Этим рекам вовек не слиться. Нам не встретиться в жизни этой? Только грезить, теряясь в лицах.
Стылость зим обращая в лето, разгоняя к утру туманы, запирая ветра в ущельях, ты врачуешь чужие раны, не мои…
моё сердце щемит от того, что тебя не видел, от того, что не мог услышать.
Ты – не бог никакой, не идол, но ты где-то за небом, выше всех созвездий и млечной тени – дотянуться к тебе бессилен. Не крылат я, бедовый пленник. Сгинуть мне в океане синем, не исполнив мечом обетов, не добившись блестящей славы. Исцели меня силой света…
В очаге прогорают травы – белена, одолень, вербена, ветку ивы втыкаешь в землю под луной серебристо-белой. Заклинаниям духи внемлют и покорны тебе в служении. Вот и зеркало что же скажет? Не мое ли в нём отражение в ореоле огня и сажи?
Дым летит строго лишь на запад – там, где боль моя всё сильнее – колдовской горько-мятный запах. Моё сердце едва ли тлеет под изрезанной в клочья плотью – среди боя не жди пощады, где враги обступают плотно, кровожадным впиваясь взглядом. До меня долетают звуки невесомые с поднебесья, твои чувствую словно руки – их теплу отдаюсь…
и весь я восстаю из огня и пепла, оживаю, как птица Феникс, ослеплённый сиянием света.
Чей теперь, мне скажи, я пленник?