Я был виршист и графоман,
Ты утончённой хоккуисткой.
Слов твоих розовый туман,
Мне был и чуждым и не близким.
В твоих причалах пристаней -
Царило полное бесштормье,
Но образ белых кораблей
О мысли плющило безкормье.
Мои же вирши рифы скал,
Как волны дерзкие лизали,
За ними чудился оскал,
Того, кого во мне не знали.
Мы были разные с тобой.
Лишь ради секса вместе спали.
За что-то связаны судьбой,
Чей выбор горько проклинали.
Она столкнула нас лоб в лоб,
А нам бежать лишь прочь хотелось.
Ты кровь мою пила, как клоп,
Но это была просто мелочь,
В сравнении с тем, что ты пила
Мои слова и чувства, мысли,
Потом кроила их сама
И в хокку их лишала жизни.
Как рыба , бывшая в суши -
Так твоя хокку смыслом пахла,
Но нет в ней, не было души,
Она сдыхала лишь и чахла...
В ей чуждых, мысли тупиках,
И чувств не прожитых туманах,
Лысела вшиво в париках -
Слов расфуфыренных изъянах.
Меня тошнило и рвало -
От хокку всех и хоккуисток,
И Нечто к Вечности звало,
Как Коммунизм звал коммунистов.
Я вышел тихо навсегда,
Не попрощавшись, по-английски...
Пусть догорит Судьбы звезда,
Что нас связала , хоккуистки.