Из цикла рассказов "Чудеса без чудес".
По воспоминаниям моего отца.
Яко Ты, Господи, упование мое:
Вышняго положил еси прибежище твое
(псалом "Живый в помощи Вышняго").
Мой отец Казанцев Леонид Александрович почти всю Великую Отечественную
войну, которая шла с фашистскими захватчиками без малого четыре года,
провёл на передовой линии фронта.
С этой войны он, весь израненный и измученный, вернулся без единой
награды, скорее всего по той причине, что был из дворян, сыном белого
офицера, не эмигрировавшего за границу, а оставшегося на Родине,
в СССР, переселившегося из России в город Верный (ныне это город
Алма-Ата, старая столица Казахстана) со всею своею семьёй.
Причём, семья, в которой воспитывался мой отец, была православной и
воцерковлённой, и он, естественно, был глубоко верующим человеком.
А таких солдат и офицеров в то время на войне, конечно же,
не жаловали, отправляя их в самое пекло...
Помню, он часто рассказывал про ужасы этой войны и о том, как остался
жив чудесным образом...
Я была тогда молода и ничего не записывала, о чём сейчас очень сожалею.
Но мне особенно запомнился один из его рассказов о сражении, когда он
чудом выжил, и я постараюсь передать эту быль без изменений.
Шёл тысяча девятьсот сорок третий год. Гитлеровцы, отступая, цеплялись за
каждый населённый пункт.
Батальон, в котором был мой отец, должен был выбить крупные силы
фашистов, находящихся в одной деревне...
У отца в кармане шинели лежала дорогая его сердцу, небольшая книжица.
Это было Евангелие, с которым он прошёл всю войну...
Перед каждым боем отец прочитывал из него по нескольку глав.
Утром началось наступление. Наши солдаты атаковали гитлеровцев, чтобы
занять деревню, но те крепко засели в ней, отчаянно сопротивляясь.
Кругом рвались снаряды, свистели пули, горели земля и деревья...
Всё было в чёрном дыму...
Русские с криками "Ура!"вновь и вновь поднимались в бой, и с каждой
атакой редели их ряды...
Мой отец, как и многие солдаты, не обращая внимания на грохоты и
разрывы мин, бежал с одной-единственной мыслью "вперёд!"...
Как он рассказывал, ему и в голову не приходило остановиться, хотя
струйки крови слепили глаза, заливая лицо и сбегая по гимнастёрке,
и отчего-то ныли, саднили ноги и руки...
К вечеру, когда наши солдаты всё-таки разбили фашистов и вошли
в деревню, оказалось, что их осталось всего-навсего несколько человек.
Они остановились на ночлег в этой истерзанной боем и отвоёванной ими
деревне, и среди оставшихся в живых был мой отец.
Только тогда он увидел, что весь в крови, что лоб его изрезан осколками
от разорвавшегося снаряда, что ноги - в ранах, посечены пулями, что на
правой руке повреждены сухожилия и скрючились пальцы...
Когда же отец снял шинель, то поразился, потому что вся она, особенно
по подолу, была прошита пулями и светилась, как решето: повсюду
зияли дырки, мелкие и большие, а кое-где вообще висели клочья ткани...
Он достал Евангелие: оно тоже было пробито в нескольких местах...
И при всём при этом отец остался в живых. Солдаты, бывшие с ним,
удивлялись вместе этому чуду; было непонятно и непостижимо:
множество-множество ранений, которые могли быть смертельными,
насквозь пробитые шинель и Евангелие и - сохранение жизни...
С тех пор, после войны, отец никогда не расставался с Господом: всю
свою жизнь благодарил Его за чудесное спасение и славословил
Имя Его святое. Я помню, как по утрам, едва поднявшись с постели,
папка (так мы называли отца) пел: "Слава в Вышних Богу, и на ЗемлИ мир,
в человецех благоволение!"
Голос у него был мягкий, чистый, без капли фальши...
Он продолжал с умилением: "Славим Тя, величаем Тя, именуем Тя, Господи!
Именуем Тя, Господи!"
Отца уже давно на Земле нет с нами, но теперь продолжаю петь эти
славословия я сама: "Слава в Вышних Богу..."
И мне думается, что отец за свою веру пребывает с Господом на Небесах
и молится о нас, потому что вся наша большая семья, видимо
по его молитвам, стала истинно православной, а его внук, мой сын,
стал священником Православной церкви.
Слава Тебе, Боже наш! Слава тебе, Боже! За всё - Слава Тебе!