Бедному собраться – подпоясаться! – ответила бойкая старушка. И ушла в чем была – в старом рабочем халате и сбитых тапочках.
Ночью пылали новорусские особняки. Надсадно выла сигнализация, срывали глотки сторожевые псы, которых Разин не велел убивать: «Скотина не виновата!». Разинцы перехватывали пожарные машины и разворачивали брандспойты, заставляя пожарных поливать стены близлежащих домов, чтобы, не дай бог, не сгорели вместе с особняками. Пожарные, хоть и были людьми мужественной профессии, подчинялись легко и весело.
Из-за повреждения проводов вырубалось в городе электричество, но тьма, освещенная золотыми сполохами, казалась праздничной. Страха не было. Дрожали той ночью очень немногие. Зато как дрожали!..
К утру размах общего движения превысил критическую массу, после чего мятежного атамана уже не имело смысла ловить. Те, кто вчера ловил, боялись, как бы сегодня их самих не поймали! Разин вернулся в мир всерьез и надолго.
Вот так все и началось.
Н. Бондаренко