Я гулял по бульвару ночному, где звезды сияли,
Там настойчивый малый гитару замучил с баре,
И почти что ногие девицы меня соблазняли:
Танцевали, по ножке меняя, в лихом кабаре;
И толпою меня занесло сам не знаю куда я:
В прихорошенький театр с фиалками в заднем фойе,
А на сцене актриса была, будто сшедшая с Рая-
Светлоглазый ребенок в звенящем турецком колье;
В Чифтетелли кружилась она средь хедивов и ханов,
Темно русыми косами их задевала слегка,
Я забыл легкодумных девиц с ресторанов и баров
И хотел молодую актрису украсть на века;
Словно в сердце вонзили слоновый укол кофеина-
Все актеры на сцене, их жадно просили на бис,
И сказали, что роль Танильдиз исполняла Алина,
Ну а я поджидал ее с розами подле кулис;
Опрокинул два слова я: «Будьте со мною, Алина,
Ваш отказ для меня всё равно нажать на курок!»
А она засмеялась так звонко, по-детски невинно,
И в ответ пошутила: «Что ж сударь, готовьте висок».
Лето кончилось уж, ароматом дразнила малина,
Мне садовник шепнул, что Есенин рожден в этот день,
И стихи его в парке большом нам расскажет Алина,
Как узнал, так озноб с меня спал, отпустила мигрень;
В ее жестах то волчьи порывы, то робкие взмахи,
Как читала она, я об этом не в силах смолчать:
Опухали от слез её веки под "Песнь о Собаке",
А про Родину Русь ей хотелось с весельем кричать;
И сегодня иначе предстала пред мною Алина:
Я увидел талант с откровенностью русской души-
Настоящая страсть с гибким телом, как из пластилина,
Понарезала раны и тут же смогла их зашить;
Я Алину до дому провел сквозь ночные аллеи,
Я ценил ее труд, напивался ее красотой,
И она намекала, что скоро быть может созреет,
И придет ко мне, чтобы навеки остаться со мной.
Мне декабрьский ветер принес конфети, мандарины,
Рождество приодело весь город в белейший наряд,
А Алина во МХАТе опробует роль Магдалины,
И я с трепетом ждал её, сев на приближенный ряд:
В волоса Иеуши втирала блаженное масло,
Так вжилась она в суть мироносицы этой святой,
Что казалось, омылась вся грязь, непорочность, лукавство
И весь зал обретет вместе с ней верный путь и покой;
С бенуара спустился вдруг видный, солидный мужчина,
И Алину увёл,лишь от шлейфа волокся ажур,
Видно ездит она заграницу, пьет сладкие вина,
А заметив меня, только сухо сказала: «бонжур».
Шли недели, а я был отчаяньем, болью пронизан:
Я не ел, я не спал, мне хотелось метать все и рвать,
Но зато понял я: в том секрет настоящей актрисы,
Что спускаясь со сцены, она
продолжают играть.
Год спустя в том фиалковом театре мы встретились снова,
И она была грустной, несчастной, но крикнула вслед:
«Я так долго мечтала о вас, что не вычерпнуть слова»...
«И не надо!» -я сел на скамью и сказал ей в ответ:
«Вы сегодня Пьеро, ну а завтра смешной Чиполлино,
Вы обманщица с гримом на шее, в цветном парике,
Вы актриса, вы спящий вулкан, вы зарытая мина,
Что же, милая, ждать мне от вас? Я застрял в тупике»...
...
Я был весь не в себе: с грузом жалости, грусти и сплина,
Но и сыт уж по горло я болью, ночами без снов,
И шепнул ей сквозь слезы : «Простите...прощайте, Алина,
Пусть другого задушит актерская ваша любовь».