Помню себя ученицей начальных классов. Учительница была, как я сейчас понимаю, пенсионного возраста. Строгая и не всегда справедливая. По отношению ко мне, к другим… не знаю.
Посадила меня учительница, как и всех в классе, с мальчишкой. А они, мальчишки, известное дело: лентяи. Учится кое-как, вертится весь урок да в тетрадку ко мне заглядывает. А я что? Наверное, не нравилось мне это, не позволяла списывать. И тогда он по руке моей костяшками пальцев исподтишка бил. Больно. А я, не раздумывая, сразу сдачи ему давала.
Учительница видела только это. Хитрый и вредный мальчишка делал удивленное лицо, будто не понимая, за что ему досталось. Наказывала, конечно, меня, не пытаясь даже разобраться.
Так продолжалось довольно долгое время – пожалуй, пока я училась в начальных классах. Не помню, жаловалась ли я учительнице, просила ли пересадить меня. А вот что родителям не жаловалась – это точно, потому что тогда пожаловаться на несправедливость учителя никому и в голову не пришло бы.
Годы шли. Мы подрастали. Не помню, с кем я сидела в старших классах, и продолжались ли военные действия между мной и этим противным мальчишкой до окончания школы. Обычно считается: если не дает проходу девчонке пацан – нравится она ему. Так он симпатию свою ей выражает. Вот только у нас был другой случай. Я росла слабым, даже хилым и болезненным ребенком. И была совсем не симпатичной. Но тогда я этого, конечно, не понимала. Меня просто не интересовали мальчишки и все.
Школу закончила, в институт поступила. Жила в общежитии, домой приезжала по выходным на пригородном поезде.
Жили мы на самом краю поселка. У родителей корова была. Соседи за молоком приходили.
В один из приездов я случайно столкнулась с… одноклассником… тем, который синяки на моей руке регулярно оставлял в далеком детстве. Он, оказывается, молоко берет у родителей моих.
Увидев меня, обрадовался. Стал расспрашивать, где я учусь, часто ли домой приезжаю.
- Послушай, пойдем в кино. Я только брату молоко занесу – для его детей беру.
А я смотрю на одноклассника и почему- то ясно вижу картину: он меня исподтишка сжатой в кулак рукой бьет, больно бьет. И понимаю, что не воспринимаю его как человека, с которым можно теперь в кино пойти, даже прогуляться просто. Наверное, он не обижал меня, повзрослев. Но та картина из далекого детства стоит у меня перед глазами и… все.
- Нет, - говорю, - извини, не могу я с тобой никуда пойти, заниматься мне нужно, к экзаменам готовиться. А утром уезжаю.
- Так ты ведь на пригородном поезде в следующие выходные приедешь, я расписание знаю, встречу тебя. Решим, куда пойти.
Ничего определенного я ему не сказала, а только не поехала я домой в следующие выходные. А когда встретилась с ним случайно позже, он рассказал, как встречал поезд и в 19, и в 21 час – все надеялся, что я приеду. А я не смогла забыть нанесенную мне в детстве обиду.
Женился он, конечно. Слышала, у него четверо детей. Надеюсь, его мальчишки не обижают девочек – хотя, кто им объяснит это, если папа так и не понял, почему я отказалась встречаться с ним.
Костенко В., 2014 год, август. Может, когда-нибудь эту исповедь мою и прочтет одноклассник – Болдин Юрка. Прочтет и поймет: девочек обижать нельзя. Только … поймет ли?