по обыкновению, на утро стало не так больней, как было ночью. я не знаю, кто меня воскресает из мира мертвых, но так хочется посмотреть в его глаза.
вспоминался город, который болеет оспой и воспалением легких, с улицей, наизнанку вывернутой асфальтом, с домом, в углу которого так остро торчит фонарь, почти похожий на лезвие. им можно было бы с точностью вскрыть вены, в которых так быстро течет теплая — не кровь, — тоска.
если я умру, обещай взять кого-нибудь в жены — и полную противоположность меня: пусть у нее будут карие или голубые глаза, пусть она будет сдержанна и пряма, чтоб в осанке не горбилась, и вообще — золото — а не жена. пусть у нее будет чистая голова: мысли — аккуратно, по полочкам, разум — во главе угла.
если я умру, обещай мне, что забудешь мои стихи, что не будешь ругать детей (общих с ней. со мной — у тебя лишь боль).
после тяжелого рабочего дня — ты будешь спешить домой, где с нетерпением ждет жена, стоя на кухне в испачканном фартуке. сквозь метры сырой земли я почувствую своим нутром, как ты крепко целуешь ее в плечо; синий след на моей шее останется и после смерти.
по субботам она будет готовить тебе пирог, перед сном рассказывать, как прошел на работе день, мило засыпать на твоих руках.
если я умру, обещай не ставить в церкви свечу за мой покой. о самоубийцах ни читают молитв, ни ведут служб, ни поминают, а если вдруг — то так, про себя и ни в коем случае вслух.
я не убила себя. так пришлось. мою шею вылепил Бог под размер узла. я не могла больше чувствовать ничего: ни боли — все было выжжено до нуля, ни соли на рану — одна петля, ни как ты говоришь громкое в загсе «да», а рядом стою не я, — я, собственно, лежу в гробу.
пусть она будет другая — с нормальной крышей, твердо стоявшей на одном месте. пусть ее не заботят всякие дурацкие вещи, что светофоры ломаются и по ночам плачут. пусть она будет твоей самой лучшей, без надрезов на шрамах (куда уж хуже!), без попыток свести счеты с жизнью и вообще без сдвигов лишних.
она будет любить тебя, как Господь любит свое дитя, будет отличной матерью твоих детей. и она жива, и ладони ее — кипяток. и я бы умерла в сотый раз,
если бы была жива.
(с) doberman.