Упрямый серый мир цветных витрин раскрасил наши лица,
На чистом пустом небе виднеется синица.
Какой-то неизвестный писатель в свои молодые семнадцать писал, любил и страдал,
А ночами подушку мокал в свои слёзы.
Как бы это не было больно, я помню,
Как ты прекрасна, о твоей красоте у меня нет слов, лишь одни эмоции восхищения.
Наши глаза навсегда запомнят старую набережную и пароход на котором одни,
Уплывали от наших обид и невзгод.
В Питере во тьме разводили мосты,
Что тебе снится, крейсер Аврора, когда я стою у руля?
Проходили года и недели,
Все смеялись над глухим с серьёзным лицом,
Тыкали пальцем в лицо слепому,
И говорили и показывали гадости немому.
Старый расплавившейся воск на пожелтевшем конверте,
От куда: Россия, Санкт-Петербург,
Куда: делегации, на север.
Разорваны в клочья шедевры первой эпохи,
Вторую эпоху сожгли за ненадобностью,
А третью оставили гнить на гнусном сыром балконе, в окружении промозглых криков декабристов.
С зонтиком, под ручку гуляем по тусклым наполненных ненавистью улицам.
Порезы вдоль рук напоминают мне о прошлом и былом,
Гораздо проще вспоминать старое, наиболее хорошее,
Нежели помнить провалы и пытаться их избежать.
Натыкаюсь на вилы, с дырками в теле иду на свою же смерть,
В след мне кидают в спину камни,
Тонны адских насмешек и голосов разрывают барабанные перепонки,
Все останется у нас с тобой
На нашей старой засветившейся пленке.