Ты звонишь, а трубку берут в начале двадцатого века,
вот, опять перепутал пространство, страну и эпоху.
Ты стучишь в чьи-то окна, стекло индевеет от вздохов,
но внутри решат: просто метель - силуэт человека.
Будешь ждать, что ответным письмом принесут не пустое.
"Извините, но адрес неверен, а город в руинах".
Будто Джоэл Бэриш поёшь: "О, моя Клементина",
забывая, что это - лишь фильм и ты вовсе не Джоэл.
Как всегда, вместо писем - просрочки кармических штрафов,
короб - рукопись снов, что приснятся лишь лет через десять.
Ты от путаниц этих бежишь надышаться в полесье,
удивляешь кота, забиваясь с улыбкой за шкафом.
После вызовешь друга по рации, выйдешь в пальто и
будешь ждать его в парке и он принесёт сладкий мокко.
Только эти моменты - священное "не одиноко",
сторож скажет жене: "Двадцать лет говорит сам с собою".
Двадцать лет я хожу в тот же сквер, но, конечно, чуть позже,
не успеть, не найти, ждать шагов и беседовать с елью.
Ты почти предложил вчера куртку. Почти что успели..
или сны, что мы видим, как жизнь, об одном, всё о том же.
Каждый шаг перепутан и каждый исход невменяем.
И, похоже, у нас это общее, вот наша квота:
сотни лет на земле с кратким аутро летальных исходов.
И деменция вечности - мы.
Это всё объясняет.