Ты, Каэйру, мой учитель, каким бы ни было тело,
В которое теперь ты одеваешься, далёкое ли, близкое, суть
Твоей души, универсальной и ограниченной,
Твоей божественной духовной оболочки…
Ты видел своей совершенной слепотой, не видя…
Ведь то, что ты видел твоими чудесными плотскими пальцами,
Был облик вещей, ощутимый, а не внешний,
Была действительность, а не действительное.
Только в свете она видима,
И она видима только потому, что есть свет,
Ведь истина, являющаяся всем, - это истина, что есть во всём.
И истина, что есть во всём, - это истина, его превосходящая!
Ах, без страха!
Ах, без печали!
Ах, ни усталости заблаговременной от ходьбы,
Ни трупа, спрятанного им самим в душе,
В ночи, когда лишь ветер свистит в пустынном мире
И дом, где я сплю – это могила всего,
Ни ощущения важности от того, что чувствуешь себя трупом,
Ни сознания отсутствия сознания там, под плитами,
Ничего...
Смотрю на дневное небо, что отражает ночное,
И эта вселенная, сферическая и вогнутая,
Видится мне зеркалом, внутри которого мы живём,
Ограниченного, ведь это часть всей глубины,
Но со звёздами и солнцем, прорубающим окно из видимого -
Наружу – к выпуклости, что является бесконечностью…
И тогда, в самой Истине,
Я достану планеты и жизнь из кармана, как очевидный подарок,
Прочту Жизнь сначала, будто в старом письме,
И тогда, при лучшем свете, всё узнаю, всё пойму до конца.
На пристани много людей, они смотрят, как я уезжаю.
Но эта пристань – вокруг меня, и я заполняю судно —
И судно – это постель, гроб, склеп — И я не знаю, кто я, ведь я уже не там…
И я, кто воспевал
Современную цивилизацию, впрочем, во всём подобную прежней,
Современные вещи, только потому, что они из моего времени,
Машины, моторы,
(...)
Иду - по диагонали ко всему - вверх.
Прохожу через все щели,
Будто пыль, не разрывая оболочку;
И я разделю багаж Божественного,
Сколько раз, кто знает? возвращаясь к той же точке
(Кто ходит по ночам, ведь он умеет ходить и знает ночь?),
Понесу в котомке всё увиденное —
Небо до звёзд, и солнце во всех ракурсах,
И все времена года и особенности их цветов,
И поля, и горные цепи, и земли, заканчивающиеся пляжами,
А дальше – морем, и чем-то за морем, что есть там, далеко.
И внезапно откроется Последняя Дверь всех вещей,
И Бог, как некий Человек, появится передо мной в конце.
И будет Неожиданный, которого я ожидал —
Неизвестный, которого я всегда знал —
Единственный, которого я знал всегда,
И (...)
Кричите от радости, кричите со мной, кричите,
Вещи полные, переполненные,
Вы – это моя жизнь, захваченная водоворотом...
Я выйду из полой сферы,
Не по звезде, но по лучу звезды —
Пойду в действительное пространство...
Ведь пространство здесь, внутри, должно быть закрыто,
И лишь кажется бесконечным, ведь закрывается очень далеко —
Слишком далеко, чтобы думать об этом.
Моя рука – уже на рукоятке луча.
Открою широким жестом,
Настоящим, магическим жестом
Дверь в это Выпуклое,
Окно в это Бесформенное,
Основание для чудесного окончательного.
Я уже смогу обернуть наружу это внутреннее,
У которого звёзды в конце, теперь моё небо будет
Под изогнутой надстройкой —
Потолок подвала действительных вещей,
Ночного свода смерти и жизни...
Я выйду НАРУЖУ,
В Ближнюю Бесконечность,
Во внешнюю метафизическую окружность,
К свету снаружи от ночи,
К Жизни-смерти снаружи от смерти-Жизни.
12-1-1927