(предыдущий фрагм "3.Видишь, я влюблён! Дай со страстями определиться".
Роман "Миледи". http://www.stihi.ru/2016/07/17/8318)
«…Кто ж на мой малый рост польстится? Гном?
И кто ж решится, даже незаметно,
отдать мне предпочтенье беззаветно?
Поклонников не сыщешь днём с огнём,
когда саму себя сочла бесцветной», –
вот так Тоска играла Генриеттой
в её незрелых мыслях до времён,
пока не повстречался граф д’Эгмон.
Четырнадцать всего-то было лет ей.
Арман её не счёл нисколько бледной.
Едва проснулся некий в ней гормон
и женственность ярить стал перманентно,
как дева расцвела сеимоментно…
. . .
...Принцессу расхвалив, охрипну я,
но о красе смолчать едва ли верно.
В противников монархии плюя,
традиции храня, чтоб откровенно
в принцессофобе взгреть олигофрена,
мы Генриетте шлём «гип-гип-ура»!
В своё ещё бутоновое время
дочь Генриха Четвёртого, сестра
Людовика была не столь шустра,
пока в душе и в теле угловатом
не встало всё по-женски на места.
А дальше – ноша тяжкого креста.
Неясно, кто – виной, но, вроде, Фатум…
…Родившись в тысяча шестьсот девятом,
в четырнадцать лет – жертва детских грёз,
не сбегав ни с одним мужчиной кросс,
не зная с ними общего секрета,
в свои пятнадцать крошка Генриетта,
катаясь на кобыле иль в карете,
с седла ступая наземь иль с колёс,
была лишь скромной замкнутой принцессой,
чей шаг к любви тогда был безголос…
…Амур, пуская стрелы, так прицелься,
чтоб был у двух сердец взаимный спрос!
Амур свёл вместе графа и принцессу...
…Для многих став причиной женских слёз,
Арман д’Эгмон влюбился, но процессу
влюблённости отдался весь всерьёз.
Вдовец, граф не похож стал на повесу…
Граф выбрал Генриетту не по весу
её внутри двора. Да, статус – вес.
Но красота, ум – разве не привес?!
Без права видеть в ней свою невесту,
её считал граф лучшей из принцесс…
Будь он Луи, решился б на инцест,
чтоб обожать не только визуально.
А что ж у Генриетты… вкус сусальный?
Она была в Армана (всё – the best)
и вовсе влюблена без притязаний.
Год шёл под знаком счастья и терзаний.
Но… то ли глас им Божий, то ли перст,
на мезальянс накладывал арест,
не дав пожить на пике осязаний.
Добавив в кругозор принцессы знаний,
ГОД радостей общенья и признаний
поднял и тонус девы до небес.
Влюблённые познали вкус лобзаний.
Но Фатум дал им времени в обрез…
Арман был дипломат при всей харизме.
Мог даме уступать без укоризны.
Арман и Генриетта (пара – блеск!)
прекрасно спелись. Но не всем в отчизне
в их пении понравились мелизмы.
Всего-то в тридцать (драма – не гротеск)
трагически ушёл Арман из жизни.
Что ж Генриетте? Крах? Сердечный крах!
Пей с горя слёзы, а платок – на закусь…
(В слезах Бурбоны? Подтвердить нельзя чушь!)
Ещё на политических ветрах
не высохла в глазу её слеза – уж
семья, возликовавши: славный брак! –
«усохла», Генриетту сбагрив замуж
аж в Англию – Испании на страх.
Ведь муж-то – не какой-нибудь опарыш.
Шотландии и Англии монарх!
Хотя и непохожа жизнь на мрак,
достало англиканство гостью крайне!
Что ж делать католичке в чуждом храме?!
Мечта могла для воли дать простор.
Мечтой бурбонский гонор был приправлен.
Бегом во власть – невыгоден простой!..
Ещё до встречи свёкор был отравлен.
Трон Якова достался (как приз) той,
кому путь в Лондон выстлан от «окраин».
Муж Карл уселся сразу на престол.
Джордж Бекингем едва ли был нейтрален
во многих обстоятельствах – крестом
не клялся в незамешанности он.
Но, раз уж Генриетта – королева,
то взять её в союзницы – проблема!..
…У власти тот особый аромат,
который всех притягивает плотно.
Власть можно поэтапно «воровать»,
подкапываясь тихой сапой, подлой.
…Пока у Генриетты сыроват
был план её пути во власть над «кодлой»
верхушки заправил (ей неугодной),
она делила с мужем лишь кровать.
Чтоб у неё на Карла компромат,
копился вкупе с личною свободой,
сумела королева уломать
свою фрейлину просьбой полуподлой
стать Карлу фавориткой не на час.
Карл, на Мари-Мадлен почти молясь,
к жене страдал любовью всё ж упорной.
Интрига удалось жене по полной…
Сменив её перину на матрас
фрейлины, но с женой входя в экстаз,
теперь муж не во всём ей был указ.
Себе внушая, что она уж правит,
что финт с купцами – это первый тур,
ловчила королева в духе дур,
нарушив ход вещей и весь регламент.
Однажды, не оповестив парламент,
не глядя, Генриетте подмахнул
король указ о льготах «ост-индийцам».
Наивность ворожила проходимцам.
Ущерб казне бы объяснить мог нуль
налогов с отколовшихся торговцев.
Вмешавшись, Бекингем их обманул,
намерения жуликов покоцав.
«Мужчин всех в кулаке, а дам – в горсти
держать бы надо, Господи прости»! –
в мечтах на провинившейся поёрзав,
её своим решением простым
он мысленно упёк бы в монастырь.
Был герцог вездесущим без вопросов.
Минуты ни одной не упустил
он – на указ немедля сделать отзыв,
и сам он мог напасть, как нетопырь:
– Зачем вы, королева, так – тыр-пыр –
безумно влезли в их ловушки-сети?! –
на выволочку властной Генриетте
хватало у министра слов и сил. –
Указ попал ко мне. Оповестил,
иль нет, я короля и весь парламент?
Ну… это только времени вопрос.
Реакция их так мозги вам вправит,
что впредь уж не лежать им вкривь и вкось!
В политике – чтоб знали – нет гламура!
Так что оставьте дрязги мне и грязь.
Для вас – балы, наряды, флирт, амуры.
Не рано ли полезли вы во власть!
– Мне, королеве, всё подвластно! – Ой, ли!
Игра не стоит, вероятно, свеч.
Каким вас опоили черти пойлом,
что сделались похожи вы на смерч?!
Жить по-мужски – родиться нужно оным!
Желающих повластвовать ждёт меч.
Хотите вы повластвовать, зажечь?
Но в Англии за то традиционно
казнили королев. Головки с плеч!..
. . .
…Как Генриетте ввязываться в драку?
Лорд Бекингем идёт не на подлог,
а фактом подтолкнёт её на плаху.
Земля чуть не ушла в момент со страху
у юной королевы из-под ног…
…Историк откровеньем осторожным
клеймит лишь иногда в сужденьях крен...
...При всём раскладе поприщ и арен
не может Время быть пустопорожним:
всем, этого не знавшим, мстит взамен.
Мозги вправляет Время не за грош нам,
но это не лишает нас проблем…
В неведомом меж будущим и прошлым
сулят мозгам интриги, шашни плен.
Мозги сочтут ли для себя плен пошлым?
Насколько мозг становится смирен,
коль много мыслить стало делом тошным?
Объёмно мыслить – труд. А плоско – лень,
но кажется привычным и надёжным.
Рождённые летать, встают с колен,
но с мусором сверяются подножным.
Мир порождает Фелтонов, Кармен,
сочтя их амплуа в природе сносным.
Причастные к натурам одиозным,
чтоб взять пик власти, иль создать гарем,
по жизни удалым забегом хрень
несут любую – в пику вражьим козням…
…Премьер-министр герцог Бекингем
бывал в разборках очень даже грозен,
католиков теснил и пуритан.
Не мог его смягчить и женский стан.
На вкус сортировал лорд дам по гроздьям.
Притом что допускал он дам к глазам,
не всякая в глазах его – розан.
Взгрев всяких Генриетт, Луиз, Роксан,
шипы пустить в ход давши повод розам,
на это провоцируя их сам,
всесильный лорд в делах по всем вопросам,
коль верить мемуарам, дневникам,
неотвратим был в мести. Но не хам…
Дан выбор искушением как частность.
Влекут: налево – блуд, направо – властность.
А путь прямой – к туманным тайникам…
…Когда почти смертельная опасность
лишает воли очень властных дам,
а тот, кто ощутил к тому причастность,
кичится превосходством и упрям,
то это очевидно на примере
мук Генриетты (загнанной в тупик)
и (силой упоённого) премьера –
любимца женщин властных и любых:
и страстно хищных, и в любви слепых.
Коль статус для мадам важней размера,
то подданными (от раба до сэра)
повелевать охота всеми-всеми,
кто рядом с нею, сторонясь иных
(державшихся в тени, иль разбитных).
Жить королеве каждый час и миг
невыносимо в образе мишени,
иль быть у короля на замещении…
Как только торжествующий милорд,
уверенный в себе, собою горд,
оставил Генриетту в унижении,
в испуге приняла она решенье
готовить упреждающий удар.
Бумаги – документы – письма – мщенье…
Архив – к интриге лучший инвентарь.
Душа не просит у себя прощенья.
Душою изнутри владеет тварь:
в одну из фурий перевоплощенье –
ничто иное как (без искаженья)
ГОРДЫНИ УЯЗВЛЁННОЙ чёртов дар.
Гордыня Генриетты – не товар,
но в ход пускалась рьяно небесцельно.
Мир Лондона остался чуждым, но
она в нём не потерпит униженья.
Пусть стресса избежать не суждено,
не залегать бы, главное, на дно!
Бедняжка Генриетта или шельма,
иль это совмещалось в ней давно,
(наивность, жажда власти – два в одном),
но Джордж ей предрекал за всё лишенья.
Из страха Генриетта шла на мщенье…
Ей не пополнить бы число гостей
в зловещий мрачный Тауэр, однако!
Инстинкт самозащиты ей свистел,
что герцог в политических рос драках.
Вдруг враг опередит! Ни лечь в постель,
ни в ночь уснуть – при нервных-то атаках!
Вопрос часов! Не дней или недель.
В нюансах не погрязнув бы бестактных,
с чьей помощью затеять канитель?..
А мастером дел тайных, деликатных
кого, как не магистра вспомнить ей!
Он то ли в одолженьях, то ли в клятвах,
и думая не только про себя,
помочь ей обещал. Вопрос: цена?..
…Магистра Малина не взять за ворот.
За яйца то ж. Она не влюблена…
…Не самый захудалый Лондон город.
Клан Чёрных Капюшонов в нём – мир дна.
Для Чёрных Капюшонов мир расколот
на тех, чья власть ещё не сожжена,
и тех, кто властью Ордена прополот…
Для тайных встреч с маркизом Малина
уже не первый в Англии был повод:
– …Маркиз, мой довод оптимален, я
весь компромат, который уготовит
погибель Бекингему, оплачу.
Ведь вам любое дело по плечу.
Магистр покосился на принцессу,
а выхода такому интересу
не дал. Но впереди запас лет-зим…
– Да, к целям я подход ищу настырно.
Но герцог чист! Неуязвим! – Вестимо.
Я вряд ли в чём его изобличу,
но вас о личной просьбе известила.
– Он крайне осторожен, не тюфяк.
– Вы многого достичь – в своих правах.
Вы – мастер тайных дел любого стиля! –
магистру Генриетта где-то льстила,
а где-то констатировала факт.
Хозяин судеб и кровавый фат,
её должник повёл себя корыстно.
Совместный план интриг – программа риска.
Крючок с наживкой нынче для магистра
у королевы был не маловат
(кого же заведёт из них клёв в ад?). –
Ваш орден будет максимально быстро,
поскольку ваш масштаб – не мелкота,
аккредитован в Лондоне, когда
вы вытащите мне на свет крота.
Для нас стал таковым брат Бекингема.
Джон Вильерс обвинён был не келейно
в преступном отравленье короля.
Скрывается, инкогнито храня,
он нынче, как доносят, в Нидерландах.
Не знаю, разбирается ль он в ядах,
причастен ли к тому, в чём обвинён,
но надо обложить со всех сторон
виконта, чтобы выманить сюда к нам.
Вот тут из-за угла его и трахнем
мы пыльным-то мешком по голове!
Пусть знает впредь, как жить средь королей,
коль сущность авантюрна и корыстна!
И с доводом таким куда вольней
мне станет шантажировать министра.
А к вам подход найдёте вы новей.
Поскольку, как я вижу, у магистра
натура больше властна, чем корыстна,
на откуп априори Лондон вам
отдам я в благодарность. Дар к дарам –
весь Лондон и окрестности в придачу.
– Вы склонны к политическим мирам.
– Ужель терпеть у трона в доме срам?!
Лови'те, полагаясь на удачу,
мне Джона и всё станет по местам.
Пусть попадёт виконт в ловушку сам,
а после я его поглубже спрячу
и Джорджу намекну глумливо с плачем,
что брат его неведомо, где схвачен.
– Как женственно хитра Фортуна, львы
не знают. А ведь это так накладно!
Легки на самый чёрный юмор вы!
Местечко для него в тюрьме вакантно?
– Для Джона я не в роли адвоката
намерена предстать! Вот суть молвы:
была у Джона женщина когда-то,
с которой жил он долго по любви.
Но… бросил. А бедняжка-то капризна.
Храня его любовные все письма,
одно из них вдруг вынесла на свет,
к чему её склонил граф Соммерсет.
Джон Вилльерс донжуаном слыл отменным.
Невесте бывшей стало не до сна:
у Френсис повод – и большой весьма –
был Джону отомстить за все измены.
Невесте Джон неверен был без меры.
Сказать по правде, девушка сама
сбежала от него, от лицемера.
Теперь былой любви их – хрен цена!
Шлют женихов без преференций на…
коль вы нечутки и небрежны, валом…
…Но в лучшие их с Френсис времена
она за жизнь его переживала
и уж, конечно, не интриговала.
В душе бедняжка вовсе не коварна,
не гробила зря Джона, словно враг,
но в шторм она для Джона – не маяк.
Пусть Джона и оставила вдруг с носом,
она не из пронырливых макак.
Жаль, что жених налево вскачь понёсся…
Джон был неосторожен в письмах так,
Что локти после грыз себе – мудак!
За десять дней до смерти венценосца –
по стилю писем вечно в дураках –
писал он Френсис в нескольких строках:
«Я еду к королю. Не беспокойся
за душу мою, милая, ничуть.
Но о его душе Бог как-нибудь
заботится пусть сам. Бог милосерден.
А я сегодня в пику непоседам
успеть обязан всё, что намечал.
Не дрогну! Я решителен по средам!
До встречи вечерком и не серчай».
– Записку дама выдала?! Вот выдра!
– В записке всё как будто очевидно.
Читается ТАКОЕ между строк!!!
Поэтому за стиль глупца обидно.
Джон – лох, но не злодейское всё ж быдло.
Быть олухом стилистики – порок!
Натура Джона крайне самобытна.
– А в чём тут несуразность? Любопытно.
– Текст извратили. Мол, король убит. Но
такое извращение – навет.
Послать на плаху Джона, взяв на веру
подлог, не вправе честный правовед.
Письмо – ничто иное, как ответ
на то посланье дамы кавалеру,
которое могло пролить бы свет
на всё, в чём ныне склонны видеть скверну.
– Вы тайнами владеете, наверно.
– Сейчас я всё расставлю по местам.
С агрессией иском совсем не там
тем вечером был Джон на самом деле.
И был не яд оружьем, а металл.
До бегства своего Джон утверждал,
что Френсис завела речь о дуэли.
Лорд Данверз был им вызван на дуэль.
О чём псы Соммерсета б не дудели
(мол, Вилльерс короля губить посмел!),
но Френсис беспокоилась предельно
за Джона в день дуэли, например.
Среда бретёров разве ж – богадельня?!
К его душе, куда вселялся зверь,
бедняжка апеллировала денно
и нощно, умоляя жить трезвей.
А Джон, ничуть не беспокоясь, ей
строчил про ту же самую дуэль.
Письмо от Френсис было бы резонно
представить обвинителям. – В аду?
– Всё класть в копилку надо бы в одну,
чтоб чувствовать себя не уязвлёно.
Когда б письмо осталось на виду,
Джон текстом оправдался б, безусловно.
Но Джон там, где не надобно, проворно
сподобился себе лишь на беду
письмо невесты уничтожить сам же!
Повис лишь компромат над ним. И даже
брат – герцог Бекингем – не защитит…
– Путь бегства опрометчив. Мне претит.
– …У Джона был пред бегством бледный вид,
хотя по жизни он не малокровен.
– За бегство всякий дурня обвинит.
Брат герцога – не нонсенс средь диковин.
– Себя повёл он, как молокосос,
пусть нервы у него и на износ.
«Недолго же он в слугах был поко'рен. –
Король, узнав о бегстве, произнёс. –
Коль убежал, то, стало быть, виновен.
Обратный путь уж… будет не из роз».
– К истории я мысленно прирос.
– Как видите, в таком раскладе новом
для Джона накопилась тьма угроз.
Враг сам себе, себя он перерос.
Для вас не представляет Джон энигму?
Пройдёте, как по маслу вы ножом!
Затратите на это вы не миг… ну…
достаточно трёх дней? – Расчёт смешон!
– Мой друг, не упускайте шанс, проникнув
в открывшуюся тайну. Право, Джон
сам лезет повсеместно на рожон.
– Наивная вы, если не слепая.
Уйдёт неделя, может даже, пара.
Стальной зад у меня, но я с седла
слезаю, мозолИ на коже паря.
– Чтоб я всё это время прозябала
в опасности смертельной для себя?!
У обстоятельств острых тут раба я!
Чтоб враг весь срок бы этот восседал,
убойно мне грозя?! Да я погибну
скорей, чем уничтожу эту гидру –
мне ненавистных Вильерсов. Скандал
устроит герцог пред моим же мужем!
Едва ли бы враг в этом прогадал.
Супруг мой с Бекингемом очень дружен.
– Пять дней, поскольку цель почти видна.
– Так лишнего-то нет у вас же дня!
Успейте вы хотя бы за четыре!
Седло возьмите мягче. И пошире.
– Оставим жёсткость конского седла!
Опасность будет вам грозить всегда,
коль будете зевать в мужском вы мире,
где ждут от вас не козней, воплей вдруг,
а нужное мужчинам в разговоре.
– Да я от них скорей всего завою!
– Дождётесь от судьбы вы оплеух
и, может быть, чего похуже, вволю.
Мужчин-политиканов вы вокруг
должны заставить видеть в вас ту даму,
в которой чудо женственности – суть!
Вы носите пред ними не сутану.
Пусть в вас богиню видят, а не жуть.
У вас задатки есть. Будь вы трусишкой,
я б вам не намекал крамольно на
стремление не выглядеть пустышкой.
Глаза у Генриетты словно вспышкой,
короткой, но живой для Молина,
внезапно озарились пониманьем.
Похоже, что с решеньем экстремальным
она уже связала шаг вперёд.
В душе воспрянул вмиг дух-сумасброд:
– Хотите вы сказать, что блеск короны
тускнеет перед женской красотой?
– Чем трон седлать, порою раскалённый,
Не лучше ль способ древний и простой!
Во всех он странах – загляните в атлас –
используется дамами давно.
Политиков мужчин очаровать враз,
по-моему, от Бога вам дано.
Ведь вы отнюдь не сыч. Скорей, богиня
земного обольщенья… и пора
представить, что мужчины – это глина,
а женщины по лепке – мастера.
– Чтоб я вдруг с Бекингемом?! Но… польстило
табу меня приравнивать к сычу…
…С врагами флирт… и я в нём – заводила?!
Скорей на бо’шку лорда усечу! –
лик дамы стал подобен кумачу. –
Коль с ним найду для драки повод – тыла
тогда не защитить врагу! Вмочу!..
…Но… вашего совета мне хватило.
Блеснуть своей красой – мне по плечу.
Ну, что же, Молина, у вас есть время,
чтоб Джона заманить ко мне сюда.
Мне нет нужды, пока не станет скверно,
над ним вершить ни мести, ни суда.
Но станет он в моих руках гарантом
сговорчивости брата. Без затрат
мне легче будет выжить, если рядом
находится заложник – младший брат...
Подсказанное вами впрямь занятно…
…А всё ж на Джона вновь в пылу угроз
точу клыки – я по судьбе всеядна.
– По коже у меня от вас мороз.
В глазах у вас мелькают бесенята.
Обратный путь, сказали, не из роз?..
На путь бесчестья встанете всерьёз –
обратного и вам не будет надо.
На скользкий путь встаёте зря, ей-ей!
В Испании вы честь бы profanada,
но в Лондоне, в Париже… вам видней…
Жизнь любите, но к власти вы жадней…
– Озвученные вами десять дней
для поиска бессмысленны: вам надо
скорей доставить Джона хоть из ада!
Связь наших судеб видится тесней,
чем, я могла представить, и десятый
день станет крахом для моих ушей,
ведь им, пришитым накрепко к душе,
не вынести в мой адрес обвинений.
Тогда уж пропаду я, вне сомнений!
– Я б вам желал покоя, а не благ,
будь вы одна из мнительных гордячек.
На ком же вся вина? – Не вникла. Страх,
как хочется понять, кто злой подрядчик!
Уже теряюсь в собственных глазах,
хоть и на каждый день наряд – моднячий!
– Не свой ли вклад в вину тут? А в мораль чей?
Умноженных причин в каких разах
не счесть? Вина – на вас! Уж я-то зрячий!
У вас есть красота. Но где размах?!
Ужели вы не ставите задач ей?
Не каждый лорд, иль даже пёс бродячий,
с восторгом умиления в глазах
встречает вас с душою на распах.
Быть королевой можно и с отдачей.
Венерой… не короной же ходячей…
вам требуется стать врагу на страх.
Ошиблись вы на первых же порах.
Об этом я бы с вами посудачил.
Тонуть в ошибках хуже, чем в жирах.
На горло наступать своей удаче
вы стали, чтоб приблизить свой же крах.
Всё недругу пытаетесь дать сдачи?
Пал ваш авторитет? Тревожный знак!
Прекрасной дамой выглядеть в глазах
мужчин, ну, то бишь подданных – задача
первейшая для вас! И не иначе!
Себя всяк должен чувствовать в гостях
сперва у яркой женщины forever
и лишь затем считать вас королевой.
Застыла Генриетта: – Мы грешнЫ
порою так бездумно! Каюсь-каюсь, –
продлился диалог почти без пауз,
и стало ей совсем не до грызни,
глаза её вдруг сделались нежны. –
Я часто в мыслях собственных копаюсь…
Вы ценную новинку в них внесли…
(продолжение в http://www.stihi.ru/2016/10/20/3988)