последняя

Дарья Ясина
посвящено тому, кого я жду и ждала.

***

если пытаться с чего-то начать, то лучше начать с конца:

обычный день декабря. на улице кот наплакал тепла.
он пишет ей всеми изъезженное «как у тебя дела?»,
хотел спросить лично, с утра, но не вышло – она спала.
встречает с порога отца с кривым выраженьем лица,
идет пить на кухню чай с разговорами из свинца.

они разъехались с утра и до завтра по важным делам:
он – домой, сам, она – по чужим пятам
в центр города к трём с половиной часам.
он звонит, но она почему-то не отвечает, трубку не берёт.
она говорит себе, мол, не сейчас. попозже возьмёт.

она идет по лестнице в кабинет, он – по такой же, домой,
и думают одновременно – как славно быть одному/одной.
и то ли совпало так, то ли в матрице сбой,
то ли этот момент предначертан судьбой –
он и она спотыкаются о ступень.
это был их последний совместный день.

и после этого дня – ни слова друг другу. молчок.
как будто она – немая, а он – церковный дьячок.
он так же спокоен, взгляд его так же кроток и меток,
все так же идет по утрам под шелест листвы и веток.
она вертится как гироскоп, как старый стальной волчок,
и прыгает с дела на дело, как майский сверчок.


***


за окном, как в ускоренной перемотке, меняется время суток.
как она еще не умудрилась продать рассудок?
её жизнь –  квинтэссенция смеха и алкоголя,
вокруг горы пустых конфликтов и смольных шуток,
напивается вечером с горя, споря про финчера и хью лори.
её жизнь – карнавал (не без проституток).

у него всё напротив: спокойствие. невозмутимость,
выполнение пунктов по плану и закрытая нерешимость.
необходимость в любимой женщине плюс железобетонный принцип:
он не смотрит теперь кино, а только читает книги,
не выходя за рамки своих подмосковных провинций.
он нашел себе спутницу без интриги.
по сравнению с ней – с океаном, со штормом, в котором тонут,
он нашёл себе серую мышку и тихий невзрачный омут.

это был самый странный, тихий и мирный раскол из всех –
он был так же беззвучен, как на могиле смех,
как будто на пол падает чей-то изъеденный молью мех,
как глубоко запрятанный в ноющем теле грех.

они виделись лишь однажды на автовокзале –
он отдал ей ключи от квартиры, она ему – (мысленно) то, что они создавали.
(а на деле – футболку и тёмно-лиловый пуловер).
он не сказал ей ни слова из тех, что заранее приготовил.
да и она молчала, как партизан на допросе.
у них у обоих к друг другу были сотни немых вопросов.
 
в те моменты, когда ей хотелось его увидеть, поцеловать –
пропадала в режиме оффлайн, чтоб ему – молчать.
"проще все это кончить, чем заново начинать.
он любил меня так, что хочется закричать,
чтобы он убежал, чтобы он захотел бежать".

когда было морозно, он кутал её в свой шарф,
а она убегала нелепо, на встречи с другими спеша.
говорила о вечности, думала – дьявол в его глазах.
убегала на встречи с другими, скрывая свой вечный страх.

он ей пел колыбели не на ночь, а по утрам.
открывая глаза,  она думала: он проживет и сам.
неподвластные времени чувства –  его стена.

в вечной гонке по следу искала уже она.

и она запирала себя в четырех стенах.
её дом стал ей замком, который тюрьмой пропах.
и когда в одиночестве вдруг растворился страх,
он пришел к ней во снах.
и она осознала этой весной, что она без него – никто.
и теперь его пряный запах, его кудри, его пальто –
сверлящее наваждение, мысли как решето.

***

а может быть так случится, что следующим летом
она уже и позабудет об этом.

проснется как-нибудь утром позже на целый час,
торопясь на учебу, забудет докрасить глаз,
выбежит впопыхах, сломает каблук, вернётся снова домой,
проедет две лишних станции по прямой,
войдет на бегу не в свой вагон метро,
и в этот момент у нее заколотит нутро.

вот здесь, прямо здесь – люди, тоннель, вагон.
и прямо напротив неё –
он.

это будет похоже на взрыв сверхновой,
хотя вслух они не произнесут ни слова.
здесь и не нужно будет ни слова.
ни одного
единого
слова.