Беседа с композитором Эльмиром Низамовым. (Казань, 7 октября 2016 г. Запись без сокращений.)
А.А. –Хотела бы начать наш разговор с роли русской культуры в развитии татарской классической музыки – да и мирового искусства в целом. Русская мысль конца ХIХ - первой декады ХХ века сыграла основополагающую роль в развитии современного мирового искусства. Авангард и футуризм актуальны сегодня не меньше, чем в момент своего возникновения. Как не менее востребован и путь «божественной гармонии», которым шли Чайковский – и Рахманинов.
Одним из первых в мире, кто занимался формированием нового искусства, был такой революционер мысли, теоретик и практик авангарда, как Николай Кульбин. Его эссе-манифест «Свободная музыка» (1909) предварило ключевой труд Шёнберга - «Учение о гармонии» (1911), предвосхитив поиски Шостаковича, Шнитке, Софьи Губайдуллиной. Именно Кульбин пригласил Шенберга в Россию с публичными выступлениями в подготовленной и горячо ждущей его аудитории интеллектуалов в 1912 году. Именно Кульбин прочитал отрывки из книги В.Кандинского «О духовном в искусстве» в 1911 году, на Всероссийском съезде художников в Питербурге за год до того, как книга была опубликована в Германии,и стала вехой на пути развития мирового авангарда. В этой книге Кандинский размышлял о связи цвета – и звука. Надо сказать, что все тот же Шёнберг с 1911 г. переписывался с В. Кандинским и мы можем говорить о влиянии Кандинского на этого мыслителя, определившего тенденции развития мировой музыки. Между прочим, Арнольд Шёнберг занимался и экспериментальной живописью, и считал свои художественные опыты абсолютно равноценными своим музыкальным композициям. Идея о синтезе искусств, адептом которой был Кандинский, претворилась здесь в полной мере, и не без его собственного участия… Больше того, про собственную музыку Шенберг – идол современных концептуалистов - говорил, что для него было бы достаточным, если бы её в будущем сравнивали с музыкой Чайковского! Это лишь один пример из сотен таких примеров взаимосвязи и плодотворного взаимовлияния между гениями, представляющими вершины мысли, но принадлежащими к разным культурам и геополитическим центрам… К чему я веду?
Замечали ли Вы, что роль русской мысли и русской практики в непосредственном развитии магистральных направлений в мировом искусстве замалчивается Западом – и это системное явление, оно имеет место не только в сфере культуры?
Э.Н. -В последние годы антирусские, антироссийские настроения вообще сгустились. Это вечный процесс. Сопротивление есть ко всему сильному. Значит есть сильное присутствие русской культуры… Сначала явление достигает своего расцвета, а потом начинает влиять на мир. …Культура, на мой взгляд – это процесс, это всегда сообщающиеся сосуды. В свое время итальянские композиторы приезжали в Россию, показывали здесь оперы и обучали наших музыкантов. По сути, первые наши оперы были сделаны по европейским лекалам. Потом выкристаллизовалось ТО, что мы называем собственно русской оперой: Чайковский, Римский-Корсаков… - и стало оказывать влияние на мировую музыку. …Дягилев, Стравинский… Показательно: Стравинского – русского композитора, в США считают американским композитором, во Франции – французским…
А.А. - Такая же история с Шаляпиным, с Василием Кандинским, со Львом Бакстом, с Николаем Фешиным, Марком Ротко, Николаем Рерихом… и десятками других наших соотечественников, выдвинувшихся в самых разных областях. Велимир Хлебников считал себя председателем земного шара, а всех вышеупомянутых можно считать гражданами мира, сынами вселенной.
А.А. - Вы часто говорите о глобализме, пытаетесь объяснить аудитории, что нельзя ограничивать современное искусство, загоняя его в рамки узкоэтнического сегмента, что нужно раздвигать горизонты мысли, ломая стереотипы местечкового сознания до вселенских масштабов, говорите о том, что в искусстве нет и не должно быть границ.
Э.Н - Да. Это так.
А.А.- Как Вы определите: в чем вектор современной музыки? (конечно, что это – не одно узкое направление). И чего – в контексте мирового опыта - не хватает татарской музыке сейчас?
Э.Н. -Такие два глобальных вопроса. Очень больших. Вектор современной музыки.... Рассматривая этот вопрос, мы должны исходить из конкретной страны. Если мы будем говорить о Западной Европе, то ее вектор – это авангард, то, что называется постмодернизм, или пост-постмодернизм, как сейчас говорят. Это явление сугубо концептуальное, продукт для определенного круга людей. Для огромного количества европейских фестивалей, концертов – я в них участвовал - нужно писать очень определенную музыку. Я ее определю как эксперимент и концептуальное искусство. Там уже зачастую нет речи о музыке. Там имеет место другие явления. Это мне не очень близко.
А.А.- Тут мы затрагиваем тему Софьи Губайдуллиной: ее интересовали грани звучания, границы возможностей музыкального инструмента. Парадоксальное звукоизвлечение.
Э.Н. -Да. Но в моем восприятии - Софья Губайдуллина – это еще музыка. А вот последователи ее… Они уже уходят в какие-то другие сферы. Это ни хорошо и не плохо. Просто кому-то это близко, кому-то - нет. Мне это не очень близко. Я люблю музыку в ее исконном понимании. Мне кажется, Европа… в том числе музыка - находится в каком-то кризисе. Я это ощущаю очень сильно. Поэтому, то, что происходит в Европе, мне не очень близко, если честно сказать. Если мы возьмем другую часть света – Америку – где огромный пласт современной культуры, никуда от этого не денешься: и Голливуд пресловутый…
А.А. -Там работают очень серьезные композиторы. Филипп Глаас, Ханс Циммер, Джон Бэрри...
Э.Н. – В Голивуде заняты профессионалы своего дела. Все направлено в первую очередь на шоу. Даже композиторы, работающие в академической сфере, их опыты обращены к массам, «зрелищны». Природа американской музыки другая, нежели в Европе. Она основывается, с одной стороны на джазе, /на блюзе - музыке негров /… Во многом музыку США сформировали эмигранты, начиная с первого десятилетия 20 века и до сих пор. Американские композиторы впервые обратились к практикам Востока, к музыке Индии. Те же минималисты: Филипп Глаас, которого Вы упомянули, если взять чуть раньше - Стив Райт, Терри Райли – они вдохновлялись Востоком … Эта тенденция продолжается по сей день.
А.А. -Она еще была подхвачена и рок музыкантами 60-х годов.
Э. Н. -Да, и «Битлз», и Леннон, и Рави Шанкар… Они ввели в употребление новые инструменты – ситар и другие…
А.А. - музыка Америки более интернациональна и по необходимости эклектична.
Э.Н.- Таким образом, в каждом регионе своя ситуация… А Россия – она очень неоднородна. Я это очень сильно ощущаю. Россия богата и полярна на мнения. Начиная с 19 века о пути ее развития спорили западники и славянофилы. Это продолжается до сих пор. Среди молодых российских композиторов есть те, что продолжают линию большого национального искусства – и есть тяготеющие к Западной Европе, к авангарду, концептуализму. К эксперименту.
А.А. -Как будто можно вычленить авангард из искусства России. Он – ее детище. Наши современные западники, отворачиваясь от своей родины, не очень хорошо знают ее историю. И идеализируют филистерское общество Запада. В этом смысле характерен ответ Стравинского на вопрос: « -Вы уже дольше чем полвека на Западе. За это время стали лучше понимать вашу музыку? -НЕТ!» (Из интервью в Стокгольме, Швеция, 1965 год.)
Э.Н. -Советские годы нанесли удар по историческому осознанию своей культуры.
А.А. -Но мы не можем отменить историю.
Э.Н. – Отменить не можем, мы можем не знать. Мы можем забыть.
А.А. -Скрябин, Стравинский, Шостакович – а их мы выкинем? Шнитке…
Э.Н. -Шнитке, Губайдуллина, Денисов… Нет, конечно.
А.А. -Чего не хватает татарской музыке в контексте мировой музыки? Если рассматривать ее не как маленькое явление внутри отдельно взятого региона.
Э.Н. - Тут много аспектов. Мне кажется, самый первый момент…Мы начинаем копаться в музыке: вот музыка не такая… это, может, отчасти имеем место быть: мы должны работать над собой, расти. Но если мы вникнем в мировые тенденции … Там ведь не только музыка. За этим стоят еще другие процессы - будь то искусственная популяризация своей субкультуры, будь то политика, или что-то еще. Татарская музыка нуждается в очень большой пропаганде и в очень больших вложениях.
А.А. -Вот Вы к очень важному вопросу подошли. Возьмем советский период в развитии нашей музыки. Того же Нажиба Жиганова. Его везение было в том, что государство понимало роль культуры в истории и развитии государства. Оно смотрело вперед. Без государственной поддержки культуры не будет. «На коленке» можно перышком рисовать, на дудочке играть. Но опера, балет, театр, кино, монументальные искусства: скульптура, архитектура -– их невозможно делать «на коленке».
Э.Н. -То искусство, которое знает весь мир – за ним всегда стоит сильное государство.
А.А. -За ним стоят огромные вложение и понимание глобальной решающей роли культуры и духовности. Стоят государственники, которые знают, что эта сфера должна жить - в любом случае и при любом раскладе. Если мы не хотим потерять нашу самоидентичность, наше поколение. А нынешнее время хочет, чтобы за копейку канарейку и чтоб басом пела. Чтобы эта канарейка самоокупалась, жила продажей своего голоса, своего тела, и сама как-то выживала, а чиновники будут заниматься показухой, петь, что у нас великая и могучая культура… Помогают ли Вам власти создать музыкальный театр, о котором вы говорите?
Э.Н. -Нет. Капля в море.
-Пока не будет изменения ума наших государственных мужей, ситуация не сдвинется.
Э.Н. -Я много езжу по тат. фестивалям. Нашей музыки никто не знает. Даже Жиганов – он ничуть не ниже Хачатуряна. Мы не можем измерить на весах величие того или другого явления. Жиганов мог бы быть таким же известным как Хачатурян. Но – его не презентуют.
А.А.. Есть путь Софьи Губайдуллиной, и есть путь Рустема Яхина. А есть третий путь: Георгий Свиридов был автором и «Метели» - и «Время вперед» - высокий духовный традиционализм и авангард вполне могут сосуществовать в одном художнике. А что ближе Вам? /»Корабль-призрак», «Из глубины» (De profundis), «Dixi”, «Парадиз» - многие ваши вещи граничат с экспериментальной музыкой и вполне вписываются в западную традицию. А дуэт Наргизы и Турыбатыра – пример высокого мелодизма.
Э.Н. -Вы привели пример Свиридова. Наверное, этот путь мне и ближе. Не надо себя ограничивать для достижения какой-то цели. Если я пишу произведение для массового слушателя, я отдаю себе отчет, что это должен быть доступный язык. Если я хочу эксперимента – я себя не сдерживаю из боязни, что меня кто-то не поймет. Сегодня можно использовать все. Нельзя себя заведомо ограничивать.
А.А.-В этом плюс нашего времени.
Э.Н.- Может быть … плюс. А может быть – и минус… Как сказал композитор Валентин Сильвестров: «Раньше нельзя было о чем-то писать, что-то было запрещено. Ты мог оказаться персоной нон грата. А сейчас – еще более страшное время - время равнодушия». Цензуры нет. Но ты не будешь востребован.
А.А. -Есть ли ценитель Вашей сложной музыки здесь, в Татарстане?
Э.Н. -Есть. Хотя этот круг, естественно, уже. Любой автор – проводник между чем-то и чем-то. Придя через твои более демократические произведения, люди могут заинтересоваться чем-то более сложным. И я не редко эти примеры наблюдал. Люди приходят на мой концерт – а он состоит из полярно разных вещей. И они открывают для себя и иную музыку. В этом я даже какую-то маленькую миссию свою вижу. И я люблю, когда популярные музыканты исполняют что-то более сложное. И люди, приходящие на их громкие имена, волей-неволей знакомятся и с иной музыкой.
А.А. -Вы говорили о том, что татарская музыка малоизвестна. Готовясь к нашему интервью, я в очередной раз переслушала Зифу Басырова, Ренат Ибрагимова. «Иске Кара Урман», «Су буйлап», «Герман кое»…- Вот вершина народной музыки. Ею нельзя не быть очарованным. Сейчас это наследие вообще не транслируется. То, что у нас сегодня выдают за а-ля народное – настолько вульгарно, настолько безбожно. Произошла профанация, вымывание настоящего бесценного пласта – и искусственное насаждение эстрадного шлягера, шансона. И именно поэтому современный продукт вызывает отторжение и аллергию у людей с хорошим вкусом. А народная музыка оказалась в забвении, ее не знают.
Э.Н.- Попса живуча, как вирус. А тех, кого надо поддерживать… не могут пробиться сквозь это. Но я бы не сказал, что все так беспробудно плохо. Мне нравится, что делает ансамбль Файзрахманова. Мне близко, как они преподносят фольклор…. Просто среди моря китча крупицы хорошего тонут.
А.А. -В недавнем прошлом деревенский житель подчас был лучшим транслятором народной песни, чем маститые артисты. Старики тоньше, аутентичнее доносили дух старинной мелодии, чем человек с эстрады. А сейчас и деревенский житель не знает исконной народной песни. Ушла культура поколения «николаевской закалки», прошедших войну, которые понимали, что есть что.
Э.Н. -Корни разорваны. А все, что идет извне под видом народной культуры – все не то. Высокие технологии, интернет…Но не все наследие оцифровано. И, чтобы знать такие редкости, надо интересоваться, «копать». Наш народ любит «своих», - «он же из народа, он же наш. его отец –тракторист, а он – песни поет». И людей это цепляет. А как этот «свой» поет – не важно… Моя мама жила в деревне. У нее нет никакого художественного образования, но она знает практически все романсы Рустема Яхина, все старые песни. Потому что она это постоянно слышала по радио, по телевизору. Человек образовывался волей-неволей. А сегодня романсы Яхина - нигде приобрести нельзя. Симфонии Жиганова… Один раз в год на день победы идет «Джалиль» – и все. Но если не в Татарстане – то где должно возрождаться их наследие?!
А.А. - Вы стали одним из выразителей национальной идеи. Органично вошли в обойму перспективных молодых представителей творческой элиты. Вам удалось пробиться. Ваша музыка играется, ставится. Но, обратите внимание: «Черная Палата» нигде не идет.
- Увы.
А.А. - И никто не ответит мне на вопрос: почему это произведение не имеет площадки. Да, 12 октября его покажут в Москве – один раз.
Э.Н. - И то – в рамках юбилея Рената Хариса. И спасибо Р.Харису, спасибо М.Шаймиеву: они нашли средства показать его в Москве.
А.А. –Черная Палата» - это серьезное, мощное произведение. Не просто потому, что в нем присутствует национальная идея. Оно виртуозно, прекрасно написано. В оперном искусстве свои технические законы… А тут Ковтун заставляет петь висящего вниз головой человека – и он поет! Поет!
Э.Н. -Работа над постановкой «Черной Палаты», наверное, была одним из самых счастливых моментов моей жизни. Никто не говорил «так я буду петь, а так не буду». Все работали с полной отдачей. Что мы придумаем, то и сделаем.
А.А. -Понимали, что это уникальный шанс, такое может и не повториться.
Э.Н. -Поэтому я очень благодарен всем участникам постановки.
А.А. -Что сказал после премьеры «Черной Палаты» Владимир Васильев?
Э.Н. -Он сказал… Что нам удалось создать ощущение чего-то громадного. Что относительно небольшая сцена театра К. Тинчурина работает как захватывающее эпическое пространство.
А.А. - В этой опере Вы раскрылись как мелодист.
Э.Н.-Я сознательно делал эту оперу такой, чтобы она пелась.
А.А.-Я конечно от всей души желаю, чтобы этот спектакль не был свернут.В свое время такая практика была у императорского Эрмитажного театра: спектакли ставились на одно представление, к случаю. А ведь в оформлении их были заняты Головин, Бакст, Бенуа, под руководством Дягилева… Покажут такой шедевр – и на полку. А декорации ведь не живут. А ведь это были шедевры живописного искусства…. Ваш спектакль не только не исчерпал своих возможностей – он как младенец только-только набрал полную грудь воздуха – так дайте же ему выкрикнуть!
Э.Н.- Я оптимист…
А.А. - …Дягилев в Петербурге такие блистательные спектакли стал ставить, что сразу стал конкурентом и его быстренько вытеснили. С волчьим билетом! С формулировкой, что ему не разрешено работать в театре!.. «Русские Сезоны» стали возможны потому, что в России Дягелеву было запрещено работать. Благодаря ему за границей знают хоть в малой степени русскую культуру. Оперу. Балет. Живопись. Благодаря ему изменилось лицо мировой высокой моды.
Э.Н.- В своем отечестве пророков нет. Эта фраза очень актуальна и по сей день.
А.А. -Вас не пугает состояние ума нашего общества, состояние нашей культуры, подмена понятий в искусстве, общее снижение планки? Ведь Вы – действительно принадлежите к элите музыкального мира. Ваше мнение имеет вес.
Э.Н. - Делай то, что должен - и пусть будет то, что будет. Такой у меня принцип. Я не могу весь мир изменить. Но хотя бы для своего окружения стать проводником… У меня много иностранных друзей, которые таким образом открыли для себя татарскую культуру.
А.А. – Вы пишите музыку и для драматической сцены. Казанцы-театралы знают ваши работы. В Альметьевск, на «Беглецов» (Н.Исенбет) конечно, не каждый соберется…
Э.Н. - В театре Камала идут спектакли «Ходжа Насретдин», «В ожидании», к которым я писал музыку. 7 ноября премьера спектакля «Чудо-таблетка». В ТЮЗе идет 3 спектакля: драма «Любовь людей», «Война глазами детей» и «Из глубины».
А.А. -Вот мы и подошли к Ван Гогу. Его письма стали для Вас поводом к написания вокальных партий для постановки «Из глубины». Вам лично близок такой тип личности как у В.Ван Гога?
Э.Н. —Нонконформист? Да.
А.А. – Работал на износ. Не продавался. Он был самоотверженный друг. Он был пастор, проповедник. Написал петицию в защиту шахтеров – за что был запрещен в священнослужении. То есть сначала он был священник. А потом стал художником. Он действительно не был соглашателем. Мы пережевываем мифы о нем, пустые выдумки.
Э.Н. -Он такой, потому что не может быть другим. Но это только восхищение вызывает.
А.А. -Живи он сейчас, он бы не пробился?
Э.Н. -Нет. Романтический тип художника ушел. Я считаю, что сегодня если ты не известен при жизни, то потом ты тем более не будешь открыт. Это раньше можно было, как Бах - жить в одном городе, тихо работать в своей церкви, а потом через сто лет его открыл Мендельсон. Сейчас это не возможно.
А.А.- В сознании современного человека бытует такое представление – если ты успешен, имеешь статус – значит, ты огого, ты – крут! Но Ван Гог - все тот же. Толпа признала его гением уже после его смерти, когда оказалось, что его картины – надежная инвестиция. Но он был гением всегда, независимо от признания или не признания.
Э.Н. -Есть такая книга Евгения Гришковца «Письма к Андрею» - посвященная А.Тарковскому, в форме эпистолярного жанра. В ней Гришковец касается темы гениев. «Гений – он не может находиться близко. Человек не может понять, что твой сосед, однокурсник – гений. Гений – он всегда далеко». Неужели, спрашивает Лешковец, современники не понимали, что Пушкин - гений? Как они могли позволить, чтобы он стрелялся с каким-то проходимцем?.. Или – Тарковскому не давали пленку. Неужели они не понимали, ЧТО он такое? Что ему надо дать всю пленку, какая только есть в Советском Союзе? Нет, не понимали… Вот когда человек далеко – тогда да, он – гений.
А.А. -Когда мы говорим о гениальности, возникает еще один вопрос – вопрос этики. Пушкин сформулировал это так: «гений и злодейство – две вещи не совместные». Не может гений переступать этическую грань.
Э.Н. -А я вот думаю – может. К сожалению…
А.А -ТЮЗовский спектакль – очень многообещающий, интересно решен по пластике, но возможно… слово Ван Гога имеет самодовлеющую ценность
Э.Н.- Слово как слово – это очень сильное средство. Слово оно очень конкретно. А мы избегали конкретных смыслов. Спектакль «Из глубины», конечно, для сугубых эстетов театра, хореографии. Но я рад, что он есть. У нас очень мало экспериментального искусства в Казани. Я считаю, это бич. Это не правильно, абсолютно не правильно. Должен быть плюрализм мнений. Казань - современный город. Третья столица. С культурной точки зрения у нас много лакун. У нас нет чего-то провокационного нестандартного, одиозного. Пусть это будет. Из этого может вырасти интересное.
А.А. -У нас велика прослойка людей косного мышления, которые могут ощутить эту эксперименталность, провокационность как нарочитую пощечину…
Э.Н. -А пусть. Пусть будет пощечина. Чего вы боитесь?
А.А. - Недавно в Москве сняли выставку фотографа Джока Стерджеса, обвинив его в непристойности.
Э.Н. - Ханжеством это называется.
А.А. - Казань всегда была культурным котлом, местом обитания людей с очень нетривиальным мышлением, собранных со всех концов света. А сейчас в Казани заправляют прагматики и невежественные люди.
Э.Н.-Я вообще считаю, что капиталистический строй – это смерть для искусства. Не правильная среда. Искусство не может подчиняться рынку: «купи-продай» - это не та категория. …Есть такой композитор Владимир Мартынов. Философ. Он рассуждает о том, почему сейчас нет таких величин, как Моцарт. Нет такой среды, чтобы возник Моцарт. Он же не сам по себе случился. Среда была катализатором таких явлений. …И все-таки, мне кажется, сейчас - время возрождения. Может быть это черта молодости – оптимизм.
А.А. - О среде. В 2012 году Вы были на стажировке в Вене, в «The Arnold Schonberg Akademie». В чем она заключалась? Что запомнилось?
Э.Н. - Запомнилась прежде всего сама Вена. Меня поразило, что город живет своей историей, живет музыкой. Все овеяно духом творчества. Площадь Гайдна, улица Шуберта… Памятники повсюду. Очень впечатлило старо-венском кладбище. А сама стажировка проходила очень насыщенно. Каждый день помимо уроков - посещали по 2-3 концерта или выставки. Нас было 3 делегации – российская, американская и китайская. Нам очень много рассказывали о Шенберге. Мы слушали его музыку, анализировали ее, и писали свою. У нас были мастер-классы по композиции. А в самом конце состоялся концерт из наших произведений.
А.А. –Вспомнилось: лекции Шенберга в Петербурге 1912 года, организованные Н.Кульбиным, были невероятно востребованы – и не случайно. Почва была подготовлена. Была выращена творческая среда для восприятия его, Шенберга, нетривиальных мыслей, взрывающих прежнее представление о музыке. Кульбин - недооцененный теоретик в развитии авангарда. Говорят, что отец русского футуризма – Бурлюк, ан нет. А Отец –то – Кульбин, у которого на лекциях тусовался Бурлюк и его приятели.
Э.Н. -Такое часто случается в истории. Сообщающиеся сосуды.
А.А. – Вернемся к Софье Губайдуллиной. Она – человек исполин, рядом с ней многие кажутся мелкими, ненастоящими. Она сочетает в себе уникальное мышление и музыкальный гений – свободу быть собой.
Э.Н. -Я с ней встречался. Причем не в Казани, а в Москве. На встрече с ней было очень много народу. Ей задавали вопросы. После встречи я к ней подошел. Помню, меня поразили ее ответы на вопросы. И в этот момент мне показалось, я понял ее музыку. София Асгатовна живет в каком-то определенном мире. В тот момент, когда ты входишь в этот ее мир, все становится предельно ясным и понятным. В нем все логично. Есть художники, с которыми лучше лично не общаться. А есть другой тип - встретившись с ним, ты лучше понимаешь его творчество. То, что она говорит, порой даже интереснее, чем ее музыка. Она очень интересно мыслит.
А.А. -Она духовно сосредоточенный человек. Зрелый. И бескомпромиссный.
Э.Н. -Не от мира сего, да. «Медные трубы», признание опьяняет тогда, когда цель – известность. Не это главное для нее. У нее другие цели.
А.А. – Да, ее Искусство – связано с вечностью. Без этого вектора искусство выхолащивается … Есть такое понятие, как вторичность. Задумывались ли Вы, как избежать этой общей болезни?
Э.Н. -Вторичность возникает в том случае, когда человек хочет казаться кем-то другим, не самим собой. Мы созданы уникальными. Каждый – единственный в своем роде. Такого больше не будет. Ты настоящий - когда максимально приближен к себе, если ты честен в том, что делаешь - а для этого нужна большая смелость. Мы порабощены стереотипами. Над нами довлеют чужие ожидания, принято – не принято. В этом случае есть соблазн сделать что-то по общему стандарту. «Это легче продается».
А.А. - Не коробит ли Вас словосочетание «бизнеспрект» в отношении музыки? Не боитесь ли заниматься конъюнктурой ради карьеры?
Э.Н. - Нельзя делать то, что тебе претит. Нельзя предавать самого себя. «Ода Татарстану»? Я же люблю то место, где живу. И писал ее не так, как кому-то нужно, а как я это слышу.
А.А.-У нас очень сильно упал уровень профессионализма среди тех, кто должен делать интеллектуальный продукт.
Э.Н. -Поп-массовая культура насквозь материальна. В ней много физического…. Возьмем наши реалии, в Татарстане. Спорт, спорт, спорт. Не должно быть такого перекоса…
А.А.- Феномен искусства авангарда в том, что его творцы не боялись быть не понятыми, отвергнутыми. Приоритетом было достижение нового, прорыв в сверхчувственную, невербальную сферу. Угождение филистерам их не тревожило. Как говорил Вергилий: «Прочь, профаны». Век нынешний требует принципиально иного, популярного продукта для плебса. Нынешний художник боится остаться невостребованным.
Э.Н. -Культура долгое время была прерогативой аристократии. А в 20 веке все перевернулось: «Если продукт не интересен массам, тогда он вообще не нужен». Революционные произведения, нетривиальные идеи - сложны. В это нужно вникать. Второй момент: Мы живем в информационно перенасыщенное время. Нам тишины не хватает. Я по себе замечал: когда нет электричества, при свече – рука тянется к книге. Прежде люди читали больше. Больше размышляли. У нас нет времени на паузы… В последний год хочется от всех отгородиться. Не хватает покоя. Тишины хочется.
А.А. -У Вас есть большая, выстраданная идея о музыкальном театре. Не секрет, что мы имеем консерваторию в Татарстане во многом благодаря Нажибу Жиганову. Союз композиторов республики, средняя специальная музыкальная школа (лицей при консерватории) создавались при его непосредственном участии. Это стало решительным фактом в развитии музыки в Татарстане. Благодаря этим начинаниям реализовался потенциал народа. Однако в то время государство понимало значение культуры и поддерживало ее. Сейчас ситуация принципиально другая. Музыкальный Театр можно открыть – но не сохранить, как это произошло с филиалом Института им. Сурикова в Казани. Власть навязывает искусству роль самоокупаемой торговки собой. Однако никогда большое искусство не могло осуществляться в рамках мелкой торговой лавочки на собственном обеспечении. Что думаете по этому поводу? И есть ли перспективы у Вашего начинания?
Э.Н. -Все продвижение в этом направлении – это те музыкальные спектакли, которые я делаю. К сожалению, нас не слышат.
А.А.-«Не вовремя вы с этим предложением»?
Э.Н. -Да, именно так и говорят: «сейчас не то время, сейчас тяжелое время». Хотя в 1945 году, когда организовали консерваторию, было тяжелее. Я всю жизнь слышу это: «нет средств». Когда-нибудь кто-нибудь скажет: есть средства? Культура – на ней нельзя экономить.
А.А. -Как Вам работалось с Георгием Анатольевичем Ковтуном? Какой он?
Э.Н. - У Шумана были два персонажа, от лица которых он подписывал свои публикации в печати – Флористан и Эвзебий. Флористан – страстный, темпераментный, ироничный, а Эвзебий – романтик, мечтатель. Так вот Ковтун - чистый Флористан. Он пылкий как огонь. Настолько быстро загорается идеей. Не помнит про еду, питье… Все устали, но не он. С ним очень интересно, легко.
А.А. -У него кинематографическое мышление. Его «Кармен» – драка на фабрике - ведь гениально же сделано.
Э.Н. -…Он так и говорил: мы делаем кино. Ковтун - страстный постановщик.
А.А. - Когда смотрите на большой орган в консерватории – нет мыслей написать что-то эпохальное, для вечности?
Э.Н. -Я очень люблю этот инструмент, два года занимался на органе, даже играл на том самом большом симфоническом органе, установленном в консерватории. У меня есть сочинение для органа, благодаря которому я стал лауреатом / конкурс на лучшее сочинение для органа, Москва, 2008 год/ . Идеи конечно есть. Это дивный инструмент.
А.А. -Одно из важнейших событий Вашей жизни?
Э.Н. -Одним из важнейших событий в моей жизни оказался мой первый конкурс, после которого я определился с выбором жизненного пути. До этого думал, буду врачом. Это было в родном Ульяновске, конкурс «Новые имена». Мне было 14 лет. И я победил, получив Гран-при. Там я впервые выступил со своим произведениями для фортепиано и скрипки, «Танец огня» и «Сон»
А.А. -Вы – Лауреат, по крайней мере, 8 международных и всероссийских конкурсов. Какой был самый трудный, или самый интересный для Вас?
Э.Н. -Каждый по-своему труден. Мы посылаем уже готовые сочинения, которые рассматриваются жюри. А в Самаре на каждом туре нужно было экспромтом сочинять музыку на заданную тему. Не простая задача.
А.А. -Вы 5 лет преподаете в Консерватории. В этом году был Ваш первый выпуск. Кого из Ваших молодых студентов можно выделить уже сейчас?
Э.Н.- Ляйсан Абдуллину. Композитор, автор камерной оперы «Береника» по повести Эдгара По. Это произведение стало ее дипломной работой. Исполнил оперу оркестр Консерватории, солисты - Денис Стебунов, Диляра Хайретдинова. Произведение было показано и на экспериментальной площадке - в творческой лаборатории «Угол», а так же на городском фестивале искусства и краеведения в Лядском саду, и в Казанском Кремле (Манеж).
А.А.- Вы помогли ей с выбором драматургического материала?
Э.Н. -Это так.
А.А. -Похоже, у нас назревает плеяда новых музыкантов…новые силы, которые, возможно, переломят ситуацию. И это здорово. А какие они – студенты сегодняшней консерватории ?
Э.Н. -Очень разные. Но главное – они знают, чего хотят.
А.А. -В чем для Вас смысл жизни? Чего бы хотели Вы?
Э.Н. -Наверное, чтобы мы своей жизнью делали этот мир чуть-чуть лучше. Я считаю, человек живет ради других людей, не ради самого себя. Ради других. Музыка – это большая сила. Это духовная вещь. Ее не видно, ее нельзя потрогать, но ее воздействие - огромно…
/"Моя одна тревога в том, как я могу быть полезен миру" - Винсент Ван Гог./
7 октября 2016 г.
...............
Эльмир Низамов родился 24 декабря 1986 года в Ульяновске. В 2006 году окончил Ульяновское музыкальное училище по классу специального фортепиано в классе О.В.Буровой, а в 2011 году композиторский факультет Казанской государственной консерватории имени Н.Жиганова, в классе профессора А.Б.Луппова. Аспирант, преподаватель кафедры композиции казанской консерватории. Член союза композиторов России. Возглавляет Татарстанское отделение МолОта СК РФ, входит в экспертный совет МолОта. Участник многочисленных фестивалей современной музыки во многих городах России, Австрии, Украины и Белоруссии. В 2012 году прошёл стажеровку в Шёнберг-Центре в Вене. Дипломант всероссийского конкурса молодых композиторов "Рябиновые грёзы" в Москве (2002 год), лауреат того же конкурса в 2003 году, лауреат конкурса на лучшее сочинение для органа (Москва 2008 год), лауреат Второго всероссийского конкурса молодых композиторов им.С.С. Прокофьева (г. Челябинск 2008 год), лауреат конкурса молодых музыкантов имени Д. Кабалевского (I премия, Самара 2008), победитель Первых международных композиторский состязаний "Connecting music" (г.Киев, 2009 год), лауреат Международного конкурса композиторов на создание обязательного сочинения для III Всероссийского открытого конкурса ансамблей духовых инструментов (Казань, 2010), финалист международного конкурса композитор «Шаг влево» Санкт-Петербург 2011.
журнал "Талант" № 28, 2016.
ФОТО: Рамис Назмиев.