Выбор велик: сердцеед-Казанова, корсар...
Изжёванные чужими губами «люблю» в пятнах слюны и клея
лелеет, как редкую вещь, еврей-антиквар;
из прорезей окон-глазниц, сквозь гофры прищур
перед зеркалом млеет.
Впору пришёлся поэта старинный пиджак,
тахикардией чувств безответных с подкладкой истрёпанной слева.
Надевший лицо тысячи страдающих жаб,
он тащит стареющее тело Пьеро
к вечно молодой королеве.
В сердце своём клялась хранить его образ всегда;
долго искала его средь россыпи блёсток, брошей ослепших, перьев.
В аорте нашлась обещанная с неба звезда,
но… лик его, с любящих взглядом глаз
был безвозвратно потерян.
Глубже вонзается узел бархо'тки в висок…
Помнит, в юности был на отца похожим – так говорила бабка, –
в каком-то далёком тысяча девятьсот...
отмыться бы до себя, но маски не могут
по-настоящему плакать.
Лишь смерть очистит его лицо от сухой кожуры,
он станет похож на себя, не осуди в закулисье, народ, не ахай.
Увидев в смотрящем в небо небо, будьте добры,
не плачьте над ним навзрыд,
каждый под маской своей, испуганной птахой.
Художник Марсель Нино Пажо (Marcel Nino Pajot)