Через безумства мрачных утешений,
Через кровавый, временный успех,
Минуя голос тайных вразумлений,
Он шёл без покаяния на грех.
Он шёл путём убийства и разбоя,
Лихой и праздной жизнию он жил
И много крови помнил за собою,
И много душ невинных он сгубил.
Но совесть его все не умирала,
С годами тяготя его сильней,
А в этот год совсем уж донимала,
Томя кровавой правдою своей.
Который день уже не знал покоя,
А по ночам оставил его сон,
Не чувствуя ни холода, ни зноя,
Бродил он лесом, в думы погружён.
Томимый здесь огнём воспоминанья,
Душой и сердцем тяжко он страдал,
Но как облегчить совесть и сознанье —
Ни слов святых, ни способов не знал.
Здесь, на дорогах, след лежал кровавый,
Трава слезами полита была,
Сегодня же он сам — разбойник бравый
Держал ответ за преждние дела.
И в этом, самом мрачном состоянье
Он, выйдя на дорогу, был пленён,
За преступленья ждало наказанье –
Суровое. И знал об этом он.
Не стал на этот раз сопротивляться
И был посажен в каменный острог.
Позорной казни стоило дождаться,
Чтобы окончен был сей жизни срок.
В темнице не один он оказался,
Другой злодей днём раньше был пленён,
Но только этот всё не унимался,
Возмездьем был он крайне возмущён.
Убийства и разбоя промыслитель,
Неистово ругаясь и крича,
Последнего приюта мрачный зритель,
Кляня весь мир, ворчал на палача.
Но легче никому не становилось,
Дыханье смерти слышалось кругом,
Последний вечер жизни сердце билось
Уставшее...Темнело за окном.
2
Утихли как-то мрачные тревоги.
Всё кончено. Решилась их судьба...
А что за крики там? То по дороге
Сюда идёт шумящая толпа.
Толкают в спину Узника к острогу,
Избитого, усталого в конец,
Споткнулся Он безсильно у порога,
Надет на голове Его венец.
Шипы венца тернового вонзились
В виски и лоб, и струйки по щекам
Кровавые. Вот двери отворились,
И Узник пал к разбойничьим ногам.
Один из них невольно встрепенулся,
Помог Ему подняться, усадил,
Второй к стене угрюмо отвернулся
И что-то недовольно говорил.
Не спал разбойник первый этой ночью,
Необъяснимым трепетом обьят,
Здесь, в мрачной тьме, искали жадно очи
Неповторимо чистый, грустный взгляд.
В рассвете утра встретились два взгляда:
Любовь и боль, Могущество и тень,
Убийца и Судья стояли рядом...
Всходило солнце. Начинался день.
3
Последний день. Какой-то неспокойный,
Гудел, шумел весь Иерусалим,
За Крестоносцем — крик толпы нестройный,
И два убийцы следуют за Ним.
Кругом народ: кто плачет, кто смеётся,
Выкрикивают что-то невпопад.
Угрюмо ходят тучи, пряча солнце.
Несут кресты. И нет пути назад.
Разбойник шёл за Узником тем странным,
Неся свой крест, не думал о себе,
Он слышал вопли, крики, брань тиранов,
Укоры, плач и смех в густой толпе.
Заметил он, как женщина несмело
Отерла пот со лба Ему платком,
И от досады сердце заболело,
Что кто-то пнул Страдальца сапогом.
Вот Тот упал от тяжести и боли,
Толпа кричит, волнуется народ,
Здесь Симон, возвращающийся с поля,
И стража крест ему нести даёт...
«Жестокие израильские дети!» —
В душе своей разбойник вопиял.
И не было разбойника на свете,
Который бы так сильно сострадал.
Не мог он ни помочь, ни заступиться,
Прошла пустая жизнь, как мутный сон.
И на Голгофу нёс свой крест убийца,
Быв не своей Голгофой потрясён.
4
Всё кончено. Распяты. Тьма повсюду.
Померкла даль, в смятении народ,
Недавние сыны — теперь Иуды.
Минут последних жизни счёт идёт.
Рыдает Мать у ног Святого Сына.
Безстыдно чьи-то злобные уста
Ещё кричат:«Что ж Бог Тебя покинул?!
Ты, Божий Сын, сойди теперь с Креста!»
Глядит Ему в лицо один распятый
И, напрягая грудь, шипит вопрос,
Предсмертной, злою мукою объятый:
«Спаси Себя и нас, коль Ты Христос».
В душе другого будто вспыхнул пламень
Раскаянья последнего в сей час,
Молчанья тяготеющего камень
Вдруг спал, и тихо молвил он: «Ведь нас
С тобою осудили справедливо,
Ужели Божий страх ты потерял?!»
И из последних сил, неторопливо,
С надеждою он кротко вопрошал:
«О, Боже, помяни меня и вспомни
Во Царствии Твоем, Тебя молю!»
Взглянул Христос в глаза его и молвил:
«Со Мною ныне будеши в Раю».
И тяжкий груз грехов за покаянье
Ветра сдували, словно ветхий прах,
Терял разбойник бывший здесь сознанье
Со славословьем Богу на устах.
Во власти смерти, первый Райский житель
Душою вечной ныне ликовал.
А рядом на Кресте его Спаситель,
За грешный мир страдая, умирал.
.....
Вот так всем нам свой выбор сделать надо,
Кресты свои за Господом неся:
Хулим ли мы, лишив себя награды?
Спасаемся ль, прощение прося?
Смиряемся ль под ношею нелёгкой?
Или на Бога ропщем мы со злом?..
О, помоги нам, Боже, молвить кротко:
«Достойное приемлю, по делом».