По странным правилам апрельского колдовства,
Бог влюбляется в персонажа собственных снов…
И это не против божественного естества,
Поскольку сознанием Всевышнего движет любовь…
Однако позднее творец, уставший от игр,
Хочет взяться за кисть и снова раскрашивать сны,
Но тут ему в горло внезапно впивается тигр,
Сплетенный из страхов и призраков сладкой весны.
А также – из ревности, из нежелания быть одному,
Из сладострастия и беспокойства о будущем дне,
И в этот момент уже Бог наполовину посажен в тюрьму,
И помышляет нередко о бегстве, беде и войне.
И сны его, четко покорные воле творца,
Становятся мрачными рыбами в мутной воде,
Где нет восхитительной тени того неземного лица,
Которое некогда вызвало бога из бездны «Нигде»…
Но все продолжается, все обращается в дым,
И бог исчезает, чтобы стать чистым - без лиц и имен.
И … просыпается - сильным и заново молодым,
Бесстрастным стремительным ветром в начале времен…