Здравствуй.
Шесть твоих писем мне пересказывал Ветер. Хотела спросить его имя, но он, торопясь, убежал (он был похож на вечер в пастельно-клетчатом пледе). Я не успела догнать, Шляпник, мне очень жаль.
Тоже смотрю на море с ливневым горизонтом, над головой дожди в виде комочков ваты… Я бы хотела зиму, заснеженные болота – только мне всё дожди с неба над де ла Платой (это наш крайний запад). Здесь я, должно быть, вечность…
Всё забираюсь в Анды, чтоб улыбнутся Солнцу.
Знаешь, пространство, время и параллельность лечат, только осенний дождь так же, как ты, смеётся. Я в предрассветный час долго смотрю на море – напоминает сумрак, безмолвно мягкую даль, сиреневый лёгкий дым, выдуманных героев.
Ты – часть меня, наверно. Веришь, мне очень жаль. Не возвращаюсь в осень и избегаю рыжих, не доверяю кошкам (особенно ярким в цвете). Чай же вошёл в привычку, чай под Луной на крыше – я передам чуть-чуть, если увижу Ветер. Буду бежать за Ветром в самый полночно-синий, в самый метафоричный час на моей планете.
И, на песке рисуя неповторимость линий (ту, что я с детства помню и называю бредом, ту, что твои ладони, твой безрассудный профиль), буду смотреть на стрелки, остановив их такт, и рисовать тебя нерастворимым кофе.
Мне бы пора забыться, только не знаю, как.
Передавать приветы не попрошу, пожалуй. Лучше уж я позволю всё обо мне забыть. Но не тебе, я слишком… знаешь, ты прав, не надо употреблять глаголы вроде «мечтать», «любить». Не вспоминать про осень, за километр от рыжих, за километр от клёнов и золотых полей, не прикасаться к розам, не танцевать на крышах и не искать созвездий в ликах октябрьских дней.
Шляпник, в другой Вселенной мы, может быть, соседи, долго гуляем к морю, где под ногами – вереск. Так меньше жаль, что здесь мне вас никогда не встретить…
Что мне тебя не встретить. «Всегда» существует.
Элис.