И у раба бывает dolce vita,
И он поет под нос, как коростель:
«Как милостива нынче Аглаида
И как свежа хозяйская постель».
Ты – император страстной, буйной пляски.
Твой сотрапезник – собственный сатрап.
Вино пьянит, а тело просит ласки.
Для тела ты любовник, а не раб.
Тебе не нужен нож за голенищем.
Ты, словом оприходуешь глупца.
Раздаришь щедро милостыню нищим,
А Аглаиде навыки самца.
Аттракцион, где ты почти элита,
Но вдруг остановилась карусель.
Не милостива нынче Аглаида
И холодна хозяйская постель.
- Что может быть приятнее и проще,
Чем выполнить желанье госпожи.
- Добудь, о раб мой, мученика мощи
Как говорят, для дома, для души.
Такая, Вонифатий, мода в Риме.
Я даже разузнала что почем…
- Но вдруг они окажутся моими,
Истерзанными ловким палачом?
Вино из кубка щедрости допито
И принесла сорока на хвосте ль,
Что никогда нам больше Аглаида
Не разделить ни яства, ни постель?
В амфитеатре, в самом центре Тарса
Купить бы этот страшный талисман,
Где правит Марс, и в цирке слуги Марса
На части рвут невинных христиан.
Не смог он оставаться безучастным.
Жизнь пронеслась, как пошлый карнавал,
И Вонифатий кинулся к несчастным,
Проклятья сыпал, цепи целовал.
Он обезглавлен, должное добыто.
Недолго длилась эта канитель.
- Встречай святые мощи, Аглаида.
Твой грешный дом – их вечная постель.
Грех из души не выдавить, как чирей,
Хоть бейся об пол покаянным лбом
Явился ангел Господа в ночи ей.
Велел идти к тому, кто был рабом.
Там вырос храм. Паломники к святыне
Стремятся через горы и леса,
А в храме этом древнем и поныне
Великие вершатся чудеса.