Стихи Эренбурга

Александр Анайкин
Я не собираюсь проводить теоритические изыскания поэзии Ильи Эренбурга. Такого рода литературы и без меня написано достаточно. Я лишь хочу обратить внимание читателя на некоторые особенности его поэзии, в общем-то, не свойственные советской литературе. В советской литературе слишком много пропаганды и прямой лжи. Не избежал этого недостатка и Эренбург. Именно поэтому мне более нравятся его дореволюционные стихи, они, как бы сказать, более человечны, что ли. И, если я уж заговорил о дореволюционных стихах Ильи Эренбурга, то хотелось бы обратить внимание читателя на следующий парадокс. А именно, на предвидение революционных событий. Даже не столько само предвидение революции поражает, сколько точность характеристик революционеров. Точность прямо таки убийственная.
Да вот взять, хотя бы поэму Эренбурга «О жилете Семёна Дрозда». Вроде бы описана обычная уголовная история, которая интересна разве что для уголовной хроники. Сёма Дрозд завидует жизни капиталиста Михеева и делает попытку убить того. Покушение не удалось. Вроде бы что особенного, обычная история про террориста неудачника. Но, давайте посмотрим, как изображён автором этот неудавшийся убийца.

Семён хочет убить Михеева.
За то, что Михееву ничего на свете не надо,
За то, что у него две фабрики,
За то, что он Михеев, носит белые перчатки,
Каждый день бреется,
За то, что он – Игорь Сергеевич Михеев.

Здесь нет никакой классовой сознательности. Одна звериная злоба, замешанная на примитивной зависти. Ну, не любит Сёма господина Михеева. Вот и вся причина, по которой он хочет убить главу фирмы и семейства. Но, давайте вдумаемся. Ведь именно такие Семёны возглавляли ВЧК, убивающие людей не потому, что те в чём-то провинились, а потому, что просто ненавидели этих людей.  А ведь это стихотворение написано в 1916 году, задолго до революции. Но, не будем забывать, что Эренбург еврей и ему очень хорошо были знакомы погрому, проводимые в еврейских гетто. А чем, собственно, такие погромы отличаются от революционных экспроприаций и революционных казней. И там и тут людей грабили и убивали не за конкретную вину, а за принадлежность к определённой социальной или расовой группе. Именно поэтому Эренбург и сумел столь мастерски изобразить типаж убийцы. И не только мужчин революционеров, но и женщин изображает Эренбург.

Каторжница, и минуты злобы
Губы тёмные на всё способны.
От какой Сибири ты взяла эти скулы,
Эту волю к разгрому, к распаду, к разгулу?

А ведь это не комиссарша восемнадцатого года, эта дамочка описана в 1915 году. Но как точно передан характер именно комиссара.
Вообще, Илья Эренбург не очень-то любит революцию. И, как это не парадоксально, говорит о этой нелюбви довольно откровенно.

Да вот хотя бы возьмём трагедию Эренбурга «Ветер». Это поэма о революции, и написана она в 1919 году в Киеве. Город в то время просто кипел революцией. А Илья был очевидцем тех событий. И под впечатлением того хаоса и создал свою поэму. В этом произведении есть просто убийственные по своему сарказму строчки. Да вот хотя бы диалог между лидером повстанцев Гонгорой и некоей аристократкой Альбой.

Гонгора.
Наш рай – дорога в край,
Куда нельзя никогда прийти,
Нет рая выше, чем борьба за рай,
Нет счастья слаще, чем всегда идти.
Альда.
Но если люди в этот рай идти не захотят?
Что, если им милей привычный с детства ад?
Гонгора
Я их заставлю! Я сожгу их затхлый дом.
Слепцов надо в рай загонять бичом!...

То есть Гонгора сам понимает всю нелепость коммунистических идей, тот рай, в который «нельзя никогда прийти». Но ему некуда деваться, он по уши увяз в этой революции. Поэтому он и проявляет столь фанатичное упорство, желание загонять в коммунистический рай людей бичом. А ведь так и было. Чего скрывать то сейчас по прошествии времени. Недаром эта аристократка определяет Гонгору как инквизитора. Так коммунисты и действовали, как самые злобные инквизиторы.
Хотя, несомненно, среди них было и много попросту чеканутых, как, например, Родриго, который живёт как в бреду. Да он действительно просто бредит наяву.

Родриго
Для меня переворот – нечто вроде цирка.
Всё становится наоборот,
Шиворот-навыворот.
Гидалльго жирненький в цилиндре картошку чистит и
осла скребёт,
А я вот в этом кресле с графскими гербами
Пишу приказ… «об уничтожении имперской власти
в Германии».
Перекрасить вывески, переставить календарь,
перепутать имена,
Заставить каталонца говорить по-якутски,
Теперь октябрь, не всё ль равно – «провозглашается
весна», -
Вот это революция!

Совсем как во Франции. Этим чокнутым революционерам было всё равно, что перевернуть, устои календаря или общества в целом. Лишь бы заставить богатого делать чёрную работу, а самим управлять. Конечно, тут возникает вопрос, как безграмотный человек будет управлять? Но, это мы уже видели, ведь это в нашей стране были министры с двумя классами образования. Впрочем, не только у нас, но и в других странах тоже, где раковая опухоль коммунизма разрослась до масштабов всей страны. А ведь такие люди не только управляли в одной стране, но и строили планы «мировой революции». Этот Родриго, кстати, тоже строит такие планы.

Мы разрабатываем план восстания в Германии.

В городе идут бои, коммунаров теснят, а он разрабатывает революцию в далёкой Германии. Ну, нормальный ли этот Родриго? Навряд-ли?
Впрочем, не он один такой среди повстанцев. Товарищ Пабло ничуть не лучше. Вот и его проект.

Гонгора, я разработал до мельчайших деталей
План общественного кормленья грудных младенцев
в народном сквере.
 Надо, чтобы граждане со дня рождения приучались
К новой социальной эре.

Ну, как тут не вспомнить декрет, изданный в нашей стране, где все женщины объявлялись национализированными и переходили во всеобщее пользование.

А что же Гонгора, как он реагирует на дикие проекты своих соратников?
С пониманием.

Гонгора
Я даю вам все полномочия. Вне закона.
Для них ещё хватит патронов.
Довольно колебаний; мы должны быть беспощадны.
Палачи? Что же! Так надо…

Гонгора как человек, получивший образование, вполне осознаёт, что они, революционеры то есть, просто палачи в этом случае. Но, ведь так надо. Вопрос, кому?
Но революционеров это мало волнует. Им главное вести массы спешно в коммунистический рай. А сомневаться в вынесении приговоров им не к лицу. Вот, например, как описан суд над аристократкой. Реплика народного судьи полностью характеризует весь судебный процесс.

1-й судья
По-моему, процесс слишком затянулся… надо
торопиться…
Я не люблю слушать – только подписывать.

И ведь подписывали. Такие деятели, как Сталин или Коганович, впрочем, чего выделять, они все одним миром мазаны, поэтому и ставили, не глядя свои подписи под приговорами, где сразу чохом фигурировало много тысяч человеческих жизней, которые для таких деятелей вовсе ничего не значили.
Недаром Эренбург пишет в своём стихотворении

Да, моя страна не знала меры,
Скарб столетий на костёр снесла.
И обугленные нововеры
Не дают уюта иль тепла.

«Обугленные нововеры» это, если говорить нормальным языком, попросту коммунистические палачи, у которых руки не то что по локоть, по плечи в крови. А что из себя представляют эти «нововеры», Эренбург уже знал, ведь это строки из стихотворения, написанного в 1921 году.

Конечно, в то время, предреволюционное, многие словно гриппом, болели революционной чушью. Недаром же в одном из стихотворений Эренбург замечает:

Пойми, мне жаль не слов – слова заменят,
Мне жаль былых высоких заблуждений.

Да и свою молодость он вполне конкретно называет ограбленной. Впрочем, Илюша жил всё больше по заграницам. Тем, кто был в пределах нашего славного отечества, было гораздо хуже. Тем было не до рассуждений. А вот Эренбург может и пофилософствовать.

Одному был дан, чтоб править, скипетр,
А другому – молот, чтоб державу раздробить.

Или вот ещё:

Да, можно свергнуть короля, но обывателя, что
Жаждет хлеба и покоя, - его не низложить.
Он трижды прав за кувшином вина в уютном доме.
На кого ты восстал? На жизнь,
На гармонию.


Да, Эренбург вполне осознавал, что восставать на жизнь просто бессмысленно. Кстати, очень хорошо данный постулат иллюстрирует его поэма «Прага говорит». Честно говоря, когда я читал эту поэму, то невольно вспоминал потрясённые, растерянные лица наших международных обозревателей в этой самой Праге. Да, это был не сорок третий год, описанный в поэме, но пражане действовали точно так же, как и в далёком военном 1943 году.

Да, советский рай хорош только в мечтах, тот, кто соприкасается с ним воочию, быстро теряют иллюзии. И эта именно тенденция, эти штрихи проходят через всю поэзию Эренбурга, хотя он и был вполне благополучным советским писателем и поэтом.