Мой товарищ, которому редко везло,
Рассказал, что любовь – это главное зло
("От неё только горечь и беды!").
Он недавно пытался поймать на крючок
Красных девушек. Только ни разу не смог
Одержать долгожданной победы.
Его первая муза – красавица:
Высока и стройна, молода;
Ну а главное – груди и задница.
Ну, куда же без них? Никуда.
Аппетитная попка, как персик литой,
Что так тянет скорее ощупать рукой,
Но приличия не допускают,
И упругих грудей два манящих шара,
В общем, то, что зовется у дам буфера,
От которых все мальчики тают.
Мой товарищ тотчас к ней, дрожа, подкатил,
И сказал, что влюбился, что нет больше сил,
Что настроен он очень серьёзно,
Но холодный красавица бросила взгляд
(Так удав озирает застывших крысят),
И, нахмурившись, бросила грозно:
"Убирайся отсюда, гнилой оптимист;
Ты нелеп, некрасив и совсем неказист,
И тебе далеко до атлета;
Мне же нужен большой, волосатый мужик!"
Мой приятель увял, задохнулся и сник,
Обалдев от такого ответа.
Ну, а вскоре другая красавица
Завладела вниманьем его:
Чуть поменьше и груди, и задница,
Ну, а в целом – вполне ничего.
Бюст представлен манящею парочкой сфер,
Аккуратных, совсем уж не пятый размер,
Только глаз оторваться не может,
Восхищал и изгиб молодого бедра;
В общем, были у девушки той буфера,
Что вниманье мужское тревожат.
Мой приятель пошёл на дрожащих ногах,
К той девице, хоть чувствовал робость и страх,
Но любовь оказалась сильнее;
И, о чудо! она благосклонна была,
И мой друг, разомлев от весны и тепла,
Стал как будто бы сам красивее.
И однажды товарищ с букетом цветов
К ней пошёл и сказал, что жениться готов,
Чтобы жить с ненаглядною вечно,
Но красавица, скри'вив гримасой лицо,
Оттолкнула цветы и златое кольцо,
И сказала ему бессердечно:
"Я устала от куцых цветов и конфет,
У тебя и машины приличной-то нет,
И шикарной, просторной хибары;
Мне же нужен богатый и толстый банкир
Да побольше шубеек, машин и квартир,
И Мальдивы, и Крит, и Канары".
А потом не сказать, чтоб красавицу
Полюбил непутёвый мой друг,
"Ну, уж с нею-то всё у нас сладится", –
Он подумал, устав от разлук.
Кулачками торчали у ней впереди
Две едва проступающих дряблых груди,
Что болтались, как будто мешочки,
Ну, и я'годиц два отощавших бугра,
Составляли её, так сказать, буфера,
Иль вернее сказать – буферочки.
Без особых проблем он знакомство завёл;
В рестораны водил, иногда – на футбол,
И смотрел с нею скучные пьесы;
Суетясь и вертясь, словно быстрый волчок,
Исполнял мой несчастный приятель, как мог,
Все желания тощей принцессы.
А в один из весенних и ласковых дней
Он сказал незабвенной подруге своей,
Что любовью горячей томится,
Предлагает ей руку, зовёт ее в ЗАГС,
А потом зарыдал, хотя был не из плакс,
Потому что сказала девица:
"Ты зануден и скучен, с тобой не смешно,
Надоел ты мне очень и очень давно,
Ты – ничтожная серая личность;
Ожидаю я принца на белом коне,
Чтобы жить, как в чудесном пленительном сне,
Чтобы блеск, красота, романтичность".
И теперь если встретит красавицу –
Мой приятель уйдет, не спеша;
Есть у многих достойная задница,
Только главное всё же – душа.
Соглашусь, это мудрый, конечно, подход,
Но душевность, гармонию… кто разберёт?
Ведь материи эти незримы;
Может, злобна душа, а, быть может, добра,
Не померишь навскидку, а вот буфера –
Буфера-то вполне измеримы.