Я не помню, что было вначале – в душе бардак,
Мозга судороги при виде стрелок, книг, черепов и прочих вещей,
имеющих лишнее измеренье,
Или вера в штамп, гласящий, что именно так
Должен жить и смотреть вокруг человек со стертым о буквы зреньем?
То ль страдает плоскостопием какой-то ген,
Заставляя вместо бега рифмовать номера на спинах вперед спешащих,
То ли чтение пиес поменяло с годами моих содержимое вен,
Приучило к брезгливости и прочим повадкам мысль предержащих.
Впрочем, что за корысть мне – знать: где маска, а где лицо,
Если даже папье-маше сохраняет ожог пощечин...
По утрам у зеркала в ванной, в конце концов,
Не его выражением я, а небритостью озабочен.