Осень. Распадается природа, как крошится хлеб из иссохшего рта усталой старушки.
У неё в устах осталось лишь зуба два, она живёт одна в гнилой комнатушке.
Уже издавна Её почитают Богом
И кто-то до сих пор хвалит старуху высоким слогом.
Расцвела она, когда последний идол откинул копыта.
Последний волос с её головы упал, когда метеорологическую станцию поставили на месте бабушкиного корыта.
Деревня возле станции так и не поела досыта:
её снесли, как сносят надоедливую тёщу, которая не умеет варить борща.
Красного, как облупившиеся ногти проститутки. Она никогда ничего не делала сообща.
Она пашет круглые сутки.
Ей неведомы все эти Божественные мутки с "Солью земли", зато она знает вкус солёного пота.
И что при глубоком горловом могут быть удушье и рвота.
Она невысокого роста.
Каждый её день похож на день православного поста.
Она худа и имя её Весна.
Она не пошлёт родителям привета.
Кстати, они не выносят яркого света: он мешает смотреть телевизор.
Мимо их окна проносится детвора. Каждое лето.
Она шумит, а значит, она пуста: гремит всё, что пусто.
Толстой был бы счастлив, его абсолют — простота.
У этих детей пока нет ни кола, ни двора.
Весь мир — их дом, их Бог — они сами.
Они не жмутся к старухе с двумя зубами.
Им хорошо, если у них есть мама, папа и деньги.
Они умело могут манипулировать вами и перепрыгивать через три ступеньки.
Хотя есть среди них те, у кого с малых лет сломлен стан.
Они тихи, как спящий вулкан.
У них нет ни планшета, ни солнца, их главный враг — зима.
Она заставляет их оставаться дома.
Они тоже не знают силы Божественной соли земли, но не раз пробовали вкус слёз.
Их утёрли сухие старушечьи руки.
После них уже не кажутся смертными эти жестокие муки.
Когда тебя регулярно избивают родные отцовские.
Они горячи, но почему-то всегда холодно и приглушаются звуки.
Не назовёшь этот вулканный комочек ребёнком.
Он твёрдый замочек, от которого никогда не найдёшь ключа.
Они, как та проститутка-весна, не знают, для чего природа их создала.
А природа не знает сама.
Теперь она много чего поняла
И плачет, краснея от собственного бессилия и стыда.