Отрывок из романа "То, что внутри нас..."
…Владимир Иванович Лысенков, начальник ЦМГР, за глаза прозванный "вождём краснокожих" – его лицо всегда было малиново-красного цвета из-за проступавших сквозь кожу мелких кровеносных сосудов, собирал своих подчинённых на планёрку каждое утро в девять часов. Посиделки обычно не продолжались более получаса и носили, как правило, чисто ритуальный характер – "ля-ля тополя", одним словом. Но в этот раз лицо "вождя" выглядело как-то уж слишком скорбно – запросился со своей должности очередной начальник "убойного" ремонтного участка. В подразделении этом, самом многочисленном в цеху, трудилось сто двадцать человек, девяносто из которых были зэками – основное ремонтное производство размещалось в зоне, коих в окрестностях карьера было понатыкано целых три, одна из которых и была закреплена за хозяйством Лысенкова.
Рубцов, на тот момент работавший уже старшим инженером по организации производственных процессов, имел в эту зону допуск и бывал там довольно часто – зона как зона, со своим характерным для подобных заведений укладом. Заключённых каждое утро шесть раз в неделю заводили туда из жилой зоны, расположенной примерно в километре от рабочей, по коридору из колючей проволоки, натянутой на хилые столбы из сосновой рудостойки. В общем, всё как в кино "Вокзал для двоих": охранники с собаками, переклички, обед по расписанию. Показанная в фильме зона даже внешне напоминала ЦМГР-овскую – тот же дощатый забор на возвышении с деревянными вышками по периметру, то же КПП, тот же двор...
Лысенков, сообщив об очередной "утрате", немного помолчал и неожиданно, обращаясь к Станиславу, произнёс:
- Станислав Максимович, мы все тебя просим принять эту должность, - он обвёл рукой притихшее на своих стульях по периметру кабинета "святое семейство" ИТР-овцев, - Будешь получать оклад двести десять рубликов в месяц, кроме того – телефон домой и машину в личное пользование.
Предложение было для Рубцова полной неожиданностью. "Мы все тебя просим" – это, конечно, сильно сказано. Скорей всего "вождь краснокожих" посоветовался лишь с Серковым. Хамовитый, видно от природы, главный инженер когда-то, в пору пришествия тогда ещё не в цех, а на участок рудоуправления, молодого двадцатипятилетнего неопытного специалиста, при случае учил его уму-разуму, читая очередную нотацию и покачиваясь на нетрезвых ногах, а теперь иногда во время командировок оставлял его же вместо себя "порулить". Оклад двести десять – неплохо, на двадцать рублей больше его теперешнего заработка. Телефон домой – вообще замечательно. В те времена телефон в квартире был далеко не у каждого. Машина? Тоже хорошо, правда это был всего-навсего старенький постоянно ломавшийся ГАЗ-51 с деревянным кузовом, но по крайней мере, не надо будет вскакивать ни свет ни заря каждое утро и бежать сломив голову на "мотаню" или на автобус, а как "белому человеку" выезжать с личным водителем бабаем-узбеком Рустамом Равшановым из города в семь часов, чтобы с ветерком покрыть чуть больше чем за полчаса сорок километров асфальтированной дороги, отделявших Зарафшан от карьера Мурунтау, где в палящую кызыл-кумскую жару и в зимний, совсем не пустынный, холод круглосуточно добывалось "золото Родины".
После недолгих препирательств, когда Лысенков зацепил-таки самолюбие Рубцова, заявив, что тот сам же критиковал работу участка, вот мол, теперь и может показать, как нужно работать, на что Станислав, в конце концов, вынужден был ответить:
- Хорошо, Владимир Иванович, дайте мне подумать с недельку.
На том и разошлись. Уже дома Стас посоветовался с женой, которую, безусловно, в первую очередь заинтересовали повышение зарплаты мужа и возможная установка квартирного телефона. Светлана предоставила ему самому принимать решение, поскольку была далека от мужних производственных дел, считая, что мухи и котлеты должны быть отдельно. Понятное дело, под котлетами подразумевался домашний очаг.
Деньги при пустынных коэффициентах они не особенно считали, позволяя себе многое из того, что не могли позволить люди на "большой земле" – так золотодобытчики обычно называли остальную часть Союза. А тут Леське пошёл уже пятый годик – дочке то игрушку, то одёжку, то ещё что-нибудь надо было справить. Да и не собирались они всю жизнь посвящать Кызыл-Кумам – рано или поздно надо было бы куда-то поближе к более благословенным, но менее денежным краям перебираться.
Два вечера Рубцов валялся на паласе, пялясь в чёрно-белый экран телевизора, где как раз, как будто по заказу, шёл трёхсерийный патриотический фильм "Твой сын, земля". Герой сериала, бескорыстный новый секретарь какого-то грузинского райкома партии Георгий Торели, вознамерился навести порядок в порядком запущенном и коррумпированном районе, в чём немало преуспел, успешно преодолевая всяческие козни. Станислав же, следя за сюжетом, решал проблему под названием "Если не я, то кто?". А на третий день явился к Лысенкову без доклада и, присев к столу начальника, сказал:
- Я согласен, Владимир Иванович. Только у меня будет единственное условие: ни одного решения по отношению к моим подчинённым через мою голову. Меня, если заслужу, можете наказывать как угодно, а в своём подразделении уж позвольте мне разбираться самому по обстановке. Предупреждаю сразу: как только моё условие будет нарушено, я тут же уволюсь из цеха.
На этом и обменялись рукопожатиями. Около полугода Станислав вкалывал как проклятый, приводя в порядок изрядно разорённый не шибко упиравшимися в работе предшественниками участок. Пропадал на работе допоздна, благо машина была под боком, и старик Рустам терпеливо ждал его как привязанный.
Однажды после обеда он, как всегда, сидел в своём кабинете на втором этаже зоновского ремонтного цеха, разбирая складские карточки с записями по вновь поступившим запчастям, время от времени прихлёбывая из пиалки остывший уже зелёный чай, который полчаса назад угодливо налил шнырь дядя Миша. Семидесятилетний, худой и длинный как жердь, старикан был знаменит тем, что мог при всём своём тщедушном виде забить одним махом в двадцатимиллиметровый лист резины зажатый в кулаке гвоздь-стопятидесятку или на спор пробить кулаком насквозь дощатую дверь. Когда его спрашивали, как это у него получается, старый рассказывал байку, как он после войны сидел на зоне с пленным японцем, который и обучил молодого Мишку этому искусству.
Вдруг в кабинет ввалился запыхавшийся после подъёма по лестнице токарь Серёга с сообщением, что в аккумуляторную заявился Серков и наводит там "шорох". Взбешенный Станислав тотчас подхватился, скатился по крутой лестнице вниз и бросился в аккумуляторный закуток, которым заведовал туберкулёзник Сашка Сорокин, где нос к носу и столкнулся с не в меру расходившимся шефом. Сдерживать себя не стал и наградил главного инженера такими эпитетами, что тот опрометью ринулся через КПП вон из зоны, потеряв при этом шапку-ушанку. Вслед ему не на шутку рассвирепевший Рубцов кинул, что сегодня же его заявление об увольнении будет лежать на столе у начальника цеха.
Угрозу свою он выполнил незамедлительно, поскольку с некоторых пор взял за правило после принятия решения не отступать, и вскоре перевёлся в железнодорожный цех начальником техотдела…