Когда бы знать, случится что...
Потом скажу, что суждено.
Не хочется вставать, но жгучая потребность толкает полудохлого поэта. Скорей за комп, и вот уже строка пролита на страницу. В зародыше полно, завален стол, никак не разгребу, не курице сродни. Пока никто не смеет потревожить засел, стучу по клаве. Событий тьма. Инфекция, сей враг не видим, но утверждает мой сосед. Американцы. К нам занесли. Их, точно, след. У тех за всё в ответе русский.
Намедни довелось встречать детей. Аэропорт. Табло не радует: задержан рейс из западной Сибири. Чихают, кашляют, пришедшие на встречу. Снял куртку, жарко мне в одной рубашке, все остальные, кроме персонала, облачены. На улице всё ж ноль. Присел, в ногах нет правды. Ждать целый час пришлось в вокзальной душегубке. Сам не летаю четверть века, с тех пор как часто стали разбиваться самолёты. Диван стальной, как раз под вывеской табло. Наискосок сел, чтобы было видно в графе прилёт, что лайнер приземлился. После подрыва в Домодедове не объявляют рейсы. Вот и приходится выкручивать мне шею, и как лисе смотреть на виноград.
Какая радость: приземлился. Встал, отошёл подальше от народа в угол, чтоб было можно наблюдать, с поклажею идущих. Ещё полчаса миновало, и появился сын, чтоб упредить меня, что скоро будут все: невестка с внучкой, чу, в проходе. А сын со старшенькой своей всё там, на выдаче поклажи.
Был план успеть на поезд с самолёта, да рухнул он. Никто уж ни за что не отвечает.
Двенадцать ночи, едем мы в столицу, чтоб за билет на поезд выручить полсуммы. Сам за рулём, детишки дремлют, приутомились после перелёта...
Москва ночная приутихла, промчал к Садовому свободно. На Павелецкой котлован, отрытый памятник Лужкову. Сижу в машине, внучки спят, а сын с женою на вокзале. Уж в нетерпении, когда ж? Вот показались сквозь ограду. Билеты куплены на день. Когда уж спать: ещё в дороге час, да по пути заехать надо в "Карусель"за провиантом.
А время за полночь, настал уж третий час. В одной рубашке и в машине. Мне жарко, воздуха б глотнуть. И вышел. Холодно. Пред тем, в желудке слышал бормотанье. А тут вдруг-слабость. Снова сел. Позыв на рвоту, знать отравлен. Но отчего, не пил, не ел уж кряду несколько часов. Скорей, за несколько шагов прошёл подальше я к ограде. Извергнул, будто переел и перепил в пиру, в застолье. И легче стало, ощутил невольно, что будто вывернул кишки.
Домой приехали, за стол. Жена ждала. Всех усадили. Час ранний, но с дороги ели, пили. Мне только чаю захотелось. И спать скорей, коль в восемь провожать детей. В такси багаж перегрузили, вновь на Казанский проводили.
И, слава Богу, я теперь не выхожу почти за дверь. Смотреть на пищу не могу. Не оливье, ни пирогу не рад. Такая вот инфекция...на високосный год проекция!
31 декабря 2016 Х.В.