Ножка теляины-6

Борис Ефремов 2
НОЖКА ТЕЛЯТИНЫ


Анализ стилистических ошибок


51. Библия. (“Первое послание Петра”). Когда в ошибке нет ошибки...”


“...Благодать вам и мир да умножится...” (1 Пет. 1, 2).


На первый взгляд в Библии – явная ошибка: два, связанных по смыслу существительных и глагол, выража-ющий действие сказуемых, – даются в единственном числе. Казалось бы, надо было сказать: благодать вам и мир да умножатся. Но тут как раз тот случай (о нем речь выше), когда в Библии ничего нельзя “ни убавить, ни прибавиь”. “Благодать” вбирает в себя слово “мир”, как общее – одну из частностей, и потому употреблен глагол “умножится”. “Умножатся” (мн. число) было маслом масляным. Благодать ведь и есть, кроме сногих других качеств, – мир для души человека!

Видимо, с этой точки зрения можно иногда прощать подобные стилистические ошибки авторам; но лишь тогда, когда существительные, действительно, представляют смы-словое единствою Бог даст, пример такой попадётся и мы его разберем...

52. А. Пушкин. (“Борис Годунов”). “Я царствую спокойно – без покоя...”

К своему удивлению, заметил ошибку у Пушкина. Раньше, как ни искал, – ничего не мог обнаружить:

блестящий, безукоризненный слог (и в стихах, и в прозе). Но, видимо, не безгрешны и гении. Читаю у Пушкина в “Борисе Годунове”:

“Достиг я высшей власти;
Шестой уж год я царствую спокойно.
Но счастья нет моей душе”...

Тут еще можно согласися с употреблением слова “спокойно”. Пусть нет счастья душе – можно к несчастью привыкнуть, и жить, царствовать спокойно, не стремясь к счастью. Но из дальнейшего повествования мы узнаем, что как раз спокойствия-то в жизни Годунова и не было. Посмотрите, какие на сердце государя волнения и тревоги:

“...Ни власть, ни жизнь меня не веселят;
Предчувствую небесный гром и горе”...

Думается, любого человека приближающееся горе волно-вать будет. Да вот же и сам несчастный царь признаётся в этом:

“...Ах! чувствую: ничто не может нас
Среди мирских несчастий успокоить”...
Далее мелькает надежда на спасение:
“...Ничто , ничто... едина разве совесть”...

Однако и здесь крушение:

“...Но если в ней единое пятно,
Единое, случайно заведётся,
Тогда – беда!..”

Пятно, увы, есть, да еще какое!

“...И мальчики кровавые в глазах...
И рад бежать, да некуда... ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста”...

О каком спокойном царствовании можно говорить... Впрочем, заметим, говорит-то про это не сам автор, а его взволнованный герой. А в волнении чего ни наговоришь... Утверждая в начале монолога, что царствовал спокойно, Годунов, может быть, и хотел бы в это поверить, но дальней-шие рассуждения привели к противоположному выводу. Могло быть такое с государем? Могло. Так что наша “удача” в поисках погрешностей в трудах Пушкина с этой точки зрения меркнет, если не рассыпается вовсе...

Хотя и нашему самому великому классику избежать конфликтов со стилистикой, как мы увидим ниже, не удалось.

53. М Лермонтов («Звезда»)... «К нему... в карман?»

«Усталых вежд
Я не смыкал,
Я без надежд
К нему взирал...»

К нему – значит к нежному взору любимой...

Но взирать – глядеть, смотреть, а смотреть к нему – нельзя; смотреть можно на него, в сторону его и т.д. Правда, можно смотреть к нему в карман, если под ним понимать не взор, а человека...

За минувшие дни внимательно перечитал биографию М. Ю. Лермонтова, – и всё объяснилось. В юные годы поэт был прикован к постели и грамотой овладевал с помощью бабушки и ее домашних. По большому счету, нельзя говорить о серьезном изучении русского языка. Серьезное обучение началось для Лермонтова с 13 лет, и, конечно, два три года не могли выправить его речи, юношеского стиля... Вот и ошибки, которые ставили меня в тупик. Теперь вопрос ясен... Приходится мириться, но уже с пониманием стилистических просчетов. Они были неизбежны...

54. М. Лермонтов («Люди и страсти»). «Ни я, ниат – не заглянут...»

«прощай, мой племянничек... надолго, потому что, верно, ни я, ни брат больше сюда не заглянут...»
Верно, они не заглянут. Однако герой говорит не о ком-то, а себе самом и своем брате, а о себе нельзя сказать как о человеке отвлеченном, помтороннем. Стало быть, правильно нужно было сказать так: ни я, ни брат сюда больше не заглянем.

55. М. Лермонтов («Вадим»). «Пройдя, слышится что-то...»

«...Пройдя таким образом немного более двух верст, слышится что-то похожее на шум падающих вод...»
Надо бы написать так: пройдя немногим более двух верст, услышишь что-то похожее на шум... А так получается, что более двух верст проходит не путник, а то, что слышится... Уж совсем мистика...

56. М. Лермонтов (Там же). «Толпа собак и лошадей»

«...Здесь отдыхал Борис Петрович с толпою собак, лошадей и слуг...»

Тут весь фокус в том, что слово «толпа» применяется к понятиям, весьма отдаленным друг от друга по роду своему: люди – одно, собаки – другое, а лошади – третье, а потому и скученность их определяется в русском языке разными словами. Да, люди собираются в толпу, но собаки – только в стаи, своры, а лошади – в табуны. Да и сам автор знает это. Чуть ниже он пишет: «собаки, разделенные по сворам, лакали в длинных корытах...» (тут, правда, возникает вопос: можно ли лакать в корытах; лакают из чего-то, но не в чем-то, исключая место нахождения). А еще ниже и скопище людей называется толпой:

«Удивлённая толпа смотрела ему вслед...» Впрочем, вот ведь наваждение! и в данном предложении примитивнейшая, распространеннейшая ошибка:

«Удивленная толпа смотрела ему вслед, и по частому топоту они догадались, что Вадим пустился вскачь...»

В первой части предложения автор говорит о толпе (женский род, единственное число), а во второй говорит о толпе «они» (множественное число, неопределенный род). Это большая неловкость; надо было сказать: люди, или уж на худой конец (здесь тоже будет натяжка!): она догадалась (толпа, вся сразу так и догадалась?)... Ох, велик, велик по нюансам русский язык! Но ведь писатель имеет дело с этим языком, и задача его – знать и чувствовать язык безукоризненно.

Дабы у читателей не сложилось впечатления, что Лермонтов плохой стилист, приведу пару цитат из примечаний ко 2-му тому Лермонтова (издательство Академии наук СССР, Москва – Ленинград, 1959 г.), написанных редактором том Б.В. Томашевским.

Известнейший литературовед пишет: «характерные особенности «Боярина Орши», «Мцыри», «Демона» создают впечатление стройной, взволнованной речи, в которой даже словесные неточности принимаются и осмысливаются читателем в общем эмоциональном контексте. Не удивительно, что лермонтовский стих гипнотизирует читателя...»

Томашевский приводит слова В.Г. Белинского: «Сейчас упился я Оршею. Есть места убийственно хорошие, а тон целого – страшное, дикое насладждение...» (Письмо В. П. Боткину летом 1842 года).
Но, увы, словесных неточностей очень много...

57. М. Лермонтов («Измаил-Бей»). «А вам орла неприметно?»

«Ни ветра на земле, ни туч
На бледном своде! чуть приметно
Орла на вышине бесцветной...»

Строй русской речи требует написать: «Чуть приметен орел в вышине бесцветной...» Можно и так сказать: «Чуть приметно орла паренье в вышине бесцветной...» Но очень неловка фраза: «Чуть приметно орла»... Только просмотром автора ее и можно объяснить...

58. М. Лермонтов (Там же). «И РАССЫПАЛСЯ ОБ НИХ...»

«... и рассыпается (родник. – Б.Е.) об них (о камни. – Б.Е.) радужными брызгами...»

О камни можно струям родника разбиться, но не рассыпаться; рассыпаться можно по камням, на камнях. Здесь употребление явно не того слова, смешение значений, незамеченная автором путаница понятий...

59. М. Лермонтов (там же). «КАК МОЖНО МНЕНИЮ ВЗОЙТИ НА ВЫСОТУ МЕЖДУ КУРГАНАМИ?..»

Для этого мнению нужно стать мнением наблюдателя из лермонтовского «Вадима». Автор утверждает:

«...взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган...»

Ясно, что не мнению надобно восходить между курга-нами, а – наблюдателю. Чеховская шляпа, кажется, побивает все рекорды...

60. М. Лермонтов (там же). «Так слушатель или читатель?»

«Я прошу своего или своих любезных читателей пере-нестись воображением...»
И чуть ниже, страниц через 14:

«Я должен вам признаться, милые слушатели...»

Так кого же имел в виду Лермонтов – читателей или слушателей, ведь читать – одно, а слушать – своершенно другое?.. Тут либо первое, либо второе... Учитывая, что М.Ю. был писателем, а не атером, – бесспорно, предпочтение следует отдать первому варианту. Писатель – пописывает, читатель – почитывает... Да, собственно, сам Лкрмонтов это и подтверждает в последующей главе незавершенного романа:

«...я предполагаю в своих читателях должную степень любопытства...»