Эпическая поэма Шри Ауробиндо «Савитри» основана на древней ведической легенде о преданной жене царевне Савитри, которая силой своей любви и праведности побеждает смерть и возвращает к жизни своего умершего мужа царевича Сатьявана. Шри Ауробиндо раскрывает символическую суть персонажей и сюжета древней легенды и использует ее для выражения собственных духовных постижений и свершений. При создании эпоса он ставил задачу выразить в слове высшие уровни Сверхсознания, доступные человеку, чтобы помочь всем духовным искателям соприкоснуться с этими уровнями и возвыситься до них. Результатом стала грандиозная эпическая поэма в 12 Книгах (49 Песней) общим объемом около 24 000 строк, являющаяся наиболее полным и совершенным выражением уникального мировоззрения и духовного опыта Шри Ауробиндо с его глобальным многомерным синтезом, а также самым большим поэтическим произведением, когда-либо созданным на английском языке.
Эпос «Савитри» представляет собой глубокий органичный синтез восточного и западного миропонимания и культуры, материализма и духовности, мудрости незапамятных веков и научных открытий настоящего, возвышенной классики и смелого модернизма, философии и поэзии, мистики и реализма, откровений прошлого и прозрений будущего. Здесь мы встречаем и поражающие воображение описания всей иерархии проявленных миров, от низших инфернальных царств до трансцендентных божественных сфер, и пронзительные по своей глубине и живой достоверности откровения немыслимых духовных реализаций, и грандиозные прозрения о сотворении мира, о вселенской эволюции, о судьбе человечества. Это откровение великой Надежды, в котором Любовь торжествует над Смертью, а человек, раскрывая истину своего бытия, побеждает враждебных богов и неотвратимый рок.
* * *
Шри Ауробиндо
Sri Aurobindo
САВИТРИ
SAVITRI
Легенда и Символ
A Legend and a Symbol
Книга II. Книга Странника миров
Book II. The Book of the Traveller of the Worlds
Песнь 2. Царство тонкой Материи
Canto 2. The Kingdom of Subtle Matter
Великий йогин царь Ашвапати, лидер духовных исканий человечества, совершает могучую Йогу, ища духовную силу, которая могла бы полностью освободить человечество и избавить его от неведения, лжи, страдания и смерти. На первом этапе своей Йоги он раскрывает собственное истинное «я» — свою душу (это описывается в Песни 3 «Йога царя: Йога освобождения души» Книги I «Книги Начал»), затем он преобразует все свое существо в чистый и светоносный сосуд души и благодаря этому в него начинают нисходить все более высокие духовные энергии (это описывается в Песни 5 «Йога царя: Йога свободы и величия духа» Книги I «Книги Начал»). Когда эта духовная трансформация становится достаточно полной, царь-йогин начинает воспринимать тонкие миры и обретает возможность странствовать по ним. Ему открывается вся лестница проявленных миров — от высших божественных сфер до низших инфернальных царств — и он начинает восхождение по всем проявленным уровням Бытия, открывая и осваивая их для человечества и стремясь достичь Источника Проявления, чтобы низвести его высочайшую спасительную Силу в земной мир. Путешествие царя-йогина через миры описывается в Книге II «Савитри» — «Книге Странника миров».
Прежде всего Странник миров проходит через царство тонкой Материи — ближайшее к нашему грубоматериальному уровню, — где пребывают идеальные архетипы всех материальных форм нашего мира. Это мир, где выражена идеальная красота форм. Этот мир идеальной красоты так или иначе пытаются выразить все истинные художники и лучшим из них это в какой-то мере удается. Эта Песнь и сама исполнена этой тонкой и лиричной идеальной художественной красоты.
Интересно, что в этой Песни, как и в большинстве Песней «Савитри», помимо описания мира тонкой Материи даются и другие прекрасные и глубокие откровения, которые выделяются даже на общем фоне Песни, например, краткое и мощное описание творческого озарения или невероятное описание Божественного Творчества. Вообще здесь приводятся мантрические описания, наверное, всех основных аспектов творчества и творческого процесса. Так что людям, занимающимся творчеством, эта Песнь, думаю, будет особенно интересна и полезна.
В НЕОЩУТИМОЙ сфере в тайном «я»,
Что нашей внешней личности ничтожной
Дает поддержку необъятной шири,
Незримой за земной оградой грубой,
Вошел он в воздух дивный и хрустальный
И жизнь нашел, живущую не плотью,
Увидел свет, явивший тонкий мир.
Этап изящный в чуда иерархии,
Держава тонкой сказочной Материи,
Лучась на фоне ярких красок неба,
Рисуясь в дымке блещущего транса,
Явилась, откровеньем колдовским.
Мир дивных форм, он близок с миром нашим,
Где, не искажено земным порочным зреньем,
Всё истинно, все облики прекрасны.
В той светоносности волшебно ясной
Глаза вратами были горних чувств,
Стал музыкою слух, касанье — чудом,
Дыханье силы глубже сердце пило.
Там пребывают, радужно сияя,
Земной природы высшие истоки:
Те планы совершенные творенья,
Что воплотит она в своих трудах,
[Или:
Те планы совершенные, что служат
Ей руководством к воплощенью действий.]
Мук родовых ее итоги дальние
Покоятся в том мире идеальном
В структуре установленной судьбы.
Хоть ныне тщетно их достичь стремятся
Иль даже и стяжают, но напрасно,
Уже расписаны там были время
И облик будущих ее владычеств
В чертах роскошных, писанных желаньем.
И разума сюжетов-лабиринтов
Эмиссия златая драгоценная,
Богатства те, что наша жизнь пока
Найти или настигнуть не смогла,
Позором смертной мысли не запятнаны,
Хранятся в той прозрачной атмосфере.
Там наши смутные начала ранние
Превзойдены, оставшись позади,
Там наши члены средние[1] намечены
В предвиденьи непогрешимых черт,
[Или: В провидческих чертах непогрешимых.]
Там, завершённы, наши окончания
Живут привольно, предвосхищены.
То царство, как сверкающая кровля,
Лежит над нашим нисходящим планом,
Скрывая вольный дар просторов неба,
И только веянья могучего дыханья
Иль кольца воздухов благоуханных
Впускает сквозь решетки золотые.
Оно хранит ума земного свод
От солнц нетленных и от Божьих ливней,
Но все ж проводит дивных радуг пыл
И светлых рос капель с небес Бессмертья.
Проход для Сил, что движут наши дни,
Не видный за стеной Природы грубой,
Ума и Формы тонкий зал венчальный
Сокрыт за пологом цветистым грез;
Наитья неба сквозь него крадутся
И внутреннего виденья прозренья,
Что эти внешние питают сцены.
[Или:
Сквозь тот покров крадутся смыслы неба
И внутреннее виденье его
Питает эту сцену, что снаружи.]
Сознанье тоньше там, черты счастливей
И осязанье там столь утонченно,
Что не достичь его касаньям нашим,
И чувства чище, чем постичь мы можем;
Сознанье то изящное — посредник
С Лучом извечным, нисходящим свыше,
И их взаимосвязь здесь вдохновляет
Краткоживущие земли попытки
Стремиться к красоте, искать и в тленьи
Предметам бренным облик совершенный.
[Или:
Его взаимосвязь с Лучом извечным
Нас вдохновляет в этой краткой жизни
Стремиться к красоте, искать упорно
Предметам бренным совершенный облик.]
В раздольях юной силы Божества
И ранних игр извечного Ребенка
Его крылатых мыслей воплощенья,
Купаясь в красках неизбывных чуда,
Дремля под шепот воздухов лучистых,
Там отдыхают стаей дивных птиц
В цветистых снах на деревах бессмертных —
Затем, нырнув, плывут по морю лет земных.
[Или: Пред тем, как низлететь в моря земных времен.]
Что здесь лишь мнится, там красой сияет.
Что мыслью мы творим, чем грезим в сердце —
Изгнанником оттуда всё приходит,
Лишившись высшей красоты исконной,
Здесь согласясь принять черты земные.
Что здесь прелестно или миловидно,
Там взор пленяет совершенством вечным;
Там идеально то, что здесь прекрасно.
[Или: Что здесь прекрасно, там божественно.]
Там образы, что и не снились смертным,
Тела, которым нет земных подобий,
Явившись взору внутреннего ока,
Пленяют просветленный транс его,
Чаруют сердце поступью нездешней
И низвлекают небо в мир тот чудный.
[Или: И манят небо населить тот чудный мир.]
В тех безднах — дива будущего скрыты;
И быль, и новь там обретают облик,
И карнавал красы бушует в высях
В волшебном царстве идеальных видов.
В его укромных пышных вестибюлях
Материя и дух, четой влюбленных,
Что встретились в безлюдном тайном месте,
Сливаются в сознательном единстве
В объятьях страсти, все еще счастливой,
В единой силе, сладости, восторге
Объединяя с высшим миром низший.
Чужак из Бесконечности без форм,
Что вторгся дерзко в царство Несознанья,
В своем прыжке головоломном к телу
Дух, наконец, касается подножья.
Еще не облачен в черты земные,
Уже он носит здесь волшебным платьем,
Что неподвластно смерти и рожденью,
Небесной формой убеждая бездну,
Покров чудесный своего бессмертья,
Что живо ранг носящего лучит
И не стираем Временем и Тленьем.
Соткавшись светом блещущим души
И Силы-знаконосицы Материей,
[Или: И смысловеществом Силоматерии.]
Он превосходит в чувстве плоть земную
И подлинней, чем этот грубый кокон —
В нем видит ум напрасно облик-призрак,
Что в скудном воздухе его рожден.
Когда спадает смертности покров,
Он, легче став, способен ввысь лететь;
[Или: Он, легче став, подняться может ввысь.]
Он утонченность новую стяжает,
Чтоб утонченней осязать пространства,
И, скинув тлен шаблонный плотной ткани,
Земного тяготенья сбросив хватку,
Из мира в высший мир несет он душу,
Пока в эфире обнаженном пиков
Не остается духа простота —
Лишь вечное сияет существо
В своем прозрачном первом облаченьи.
[Или: Прозрачный первый облик вечной сути.]
Когда ж он должен вновь прийти сюда,
В ансамбль суровый опыта земного,
И снова ношу смертную взвалить,
Он вновь приемлет тот наряд тяжелый.
Задолго до того, как был откован
Искусством атомарной Пустоты
Земли наряд массивноматериальный,
В одеждах скрывшись, тайный дух в предметах
Прозрачный кокон вкруг себя соткал,
И стройный космос тонких царств заветных
Из этих светлых пелен чудно свит.
Тот чудо-мир с его лучистым даром
Прозренья и незыблемого счастья,
Лишь совершенством формы увлечен,
Лишь выраженьем образов он занят;
Хоть на своих вершинах он прекрасен,
Опасны низшие его слои —
Ведь свет его нисходит прямо к краю,
Где началось падение Природы;
Он дарит красоту исчадьям бездн,
И взор пленительный Богам грозящим,
И грациозность демону и змею.
Бессмертный, он рождает нашу бренность
И ткет нам смерти сумрачный наряд —
Ведь транс его — исток земного несознанья.
Он проводник для высшего Сознания,
Сосуд его самодержавья тайного,
[Или:
Он проводник для высшего Сознанья,
Носитель тайного его всевластья.]
Он тонкий грунт миров материальных;
Непреходящий в преходящих формах,
Хранит он в складках памяти творящей
Бессмертный образец предметов бренных:
[Или: Бессмертный архетип предметов бренных]
Его могущества, в наш мир снижаясь,
Основой служат нашим падшим силам;
И мысль его изобретает стройно
Неведенье рассудочное наше;
Из чувств его растут рефлексы плоти.
В нем наше тайное живет дыханье
Еще не найденной могучей силы,
В нем — солнце потаенное, что блещет
Во внутреннем прозрении мгновенья,
В его наитьях тонких — тайный кладезь
Фантазий наших радужных, богатых,
Что в красках волшебства преображают
Обычность серую вещей привычных,
И вносят в грязь земли небес тепло, богатство
И в декаданс души — великолепья отблеск.
Его познание — исток ошибки нашей;
Его краса наш прах несет, уродства маской,
Его добро начало сказа наших зол.
В высотах — небеса творящих истин,
Посередине — космос стройных грез,
В низинах — хаос разложенья форм —
То царство погружается все ниже,
Теряясь в темных недрах Несознанья,
В том беспросветном основаньи нашем.
Паденье то — Материи источник,
Творя наш плотноматериальный мир.
Так Бог предпринял погруженье в Ночь.
И падший мир стал колыбелью душ,
Прибежищем божественности скрытой.
И Существо ожило в пустоте бесцельной,
Всемирное Незнанье рвалось к жизни, к мысли,
Сознанье выбралось из сна без-умного.
Все здесь влекомо волей бессознательной.
Так, падшая, утопнув в несознании,
Забывшись косной спячкою безжизненной,
Поверженная, грубая, инертная,
Земля во сне трудилась, понуждаема
Тоской воспоминаний подсознания
О счастьи, до ее рожденья умершем,
Создать непостижимо чудо чуждое
На собственной бесчувственной груди.
Из косного слепого вещества
Должны слепиться орхидея, роза,
В грязи — ожить красоты сфер счастливых.
[Или:
Из косного слепого вещества
Должны явиться лучших сфер красоты,
В грязи — прижиться орхидея, роза.]
Такой удел остался ей в наследство —
Как если б бог убитый завещал
Незрячей силе и душе плененной
Исполнить золотой его наказ:
Вновь божество бессмертное во плоти
Здесь воссоздать из россыпи частей,
Из документа, изданного где-то,
Восстановить сомнительный свой титул,
Прочтя свое божественное Имя.
Осадок, шлак — вот все, что ей досталось,
Но в том аморфном прахе скрыто всё.
[Или:
Лишь только шлак достался ей в наследство,
Но всё она несет в пыли бесформной.]
Энергией гигантской обладая,
Привязанность к ничтожным мелким формам
В движеньи силы медленном и пробном
С орудьями, что хрупки и убоги
Она приемлет как нужду природы
И человека род обременяет
Работой колоссальной, непомерной,
Трудом, что не под силу и богам, —
Чтоб жизнь в борьбе суровой в царстве смерти
Себе отвоевала дар бессмертья;
Чтоб, заключенный в грубом темном теле,
Стесненный тяжкой хваткой Несознанья,
Разум обрел утраченное знанье;
И чтоб плененный сонмом пут Закона
Дух, сбросив узы, стал царем Природы.
Все устремленья наши, все дерзанья,
Весь труд в несовершенном этом мире
В родстве могучем свой берут исток,
Назад взирают иль глядят вперед
За видимостей Времени пределы
К своей идее чистой, к архетипу,
Что нерушим и тверд в искусстве вечном,
В твореньи абсолютном, безупречном.
Настигнуть в бренных формах абсолют,
Запечатлеть в созданьях тленья вечность —
Вот весь закон земного совершенства.
Фрагмент мы ловим промысла небес;
Иль не было б надежды жизни высшей,
Не знали б мы экстаза и величья.
Но даже в нашей смертности ничтожной,
В темнице этой внешней оболочки
Блистающий проход всеправый Пламень
Ведет сквозь мозга, нерва стены грубые —
Великолепье, Сила рвутся внутрь,
Трещит земли барьер великий, косный
И падает на время, с наших глаз
Слетает Несознания печать,
И мы теперь — сосуд творящей мощи.
Могучий пыл божественных сюрпризов
Трепещет в нас, таинственный восторг
Блаженной мукой мчит по нашим жилам;
Мечта о красоте танцует в сердце,
И вечный Разум близит мысль свою,
И, пробудясь, Незримого наитья
Летят из сна Безмерности заветной —
Знаменья Тайн, еще не воплощенных,
Того, что никогда не создавалось.
Но вскоре плоть впадает вновь в инертность,
Не отвечает больше, не выносит
Ту оргию священную восторга:
Тот страсти жар, тот натиск буйный силы
Уходят вновь, хоть пламенная форма
Еще сияет, изумляя землю,
И кажется, что выше нет ее,
Но сколь же большее могло б спуститься,
Но слишком малое осталось, следом.
Земное зрение лишь полувидит,
Земные силы лишь полутворят;
Редчайшие творения земли —
Лишь копии небесного искусства.
Блестящие подделки золотые,
Шедевры схем ниспосланных и правил,
Земные формы лишь скрывают суть,
Что в них живет, лишь подражают чуду
Непойманных обличий самородных,
Пред взором Вечного живущих вечно.
Здесь, в трудном, полузавершенном мире
Слепые бессознательные Силы
Вершат свой медленный тяжелый труд;
Здесь человек в невежестве ума
Бредет, пытаясь угадать свой путь,
Здесь гений в нем рождается из праха.
Копирует он копии земные
И называет то своим искусством.[2]
Ведь и когда он воплотить стремится
Высокое, что землю превосходит,
Груб материал его, его орудья,
И в тяготах, в трудах возводит он,
Платя за достиженья кровью сердца,
Свой бренный кров божественной Идеи,
Свой дом приемный в тленьи Нерожденному.
Высокие воспоминанья дальние
Трепещут в нашей сути, нас зовя
Их смыслы низвести сюда нетленные,
Но слишком далеки от нашей хватки,
Божественно чужды земному строю,
Извечные блистают чудеса.
Нетленны, нерожденны, абсолютны,
Пречисты в воздухе бессмертном Духа,
Извечны в мире Времени недвижного,
Они лучатся в грезе неизменной
Глубинного души самопространства.
И лишь когда взберемся над собою,
Мы Трансцендентного рубеж встречаем,
Что нас впускает в истинность, в нетленность;
[Или:
Лишь превзойдя себя, встречаем мы
Великой Трансцендентности раздолье
И мы вступаем в истину и вечность;]
Он нам дарует безупречность слова,
Бессмертье мыслей, богоравность действий.
Волнами свет и слава полнят мозг,
И руслом исчезающим мгновенья
В нас притекают вечности знаменья.
Ума иль сердца гости, ненадолго
Они поддерживают нашу бренность,
Иль в редком избавляющем прозреньи
Догадкой утонченной и внезапной
Их настигает видение наше.
Хоть лишь начала, первые попытки,
Те проблески, те вспышки откровений
Ведут к рожденья нашего секрету
И к чуду тайному судьбы грядущей нашей.
То, чем мы там являемся надмирно,
И то, чем на земле однажды станем,
В контакте, в зове нам дано представить.
Пока наш мир — земли несовершенство,
Природы нашей мутное стекло
В нас не покажет подлинного «я»;
Но то величье все же в нас живет,
Таимое внутри, у нас в глубинах.
В сомнениях грядущее земли
Наследие в себе скрывает наше:
Далекий ныне Свет родным здесь станет,
Мощь, что здесь ныне гость, нам другом будет;
Обрящет тайный глас Неизреченное,
Покров Материи пропламенит Нетленное,
Нарядом бога сделав тело бренное.
Величье Духа — наш исток вневременный:
Оно венцом нам станет в вечном Времени.
Неведомого ширь вокруг нас и внутри;
Все обнято Единым динамичным:
Всю жизнь единство тонкое связует.
Так все творенье — это цепь одна:
Мы не покинуты в закрытой схеме
Меж Силы несознательной диктатом
И неисповедимым Абсолютом.
И наша жизнь — прекрасный пылкий стимул
В возвышенном искании души,
И наше существо в дерзании вольном
Зрит за пределы стен ума своих
И с высшими общается мирами;
Есть земли ярче, небеса просторней наших.
Есть царства, где в своих глубинах Бытие
Вынашивает новые творенья;
В своей безмерной динамичной сути
Оно внимает зову к воплощенью
Несформированных и безымянных
Возможностей, могуществ нерожденных,
К их выраженью в Широте аморфной:
Невыразимы над Неведеньем и смертью,
Там образы его извечной Истины
Взирают из обители чудесной
Его души, в самоблаженстве грезящей:
Как перед взором изнутри свидетельным,
Там Дух являет «я» свое, как в зеркале,
Своих трудов, деяний отражение,
Вневременного сердца страсть и мощь,
Экстаз аморфный свой являет в обликах,
Могущество — в несметных грандиозностях.
Мистическая наших душ субстанция
Оттуда низливается волшебно
В рождения природы нашей чудо,
Там — высь непадшая всего, чем мы являемся,
Исток нетленный там всего, чем стать надеемся.
На каждом плане Сила посвященная,
Как жрец святой неизреченных истин,
Мечтает выразить и сделать частью жизни
В своем лишь языке живом и стиле
Одну из черт из совершенства Нерожденного,
Прозрение некое всеведущего Света
Далекий некий тон бессмертного Рапсода[3],
Восторга некий всплеск в Блаженстве всетворящем,
Одну из форм и планов Красоты немыслимой.
В мирах, к тем абсолютным царствам близких,
Где отклик Истине быстр и надежен,
Дух не стеснен своею оболочкой,
И разобщение не рвет сердца,
И неизбывны красота и радость,
И жизнью правят сладость и любовь.
Там в тонкой плоти идеальных форм
Божественность проявлена воочью —
Та, о которой грезит лишь земля, —
Чья мощь быстрей бегущих стоп восторга,
Что, все легко перемахнув преграды,
Воздвигнутые Временем барьеры,
Интуитивной хватки быстрой сетью
Настичь способна счастье мимолетное,
Которого мы здесь желаем страстно.
Природа, что дыханьем большим поднята,
Пластична в Пламени всеформирующем,
Послушна дланям огненного Бога,
Его прикосновениям небрежным:
Не зная нашей косности инертной,
Она внимает слову сокровенному,
Которого сердца не слышат наши,
Стяжает виденье очей бессмертных
И следует дорогой черт и красок
За духом красоты в его обитель.
Так мы к Вседивному идем все ближе,
Ведомы радостью его в предметах,
Знаменьями его восторга в мире,
В прекрасном видя след, к нему ведущий,
В любви — его сердцебиенья в смертных,
И в счастьи — милости его улыбку.
И единенье сущностей духовных,
И гений Имманентности творящей
Глубокой общностью творенье полнит:
Отныне эстетическое чувство,
Четвертым измереньем распахнувшись,
Всё раскрывая в нас, а нас во всём,
С космической неохватимой ширью
Вновь воссоединяет наши души.
Воспламеняющий восторг, пылая,
Со зримым зрящего соединяет;
И мастер с мастеримым в сердце слившись,
Творит вдруг совершенство в дивном пульсе
И страсти их тождественности близкой.
Всё, что мы из частей сбираем медленно,
В трудах возводим долго с преткновеньями,
Там правом вечным саморождено.
Пылать и в нас способен Огнь интуитивный;
Посредник-Свет, он свит у нас в сердцах смежённых,
На горних уровнях его обитель:
Спустившись с тех возвышенных небес,
Он принести сюда способен их.
Но редко пламень тот пылает здесь,
А если и пылает, то недолго;
Та радость, что сзывает он с тех высей,
С тех более божественных вершин,
Приносит проблески воспоминаний,
Высоких, ослепительных и кратких,
Блистания интерпретаций мысли,
Возвышенных, великолепных, чудных,
Но не всевиденье, не всеблаженство.
Все ж нечто скрыто, все ж вуаль не снята,
Иначе, пленены красой и счастьем,
Забудут души в нас стремиться к Высшему.
В том дивном тонком царстве форма — всё,
И там цари — физические боги:
За миром нашим скрыт тот тонкий мир.
Там чудно Свет играет вдохновеньем,
Но утонченные блюдет пределы;
Природы милость там творит счастливо
Шедевры безызъянной красоты;
Свобода там — залогом совершенства:
Хоть абсолютный Образ не достигнут,
И Слова воплощенного там нет,
И высшего духовного экстаза,
Всё там — волшЕбство симметричных чар,
[Или: Всё там — волшебство идеальных чар]
Фантазий совершенных черт и правил.
Всяк удовлетворен собой и всем,
Предел творит богатство полноты,
И дивность в крайней малости — с избытком,
Замысловатого восторга буйство
Не знает удержу в пространстве малом:
Там всякий ритм в родстве со всем вокруг
И всякая черта столь безупречна,
Столь совершенно создан всяк предмет,
Чтоб очаровывать и быть полезным.
Всё собственным восторгом зачаровано
И, в совершенстве собственном уверено,
Живет, защищено от всех изъянов,
Самосчастливо под довольным небом:
Там всё довольно тем, что просто есть,
И не нуждается ни в чем ином.
Несбывшихся надежд, усилий тщетных,
Разбивших сердце, здесь вовек не знали:
Избавленный от тягот, испытаний,
Лишен противодействия и боли,
Тот мир не мог бояться иль скорбеть.
Неведома в том идеальном царстве
Ошибки милость или пораженья,
Нет места в нем изъяну иль проступку,
Нет силы неудачу потерпеть.
В самоблаженстве полном до краев
Он черпал безусильно и мгновенно
Формооткрытия немой Идеи,
Ритмичных мыслей и деяний чудо,
С техничностью отточенной слагая
Устойчивую выверенность жизней,
Форм неживых изящный свой народ,
Красу дышавших тел, подобных нашим.
И в изумленьи, восхищен восторгом,
В божественном стремился Странник мире,
Что все же родствен с нашим миром был,
Дивясь на чудность форм, столь близких нашим,
Но совершенных, как игрушки бога,
Бессмертных, хоть носящих смертный вид.
В их абсолютах узких, исключительных
Конечного царили там владычества,
Ранжированы в четкой иерархии;
Вовек не грезя, чтО могло бы быть,
Тот абсолют жить может лишь в пределах.
В том высочайшем, что живет в границах,
Размеченных ему его же планом,
Где всюду окончательность, финальность
И не осталось никаких просторов,
Ни шири неизмерного теням,
Ни места несчислимого сюрпризу,
[Или:
Ни шири для теней неизмеримого,
Ни места для сюрпризов несчислимого.]
В магическом нерасторжимом круге
Своей красой, экстазом пленена,
Трудилась зачарованная Сила.
А дух за внешней формой скрылся, стертый.
Пленяя завершенностью блестящей,
Был голубой горизонт души пределом;
Мысль двигалась в стезях удобных, светлых,
И все ее заплывы лишь свершались
На мелководьях идеала внешнего:
Жизнь медлила в границах, ей вмененных,
Довольна малым счастьем действий тела.
Уму, что жил в том уголке, стесненный,
Она служила Силою его,
К надежно малой комнатке привязана,
В ней делала свои работы мелкие,
Играла и спала, не помышляя
Про больший труд, еще не завершенный.
Забыв своих желаний ширь и ярость,
Забыв про высей взлет, куда росла,
Она в лучистой колее ходила.
Душа в прекрасном теле том привольно
Смеялась в рощах солнечных и милых
Или ребенком радостно качалась
В той колыбели золотой восторга;
И зов пространств не мог проникнуть к ней
В обитель зачарованную эту,
И не было там крыльев у нее,
Чтоб взмыть в полет широкий и опасный,
Рискнуть пуститься в небо или в бездну;
Ни дальних перспектив, ни грез могучих
Не ведала она и не алкала
Утраченных безмерностей своих.
Тот безызъянный сказочный шедевр,
Та дивная картина в дивной раме
Стать не могла венцом его дерзанья:
Он лишь момент обрел свободы чудной,
Беспечный час провел в блаженстве малом.
Наш дух гнетет наружность бытия;
Превосходя великолепье форм,
Он ищет тайных сил и сфер глубинных —
Так Странник ныне влекся светом высшим.
Его душа в стремлении к вершинам
Взбиралась ввысь, оставив позади
Тот лучезарный двор Чертога Дней,
Тот превосходный Рай материальный.
Был величайший мир его уделом.
Конец Песни 2
[1] Средний член — в логике элемент умозаключения, связующий его крайние члены.
[2] См. Аристотель. Физика II, 2; Данте. Божественная комедия, А. 11, 103.
[3] Рапсод — в древней Греции: странствующий певец, исполнитель эпических поэм под аккомпанемент лиры.
Перевод с английского: Ритам (Дмитрий Мельгунов)
ОМ
Основная работа по переводу выполнена в первой декаде января 2017 г.
***
Я выложил весь свой перевод эпоса Шри Ауробиндо «Савитри» и других его поэтических и прозаических произведений в открытый свободный доступ для всех вас. Пользуйтесь на здоровье и духовный расцвет! :)
Если вы хотите поблагодарить меня какой-либо суммой или поддержать дальнейшую работу по переводу на русский язык новых поэтических и прозаических произведений Шри Ауробиндо,
номер моей карты Сбербанка: 5469 5500 2444 1443
мой Яндекс.Кошелек: 410015517086415
https://money.yandex.ru/to/410015517086415
Мой емейл для связи: savitri (сбк) inbox (тчк) ru
Света, Радости, Гармонии!
***
Другие Песни и фрагменты эпоса «Савитри», а также другие поэтические произведения Шри Ауробиндо в моем переводе читайте у меня на сайте:
www.savitri.su
Там же можно приобрести мои уже изданные в печатной форме переводы поэзии и прозы Шри Ауробиндо.
Мой фотопоэтический сайт:
www.ritam-art.com
Полный текст эпоса на английском, а также другие труды Шри Ауробиндо в подлиннике можно загрузить на сайте Ашрама Шри Ауробиндо:
www.sriaurobindoashram.org