Аквариум с рыбками гл. 4 Ласточка

    

       Выйдя от Водолея, я сразу же направилась к Ласточке. Всё время, пребывания на Гере, она и Сандра были в моих мыслях. По земным меркам прошёл год с момента катастрофы, здесь это оказалось парой месяцев. Просыпаясь, я первым делом мысленно вопрошала: «Как там и где мои девочки?»
 И вот, передо мной раскрываются створки очередной капли - так мы называли наши жилища, похожие на капли воды. Войдя, никого не обнаружила, но сразу обратила внимание на то, что здесь такая же, как у меня манера тонировать стены: одна – со стороны входа - прозрачная, все остальные – матово-белые. И вдруг, прямо ниоткуда, передо мной появилась маленькая китаянка за руку с рептилоидом.
- Ласточка! – кинулась я к ней, а она - ко мне.
Смесь английского, китайского, мысленное общение, объятия, поцелуи, слёзы… и, наконец, мы, взявшись за руки, присели на появившееся подобие дивана, и всё смотрели друг на друга, и плакали. И только некоторое время спустя, я вспомнила про её сопровождающего. С умильной улыбкой он смотрел на эту сцену, тихо стоя в стороне. Я извинилась и поприветствовала его, подняв правую руку и представившись.
- Лео, - с лёгким поклоном ответил рептилоид. Он был высок, худощав, имел иную форму черепа, с костяными наростами вместо волос. Телосложением был схож с представителями негроидной расы на Земле, цвет кожи имел оливково-коричневый, а глаза - жёлтые. – Девочке пора поесть, - добавил Лео. - Она ещё очень слаба, и хоть я не большой специалист в кулинарии, всё же пытаюсь её хоть чем-то порадовать. Да и тебе не мешало бы подкрепиться.
- С удовольствием! – кивнув, подумала я и вспомнила, что голодна.
Ян сидела у меня на коленях, прижавшись всем своим хрупким тельцем. На вид ей было лет пять. В этом возрасте тактильные ощущения и присутствие близкого человека ещё очень важны детям. А я вполне годилась ей в бабушки. Ну, а после нашего волшебного спасения она стала очень близким для меня человечком. Мысли мои переносились отсюда к той катастрофе, потом к прощанию с дочерью.
Девочка внимательно посмотрела на меня своими очаровательными глазками, похожими на арбузные семечки, и сказала:
- Сандра жива, она на Луне, на земной Луне. Все наши астронавты после катастрофы были приняты Силами Спасения на лунную станцию.
- У них там сейчас очень важная работа, - добавил Лео. – Они в безопасности.
- Откуда это известно? – словно простонала я. Вся тяжесть возможной утраты свалилась с моих плеч.
- На всех, находящихся в околоземном пространстве, был послан запрос по лучу, - ответил Лео, - а Ян знает, поскольку очень за тебя беспокоилась, и я ей рассказывал всё, что удалось узнать. Я - её наставник, учитель, врач.
У меня мелькнуло сравнение, что по степени информированности, обитатели планеты были похожи на мореплавателей, где на судне связь в любом уголке корабля работает постоянно, чтобы все были в курсе общих и важных дел. Это вспомнилась одна из последних экспедиций вдоль атлантического побережья Америки, где было обнаружено на дне, прекрасно сохранившееся, двадцатикилометровое шоссе из искусственного материала, возрастом более десяти тысяч лет.
Мы поднялись и пошли за Лео к столу. По пути я увидела, впервые за время пребывания здесь, зеркало, да ещё большое. Ведь о том, что у меня жёлтые глаза, узнала из своей анкеты, составленной информационным центром. Там, на Земле, они были голубыми. Зеркало оказалось более тёмным и глубоким, нежели его земные аналоги. По виду напоминало застывшую гладь воды и имело цвет серебра с отливом в морскую волну.
- Тут я осваиваю четвёртое измерение, - сказала Ян, показывая на него.
«Как Алиса в Зазеркалье», - пришла мне в голову земная ассоциация.
- Именно так, - рассмеялся Лео.
Мы подошли ближе, и я отпрянула, увидев себя всю. На вид, мне было не более тридцати, и у меня оказалась весьма смуглая кожа, хотя прежде я была светлокожей блондинкой. В общем – узнала я себя с трудом. Хорошо, что память сохранила мои жесты, привычки и мимику. Я была Мартой тех далёких лет, когда получила приглашение на работу в Делавэрский университет. Точнее говоря, многим похожей на ту Марту.
- Я именно то, что вижу в зеркале? Мои глаза меня не обманывают?
- Всё так! Это работа кристаллов, - начал объяснять Лео. – Они снимают некоторые приобретённые материальные качества, оставляя сущность. Под их действием субъект сначала вроде бы молодеет, но потом… Думаю, что если бы ты не вырвалась от них, то была бы ещё более неузнаваема, превратившись в минерал. Но не будем сейчас об этом… Похоже, что изначально ты из системы Андромеды - так на Земле называется это созвездие. Впрочем, как и мои предки тоже, - подумал Лео, и лёгкая тень пробежала по его лицу.
Я вопросительно посмотрела на него, хотя пора было уже перестать удивляться. Просто всё никак не могла привыкнуть, что мысли здесь равносильны слову. Ещё вспомнилось то помещение на пересадочной станции, где я ощутила привкус железа во рту; колонна, пряный запах… А, ещё я подумала, что не многим моим землякам (это значение приобретает здесь особый смысл) открыта была дорога сюда.
За столом я кормила Ян, как когда-то прежде – свою Сандру, памятуя, что дети в этом возрасте редко имеют отменный аппетит. После каждой ложки съеденной «каши», чем-то напоминавшей по вкусу пшённую, а по виду густой молочный коктейль, девочка взглядывала на меня. И тут уж я, как настоящая бабушка, нахваливала малышку. Хотя прямо и не знаю, кем мне теперь себя считать – на вид я была не старше своей дочери.
На столе стояла необыкновенной красоты и классических пропорций ваза с виноградом, удивившая меня. По виду материал её очень напоминал платину, так нравившуюся мне на Земле своим благородным сдержанным цветом и отливом, напоминавшим утренний туман. Правда, в таком количестве видеть этот металл не приходилось никогда. А Лео объяснил, что виноград был в доисторические времена доставлен на Землю из системы Ориона. Оказалось, что наша малышка очень любит его. Я с благодарностью посмотрела на её наставника, задвинув на дно мысль о вазе.
Поев, Ян снова влезла ко мне на колени, уютно устроилась калачиком, глубоко вздохнула и очень быстро заснула. Я не заметила, как со стола всё исчезло, кроме винограда. Слегка покачивая девочку, я гладила рукой тёмные волосы и любовалась ей. Лео рассказывал о Ласточкиных успехах. Потом предложил перенести малышку в постель, но Ян, не просыпаясь, крепче вцепилась в меня.
- Ты можешь оставаться здесь, - жестом показывая на дом, сказал Лео. - Водолей это предполагал и обо всём договорился. Вместе вам будет легче осваиваться.
Никогда ещё тут мне не было так хорошо! Мы вместе устроились на подобии дивана, и, уткнувшись друг в друга, заснули крепким сном. Перед этим я ещё увидела, как Лео заглянул к нам и улыбнулся, покачав головой.
Началась моя новая жизнь. Вместе с Ян мы осваивали четвёртое измерение пространства, трёхмерное время и себя – новых. Этот мир не был миром посмертия. Это был один из тонких миров, созданный провиденциальными силами для перехода уцелевших землян в новую расу, в новое состояние. Переселенцы попали сюда разными путями, но все через преображение. И теперь все, без исключения, участвовали в общем процессе становления, и тут уж от каждого требовалось по его способностям!
Представители других цивилизаций принимали в этом деятельное участие. Нашими учителями и наставниками были члены затомисов – небесных стран метакультур человечества. Мы учились видеть духовным просветлённым зрением, слышать духовным слухом. Глубинная память оживала. Всё, случившееся и происходящее с нашей планетой, воспринималось теперь иначе. Но, без сомнения, каждый переселенец сострадал тем, кто выжил там, либо был спущен в низшие слои Шаданакара для развязывания своих кармических узлов. Увы, не многие смогли развязать их в Энрофе – том слое Земли, откуда мы прибыли. Если бы этому уделялось у нас более серьёзное внимание, всё могло бы сложиться иначе, хотя… понятие «если бы» не для истории, как мне казалось.
Не помню, чтобы я в земной жизни отличалась особой праведностью, но не делать другим того, чего не желаешь себе, мне удалось. Благо, что у меня, кроме дочери, давно уже не осталось родственников, и основная часть моего существования проходила среди единомышленников, друзей, да интересной работы. Как говорил Водолей, я была баловнем судьбы. Но, уверена, что это во многом – его заслуга. В самой глубине моей памяти ещё жива была Волчица, готовая постоять за себя, ибо видела во многом угрозу своему маленькому миру. Он же научил меня существованию действительно разумному – исходящему от разума, а не вечных метаний дуального ума между неизбежными в материальном мире противоположностями. Но помнится, до полного разотождествления, то есть, до отделения себя от тела и ума; от материальных благ человечества, всегда имевших своих антиподов, мне так и не удалось дойти. Думаю, что Водолей с Элл успели этого достигнуть ещё там, на Земле. Отсюда и их особый путь сюда.
Известий от дочери пока не было. Ян занимала всё моё свободное время, и я об этом ничуть не жалела. Однажды вместо Марты, она назвала меня мамой и долго внимательно смотрела мне прямо в глаза. Сердце моё переполнилось огромной любовью к этому дорогому ребёнку, и мы обнялись. Мы обе знали, что по-другому уже не будет.
Так я обрела свой дом, куда хотелось возвращаться; полюбила те редкие часы, когда перед сном собирались в зале у прозрачной стены все вместе: Ян, Лео и я. Сидели, обсуждали текущие дела, причём никто из взрослых не позволял себе относиться к Ян, как к человеку, не способному понять серьёзных проблем – тут всё было, как мне казалось, общее, и малышка ценила это, стараясь держаться достойно.
Иногда я устраивала церемонию чаепития под сосенкой, похожей по форме на бонсай. Это деревце Ян и Лео посадили возле прозрачной стены ещё до моего появления здесь. Рядом рос прекрасный куст белых цветов, напоминавших гардению. Это был Ласточкин куст. Она ухаживала за этими цветами и даже разговаривала с ними. А Лео сделал так, что вся прозрачная стена капли стала раздвигаться, и у нас получилось подобие террасы.
Это были прекрасные посиделки за чаем, во время которых мы любовались небесной бирюзой и розово-золотистыми облаками над горизонтом. Здесь они всегда были у линии горизонта – совсем, как когда-то на Окинаве, где мы провели прекрасные пару недель с Элл, Водолеем и моей Сандрой. Если вечера на террасе попадали на время заката нашей звезды, по имени Тесса, принимавшей над горизонтом цвет, переливающийся всеми оттенками золота, то это ощущение ещё более усиливалось.
Как-то я рассказала о наших земных вечерах у Водолея, или у меня – возле камина. Вскоре в нашем зале появился камин – вернее его голографическая копия. Но от него исходило тепло и тот же запах горящих дров. На вопрос: «Как это?» - Лео уклончиво ответил, что это его подарок.
Ласточка просила рассказывать о моей стране, и я рассказывала. Она слушала с горящими глазами, а Лео, если был у нас – с еле заметной грустью на лице, не отличавшемся богатой мимикой. Однажды, вспоминая университет, я поведала, что однажды направила своих студентов на пару лекций к Водолею. Это было тогда, когда в рамках раздела палеонтологии мы начали говорить о Homo sapiens, ареал которого в конце верхнего палеолита, около сорока тысяч лет назад, уже охватывал практически всю Землю. После них, мои студенты при ответах стали называть человека разумного умником, а то и Homo vitalis, с такими ценностями, как продление рода, самосохранение, самоутверждение.
Подобного рода шутки и посещение лекций по другим предметам у нас в уни приветствовались. Они рождали интереснейшие обсуждения на семинарах. Студенты с удовольствием лезли в изучение материалов, которые в последующем не были лишними. С тех пор Ян иногда задавала вопрос о том, разумная ли она, или просто умница. Ян умела удивлять…
А ещё я пересказала малышке все сказки, какие только помнила. Когда-то, в пору детства моей дочери, у нас был ритуал ежевечернего чтения вслух перед сном. Ласточка с неослабным вниманием слушала всё, и вскоре у неё появились любимые сказки: про Дороти и Тото, путешествующих к Волшебнику в страну Оз, про смешного медвежонка Винни-Пуха и его друзей, про Алису в стране Чудес. Ну, и конечно, как у каждого ребёнка, были тысячи вопросов – больших и маленьких. Кроме того, мы начали создавать игрушки и рисовать. Ян часто рисовала горы, и я предположила, что жила она в гористой местности. С её воспоминаниями, иногда всплывавшими обрывками в памяти, мы были очень осторожны, чтобы не травмировать ребёнка.
Однажды Лео прибыл на наши вечёрки чем-то озабоченным. Глянув на него, я сразу отвела взгляд, ибо лицо его приняло не знакомое мне выражение суровости, или чего-то ещё. Прятать свои мысли я тогда ещё плохо умела. И, возникшую вдруг, догадку: «лемуриец!?» он перехватил. Потом мы мельком встретились глазами, и я знала, что он знает о моей догадке. Хотя эта фраза выражала обычное состояние присутствующих на этой планете – тут все всё узнавали друг о друге при сближении. Для меня это объясняло некоторую разобщённость. Чтобы быть открытым обществу, с этим нужно родиться, или переродиться окончательно, а мы, преобразившись физически, во многом ещё оставались землянами. Несмотря на частично приглушённую память о земном существовании, у многих из нас, видимо, было что-то ещё, мешавшее перерождению. Но работа явно велась, во всяком случае – я это видела.
Отсюда, издалека, мне иногда казалось, что там, на Земле, мы не столько жили, сколько играли свою жизнь. В сущности, это была большая игра – театр, где оказалось задействовано почти всё человечество. Сценарий нашей жизни подправлялся по ходу пьесы, амбиции актёров, пытающихся перетащить внимание на себя, только злили режиссёра. Энтропия нарастала. Пару последних лет на Земле я искренне завидовала детям, не ведающим ещё этой опасной игры и маргиналам, отключившим своё сознание от происходящего. И я перестала участвовать в общественной жизни, читать газеты, смотреть и слушать новости, кроме тех, что непосредственно относились к моей работе. В неё-то и ушла с головой после проводов дочери и неожиданной потери связи с Элл и Водолеем.
Теперь в моей жизни появилась милая птичка – Ян, с которой можно всё начать с чистого листа. Именно с чистого.
Я чувствовала, что предстоит серьёзный разговор с Лео, и что до него, мне лучше об этом даже не думать, во избежание утечки информации. Спасибо Водолею, «не думать» он меня научил ещё на Земле, и я это помнила.
Помнила!.. Что удивительно, многие переселенцы не помнили почти ничего, узнавая о случившейся катастрофе только здесь, на Гере. Кажется, память была стёрта и у Ян, хотя однажды, во время нашего, традиционного, чаепития, она посмотрела на пиалы с тибетским орнаментом, недавно появившиеся у нас, и беззвучно заплакала. Я взяла её к себе на колени и обняла, вытирая слёзки. Лео положил ей на голову свою ладонь и вскоре девочка успокоилась. В этот раз мы говорили о её прекрасных гардениях, о том, что мы её очень любим и переживаем, когда ей плохо, а также о приближении здешней зимы; и, что некоторые переселенцы, узнав, что тут живёт девочка, просились в гости.
Я не раз уже размышляла о том, каким образом она очутилась тогда возле сейсмостанции. И ещё: почему тут нет других детей, а её опекает именно Лео, а не кто-то из представителей небесных стран наших метакультур? И откуда... откуда эта догадка о лемурийце?

2016г.
Фото из интернета