ЗАПАХ ЕЁ
ДУХОВ
"Есть запахи, чья власть над нами
бесконечна".
Шарль Бодлер
Я шёл в толпе, то до обидного равнодушно обтекающей тебя, то готовой немедленно сбить тебя с ног и растоптать даже не заметив этого. Совершенно машинально, не отдавая себе в этом отчёта, я зашёл в парфюмерный магазин. Просто кто-то, шедший впереди меня, прокрутил стеклянную дверь, ведущую в магазин, и я, словно от всего отрешённый зомби, зашёл вслед за ним. Впрочем, слово «машинально» здесь не совсем уместно. Но об этом позже.
Ко мне тут же подбежала благоухающая лучшими духами мира продавщица с вышколенной, но совершенно очаровательной улыбкой. То, что произошло дальше, я помню лишь в общих чертах.
Помню только, что перед моим носом постоянно брызгали какие-то духи, предлагали понюхать стеклянные пробки от флаконов с духами, опять и опять расхваливали до небес очередное чудо парфюмерии, но я при этом качал головой, давая понять, что это всё не то, что мне нужно. На меня уже косились продавцы рядом, а я всё никак не мог определиться с духами, которые бы напоминали мне те, другие, сводившие меня когда-то с ума и ставшие прологом к небольшому, но весьма и весьма драматичному эпизоду в моей жизни...
Утро того рабочего дня начиналось очень даже рутинно, без каких-либо намёков на приближающееся «цунами».
Я возвращался после производственного совещания, болтая о том о сём с Элиной, единственным человеком, с которым я был, что называется, на дружеской ноге в нашем «аквариуме». Так я называл стеклянный, насквозь прозрачный этаж, оккупированный в высотном здании нашей корпорацией.
Я проводил Элину, задержался в её офисе. Мы стояли и беседовали, оба при этом не очень спеша плюхнуться в кресла у наших компьютеров и заняться, наконец, делом.
«Пятница, куда спешить? - бросил я Элине. – Навкалывались».
Помню, что я рассказал какой-то анекдот, чем очень развеселил её.
И вдруг её лицо стало серьёзным, она устремила на меня не свойственный ей ранее грустный взгляд, словно какие-то неожиданно-тревожные раздумья оттеснили на задний план весёлую толпу иных чувств. Мне захотелось успокоить её. Я обнял Элину, просто так, по-дружески. Наши объятия, если таковые и были время от времени, обычно ничего не значили. По крайней мере, ничего такого, вроде влечения друг к другу, как мне казалось, никогда не возникало между нами.
Но в этот раз, как только я обнял Элину, я тут же почувствовал необыкновенно приятный запах духов. Мне показалось, что я падаю в ароматическую бездну, в которую столкнул меня мой лукавый ангел-хранитель, сам, видно, прекрасно знающий толк в подобных наслаждениях. Я не спешил оторваться от Элины. Мне хотелось наслаждаться запахом её духов как можно дольше, вплоть до экстаза, который медленно, но верно уже набирал во мне силу.
Некий роковой узел новых отношений с Элиной завязывался у меня на глазах. Помню, что после этого я никак не мог сосредоточиться на работе. Со мной творилось что-то неладное.
Отодвинув деловые бумаги, я вышел на электронную почту и стал обдумывать свою первую эсэмэску Элине.
- Что это за... – я хотел спросить её о духах, но, волнуясь, отправил ей так и незаконченную фразу.
Ответ последовал немедленно. «Ага!, - подумал я,- значит, она заглядывала в свою почту и явно ждала этого вопроса».
- Олег, ты имел ввиду духи?
- Как ты догадалась?
- Это было легко сделать. Ты не мог сегодня от меня оторваться.
Пытается смутить. Что ж, хорошо. Мои пальцы только на минуту замерли над клавиатурой. А затем я выдал:
- Надо сказать, Элина, что ты не очень-то и вырывалась.
- Нахал! – последовал ответ.
- Нахал, насколько я понимаю значение этого слова, это тот,
кто идёт напролом, когда он знает, чего он хочет.
- А ты лично знаешь, что ты хочешь?
- Возможно, что теперь это действительно прозвучит как нахальство с моей стороны, – лишь на минуту замешкавшись, ответил я . – Боюсь даже задать тебе этот вопрос.
- А ты попытайся, Олег, задай его.
- Ты бы согласилась пойти после работы ко мне?
Пауза. Несколько затянувшаяся. И странный ответ.
- Да, тётя была права.
- Какая тётя и причём тут твоя тётя?
- И не только тётя права, но и Мерилин Монро тоже.
- Издеваешься, смеёшься надо мной?
- Нет, ничего подобного. Просто размышляю вслух. Я тебе потом расскажу, причём здесь тётя и причём Мерилин Монро.
- Я всё же не получил ответа на мой вопрос.
- А ты настойчив.
- И всё же?
- Мы, женщины, не можем просто вот так сходу сказать «да».
- И всё же? – настаивал я.
Она помолчала несколько минут, а потом в несколько рядов выдала пулемётной очередью на экране одно слово «да».
Я подавил в себе желание громко расхохотаться. Лишь откинулся на пружинную спинку кресла и победно улыбнулся. Видимо, моё слишком затянувшееся объятие настроило её на тот самый камертон, который обычно задаёт ритм куда более интимным отношениям, чем просто задушевные беседы в офисе, которыми ограничивались раньше наши отношения.
- Только предупреждаю, Элина, - сказал я, когда мы на её машине подъехали к дому, где я жил, - в квартире жуткий бардак. Так что не очень удивляйся.
- У,у...Это даже интересно. Интригующе интересно, – сказала она и поцеловала меня.
Я обнял её. Какое-то время мы целовались в машине,
а потом ещё в лифте, пока подымались ко мне.
- В этой берлоге лучше не включать свет, - прошептал я на ухо Элине, как только за нами закрылась дверь.
Я подхватил её на руки, понёс к кровати, отодвинув ногой лежавшие у кровати книги,
которые я утром так и не успел убрать.
И вот я лежу в обнимку с ней, совершенно одурманенный запахом её духов и, если возможно такое понятие как нирвана-возбуждение, то оно, как нельзя лучше определяет моё состояние. Благоухание её кожи, изысканное наслаждение плоти – всё сошлось для меня в тот вечер, всё выдано было мне судьбой в одном флаконе под названием «Оргазм». Надо будет проверить, но, кажется, так называется одна из картин Сальвадора Дали.
Легко себе представить, какая панорама типично холостяцкой квартиры открылась утром Элине: от груды книг и одежды повсюду до грязных окон, сквозь которые смутно просматривалось непонятного цвета небо.
- У меня есть гениальная идея, - сказала Элина, выходя из ванной в моём халате. – Иди в ванную. Возьми свой халат, – сбросила она мне его на руки. Улыбнулась, нисколько не смущаясь своей наготы: «Выйдешь – поговорим».
Но до разговоров ли было мне, выйдя из ванной.
Она лежала, моя «Суламифь» – обнажённая, соблазнительная, благоуханная. Как сказал поэт - «дыша духами и поверьями». Лежала на моей кровати, видевшей всё, но только не это.
Когда я, отстранённый от того, что только что произошло между нами, опустился рядом с Элиной, она заговорила о своей «гениальной идее».
Выяснилось, что её отец, профессор математики, переквалицировавшийся в очень успешного дельца, укатил вместе с женой на три недели во Францию, на какой-то там знаменитый курорт.
- Почти три недели в нашем распоряжении, милый. Ты меня, слышишь, Олежек? – тормошила она меня, уже порядочно одурманенного её духами.
- Похоже, что мой Воронцовский дворец тебя не устраивает, – пробормотал я.
Проигнорировав мою реплику насчёт «дворца», она продолжала говорить. Причём говорить так, как будто всё уже продумала и за меня и за себя.
- Отец оставил мне кучу денег. Любит меня мой родитель. И ты знаешь, никогда не жмотничает. Только я начинаю намекать ему на свои денежные затруднения, как он тут же, останавливая мои неловкие потуги, спрашивает: «Сколько тебе, доченька?» Вот так. Мама считает, что он меня балует. Ты даже не представляешь, Олежек, как я рада, что мои уехали. Впереди у нас райские дни. Всё будет тип-топ, дорогой, вот увидишь.
Нырнув гораздо позже с головой в мерзко-грязные, но благоуханные воды зюскиндского «Парфюмера», я заметил, что главный герой книги, с его преступно-фанатичной привязанностью к нежному запаху девичьей кожи, вызывает у меня сложные эмоции. Я ассоциировал его с собой. Что греха таить (и можете осуждать меня сколько вашей душе угодно), я порой сочувствовал ему больше, чем его несчастным жертвам. Да вот, взять хоть этот пассаж из книги:
«Какой-то непостижимый аромат...Гренуй следовал за ним с колотящимся от страха сердцем, потому что смутно догадывался, что не он следует за ароматом, но что аромат захватил его в плен и теперь непреодолимо влечёт к себе».
Но тогда, в плену у непостижимо-притягательного аромата был ни какой-то там литературный герой Гренуй, а лично я, с моей обострённой чувственностью и жаждущей изысканного наслаждения, плотью.
Поскольку, как выразилась Элина, «её предки свалили», мы решили поехать к ней. Элина спустилась вниз и осталась ждать меня в машине, а я на скорую руку занялся подготовкой для перелёта из своей «голубятни» в иные края.
Воздух в моей квартире был просто насыщен теперь дурманящим, как наркотик, ароматом её духов. Я закрыл окна поплотней, прикрыл одеялом пропитанную духами простыню, сделал максимум, чтобы законсервировать этот потрясающий запах. Ведь никогда не знаешь, что может произойти между нами за три недели. Может быть, мы рассоримся в пух и прах или дьявольски устанем друг от друга. Всё может быть. Что ж, в таком случае, если после нашего фиаско с ней, я вернусь к себе, то смогу ещё некоторое время наслаждаться запахом её духов.
Быстро, чтобы не заставить Элину слишком долго ждать, я бросил в рюкзак всё, что мне могло понадобиться, вышел из дому, швырнул рюкзак на заднее сиденье машины и мы покатили вдвоём в сторону нашего будущего эдема.
Если, как утверждают, с милой рай и в шалаше, то мы с ней зажили в наиболее комфортабельном шалаше, который только можно себе представить.
В первый же день Элина вручила мне ключи от своей машины и я стал при ней кем-то вроде шофёра-любовника, которому принадлежит и ключ от машины и, что немаловажно, ключ от сердца и тела хозяйки. Чем не сценарий для мыльной оперы со мной в главной роли?
Какое это наслаждение быть вдвоём в роскошной квартире, втягивать в себя тончайший аромат духов твоей возлюбленной, к тому же смешанный по утрам с острым запахом дымящегося, необыкновенно вкусного, только что сваренного кофе! И при этом не иметь сил оторваться друг от друга, чтобы, в конце концов, собраться на работу, покинув на время и смятую постель и всё ещё хранившие отпечаток наших голов подушки. Как несправедливо устроена жизнь и, как правильно было кем-то подмечено – ты выходишь на пенсию старым маразматиком, когда тебе уже всё по барабану, вместо того, чтобы сначала побыть вот на такой, с позволения сказать, «пенсии», а дряхлеющие силы посвятить работе, отчизне и бог знает ещё чему и кому.
Я - упрямый, назойливый и зацикленный на какой-нибудь мыслишке тип. Я знаю это за собой. Зафиксированный на аромате её духов, я опять и опять пытался выяснить у Элины, как называется этот воистину парфюмерный шедевр. Видимо, её это стало раздражать.
- Это мой секрет. Моя государственная тайна. Понял? – резко отбрила она меня. - Учти, Олежек, я оберегаю свои секреты очень тщательно. И, кажется, готова убить того, кто всё же попытается овладеть ими.
- Жестоковыйная, неужели ты способна убить?
- Все мы способны на это, разбуди только в нас зверя.
- Ну вот, - возмутился я. - Шёл обнимать нежнейший цветок, а напоролся на сплошные колючки. Кактус в пустыне, вот ты кто! С бесчисленными колючками, которые ты только что загнала в меня. Терпеть не могу злых женщин.
- Бедненький мой, несчастненький! – улыбнулась она и деланно запричитала: «Где у тебя колючки, милый, в каком месте, покажи?!»
- Не знаю в каком, повсюду – буркнул я, тут же брошенный ею на кровать и почти распятый благоухающим телом моей Элины, с её необоримым запахом духов, погрузившим меня немедленно в абсолютный эротический экстаз.
Когда через неделю я снова заговорил о тайне её духов, она, памятуя мою обиду после её резкого отпора, сказала: «Это особые духи, Олег. Их делают исключительно по заказу. В магазинах ты ничего подобного не найдёшь, даже не ищи. Но раз ты так настойчив, я так и быть выдам тебе их рецепт. Только учти - никому об этом ни слова. Обещаешь?
В аптечке, которая в ванной, стоит флакон. На нём написано - «нашатырный спирт». Наливаешь в банку, в которой ты хочешь изготовить духи, несколько капель нашатырного спирта. Смотри только, не больше, чем несколько капель. Иначе всё испортишь. Добавляешь туда затем несколько капель розового масла, две чайных ложки лавандового масла, а дальше по вкусу всё, что хочешь: молотый перец, сахар, корицу, соль, чеснок, – расхохоталась она, глядя на мою разочарованную физиономию.
- Кстати, - добавила она, переводя разговор в совершенно иную плоскость,- я хочу спечь пирог, который, ручаюсь, ты никогда не ел. Поверь моему слову – никогда. Пока я буду возиться на кухне, позвони моей тёте. - Вот её телефон – показала она на номер, который высветился на её мобильнике. - Величают мою тётушку Маргаритой Сергеевной. Она о тебе уже знает. Спроси её, в какой момент я должна добавлять в пирог ваниль и корицу.
Я позвонил. По-моему, тётя была рада моему звонку.
- Рецепт твоего сногсшибательного пирога, – сказал я Элине, вручая листок с ценными указаниями от тёти.
- Она у меня химик по профессии, - бросилась в объяснения хлопотавшая у плиты Элина. – Всё может. Всё, что тебе угодно схимичит: от пирога до...до...
Мне показалось, что Элина замялась, как человек, который боится сболтнуть лишнее. Я передразнил её: «От пирога до...до, до чего?»
- До вкуснейшего вишнёвого ликёра, например. Тётка у меня - чудо. Вот с кем мне надо тебя познакомить, Олежек. Обязательно выберемся к ней.
В какой-то момент Элина вдруг сказала, что в доме нет ванили, а без неё пирог не получится таким вкусным.
– Подойди, Олежек, в тот магазин, мимо которого мы с тобой проезжали, - попросила она. - Помнишь, я забежала туда купить нам сладкое. Когда я последний раз делала пирог, я именно у них покупала всё, что мне нужно.
Пока я одевался в другой комнате, она продолжала громко тараторить о своей тёте.
- К тёте обязательно пойдём. Приготовься попасть в зоопарк.
- И кто же в этом зверинце живёт, кроме Маргариты Сергеевны?- Она там, я полагаю, главный зверь.
- Не совсем так, - засмеялась Элина. – Ты не поверишь, Олежек, - добавила она, выйдя из кухни, - но главный зверь в её квартире - персидский кот Ипполит. Он там правит бал, и такой при этом независимый и агрессивный котяра, что даже тётя не может с ним сладить. Держит добермана Джима в ежовых рукавицах. Однажды Ипполит прыгнул на него сверху, исцарапал всю кожу. Отомстил за что-то, а заодно и поставил на место. Мол, знай сверчок свой шесток. Это здоровенный Джим-то сверчок. Разбойник, а не кот. Попугай Гоша его тоже побаивается. Гоша болтун, как все говорящие попугаи, но стоит Ипполиту поднять в его сторону свою кошачью физиономию, как он тут же нервно умолкает, боится слово сказать. И вот ещё что: не понравится Ипполиту, скажем, кто-то из гостей – подойдёт он к нему, ласковый-ласковый с виду, подымет лапку и написает гостю на туфель. А затем спокойно так, вальяжно, удалится, полный собственного достоинства, этакий перевоплотившийся в кота персидский царь Ксеркс.
- Ну ладно, - сказал я, - я пошёл. Потом, Элина, дорасскажешь. Тётя у тебя прикольная, однако. И квартира у неё прям какая-то булгаковская из «Мастера и Маргариты». Так и вижу, как она по вечерам вылетает из окна на метле.
- Со мной вместе? – засмеялась Элина, собираясь закрыть за мной дверь.
- Нет, ты на отдельной метле вылетаешь, вслед за тётей, – пошутил я.
По дороге в магазин неожиданно зазвонил мой мобильник. Звонила Элина. Проблема была только в том, что я никак не мог понять, о чём она говорит. Вместо её голоса раздавался какой-то хрип и даже стоны. Наконец, сквозь эту звуковую неразбериху, я услышал её голос. Точнее, тяжёлое, свистящее дыхание вместо голоса. И до меня, наконец, дошла фраза, которую она пыталась мне сказать: «Олежек, мне очень плохо. Мне кажется, я умираю». Сколько я ни кричал в трубку: «Элина, Элина!», ответа я так и не получил.
Я рванул обратно так быстро, как только мог. Подумал, мчась сквозь толпу: «Хорошо, что я захватил ключ».
Элина лежала на полу. Похоже, без сознания. Я нагнулся над ней. Вспомнил её шутку насчёт секретного рецепта духов. Кажется, в него входил и нашатырный спирт, который, как она сказала, находится в аптечке. Я забежал в ванную, открыл аптечку и стал лихорадочно искать нашатырь. Когда я поднёс к Элине пробку от бутолочки с нашатырём, она очнулась. Попыталась улыбнуться. Сумела сказать только: «Олег, это ты» и опять потеряла сознание.
Я позвонил в скорую. Наврал, что звонит муж. Прошло минут десять, но мне они показались вечностью. Я страшно беспокоился за Элину и позвонил опять. Мне сказали, что «скорая» в пути.
Взвинченный всем случившимся, я стал ругаться. - Моя жена при смерти, а ваша «скорая» всё ещё в пути. Она что, автопробег из одного города в другой совершает, чёрт побери. Человек у-ми-рает, - закричал я. – Слышите - умирает.
- Успокойтесь и не орите – ответила мне операторша и, перебив мой очередной отчаянный вопль, добавила резко: - Гражданин, я вам русским языком сказала, что «скорая» в пути, она должна быть с минуты на минуту. Ждите. Наберитесь терпения.
Прошло ещё долгих пять минут. В дверь, наконец, позвонили. Вокруг Элины тут же засуетилась целая бригада санитаров. Меня довольно грубо оттеснили в сторону.
Кто-то завёз с улицы каталку на колёсах. Когда санитары расступились, она уже лежала на каталке, с подвешенным на металлическом крючке внутривенным раствором.
В больничных коридорах была обычная в таких заведениях суета. Носились из палаты в палату медсёстры, о чём-то беседовали друг с другом врачи, санитары завозили новых больных. Каталка с Элиной давно исчезла в одной из палат.
Прошёл примерно час, прежде чем из палаты вышел врач. Я подбежал к нему. Спросил: «Как она?». Он, в свою очередь, спросил меня, кем я ей прихожусь.
- Я её муж - соврал я в очередной раз.
- Что вам сказать, – ответил он. - Мы вывели её из глубокого обморока, но состояние её тяжёлое. Не скажу, что безнадёжное, но тяжёлое. У неё анафилактический шок. А эта болезнь требует длительного и упорного лечения. Сейчас главное - это снять начавшиеся отёки лица и конечностей. Кроме того, у неё аллергические высыпания по всему телу. Со всем этим придётся побороться. И ещё..., - потёр он переносицу, - а впрочем, поживём-увидим.
- Но почему, почему так внезапно?
- Мы не знаем конкретной причины в данном случае. Это может быть укус насекомого, употребление в пищу определённых продуктов. Многое другое может стать аллергеном, провоцирующим подобный приступ: пыльца растений, косметические препараты.
- Вот оно что! – воскликнул я, сразу подумав о духах, которыми пользовалась Элина.
- Да, прежде, чем вы уйдете, - продолжил он. – Как это ни странно, но больная сказала, что не хочет видеть пока никого, кроме своей тёти. Так что свяжитесь с её тётей, раз таково желание больной.
- С тётей? Да, да. Я сейчас ей позвоню, надо было давно это сделать. - Я полез за мобильником, позвонил Маргарите Сергеевне, но когда я обернулся, то обнаружил, что врача и след простыл.
Маргарита Сергеевна примчалась запыхавшаяся, с невероятно тревожным лицом.
- Где Элька? Что с ней? Умоляю, Олег, скажите мне правду, что с ней. Не бойтесь, я выдержу. Ой, я должна сесть, голова кружится.
Я рассказал ей вкратце о том, что случилось. Она тут же поднялась и вошла в палату, где лежала Элина. Её не было довольно долго.
Вышла из палаты в слезах. - Бедная моя девочка, с ней уже случилось такое в детстве. Её едва откачали тогда.
Она посмотрела на меня и немного смущённо, добавила: - Элька действительно никого не хочет видеть, даже вас. Особенно вас. Я и не удивляюсь, она выглядит ужасно и, наверное, не хочет, чтобы вы видели её такой. Честно говоря, и я на её месте поступила бы так же.
Я поддержал Маргариту Сергеевну под руку, потому что она едва не упала, подвёл к креслу. Мы некоторое время посидели молча. Потом она вдруг резко поднялась с кресла и сказала: - Олег! Поехали ко мне. Я уверена, что Элина рано или поздно привела бы вас ко мне. Дома у меня такой интересный симбиоз зоопарка и домашней химической лаборатории. Я ведь химик по профессии. В общем, сами всё увидите.
- Что ж, Элина очень хотела меня познакомить с тётей, – подумал я. - Вот и возможность. К тому же, взвинченный всем случившимся я не знал, что мне делать и куда себя деть.
Как только Маргарита Сергеевна открыла дверь, ко мне подбежал роскошный персидский котяра.
Ипполит – вспомнил я рассказ о нём Элины. - Он обнюхал мои ноги и тут же смылся. За ним явился на высоких лапах серый красавец-доберман. Он был громадным и я отпрянул от него, чуть ли не спрятавшись за спину Маргариты Сергеевны. Но она меня успокоила:
- Джим грозный только с виду, а так очень добрый, безобидный пёс, даже Ипполит его время от времени третирует и ему это, представляете, сходит с рук, точнее с лап. – А это, знакомьтесь, - сказала она, заведя меня в большую комнату, это – Гоша, говорящий попугай. – Гоша, Гошенька – поздоровайся с гостем, – обратилась она к попугаю. - Гоша прошёлся, слегка покачиваясь на жёрдочке в своей клетке, сначала справа налево, а потом слева направо, и, наконец, выдал довольно чётко из своего словарного запаса:
- Здравствуй... Прогони кошку... Веди себя прилично.
- Садитесь, – предложила Маргарита Сергеевна и показала на кресло у журнального столика.
- Вам, Олег, кофе, чай? Или что-нибудь покрепче. Может, коньячку?
- Маргарита Сергеевна, я ненадолго – пробормотал я, а потом кивнул головой. – Да, коньяк, если можно.
- Конечно, конечно, коньячку, – отреагировала она моментально, словно была уверена, что я попрошу именно коньяк. – Сейчас, сделаю только бутербродики и заварю себе кофе.
Я остался один и мне показалось, что в воздухе витает запах, отдалённо напоминающий запах духов Элины. Он явно исходил из соседней комнаты, где, видимо, был кабинет «алхимика» Маргариты Сергеевны.
Меня это в высшей степени заинтриговало. Я хотел было двинуться в кабинет, но как только я встал с кресла и попытался сделать это, доберман, до тех пор распростёртый у порога кабинета и державший свою громадную голову на лапах, резко приподнялся и зарычал очень недобро, как если бы это был не безобидный пёс Джим, а шерлок холмская собака Баскервилей.
Я попятился обратно к креслу, сел. Подбежал, держа хвост трубой, Ипполит. Постоял у моей ноги, словно взвешивая какую-то мыслишку в своём кошачьем уме, потом потёрся боком и хвостом у моих ног и ловко запрыгнул на колени. Удобно улёгся на них и замер, как мне показалось, в абсолютном блаженстве.
- Ага, признал за своего, – сказала Маргарита Сергеевна, внося поднос с бутербродами и небольшой бутылкой коньяка.
Из разговора с ней мне стало ясно, что я давно нравился Элине, что она жаловалась на меня тёте, говорила, что ей не везёт со мной. Я, мол, недотёпа и дальше сугубо дружеских отношений не иду. На что тётя сказала ей, что вот в старину местные колдуньи знали приворотное зелье, которое равнодушного мужчину сразу превращало в пылкого любовника. Но времена теперь иные и, соответственно, появился свой вид «приворотного зелья»: парфюмерия, макияж, одежда. Вот, например, когда Мерилин Монро спросили, что она одевает на ночь, та ответила: «Несколько капель «Шанель №5».
Ага, так вот откуда в эсэмэске Элины «тётя была права» и «была права Мерилин Монро». Маргарита Сергеевна, видимо, и создала те самые духи, которые сводили меня с ума...
Элина категорически отказывалась меня видеть. На мои звонки не отвечала. И всё же моя телефонная осада, не без вмешательства Маргариты Сергеевны, возымела успех.
- Как ты? – спросил я.
- Иду ко дну, но дна, похоже, ещё не достигла. Всё, видимо, впереди. Чувствую себя вшиво. Ты меня извини, Олег, что я отказалась тебя видеть.
- Да брось ты, Элина. Что говорят врачи?
- Говорят, что торчать мне в этой стерильной яме как минимум месяц, что ни о каком макияже или парфюмерии не может быть и речи, если я только не хочу спровоцировать ещё один приступ, который может оказаться фатальным. В этот раз обошлось только потому, что ты действовал быстро. Спасибо тебе!
- Ты знаешь, Олег, - продолжила она после такой длительной паузы, что я уже стал думать, что она отключила телефон, – я думаю, что нам надо расстаться.
- Элина, не может быть, чтобы наши отношения держались только на макияже и парфюмерии. Неужели ты думаешь, что это так?
- Дело здесь вовсе не в том, что я думаю по этому поводу. После больницы я выйду совершенно другой. Мне многого нельзя. Я себя чувствую малышкой, которая никак не может выйти из леса потому, что на каждой тропинке стоит табличка «Дальше нельзя!» И хотя я уже знаю, что именно мне нельзя, я абсолютно не знаю, что же мне можно.
- Мы вместе с этим разберёмся.
- Ты серьёзно в это веришь? Мне кажется, ты обманываешь себя и пытаешься обмануть меня. Извини, Олежек, я устала, – еле слышно произнесла она и отключила телефон.
Я не мог допустить, чтоб Элина вот так просто ушла из моей жизни, словно никогда и не была к ней причастна. На работу она так и не вышла. Мать принесла её заявление об увольнении, и я ещё долго грустно посматривал в сторону её пустого письменного стола..
После нашего разговора Элина больше не отвечала на мои звонки. Даже, когда её выписали из больницы, я так и не смог созвониться с ней. На эсэмэски она тоже не отвечала. Я снова и снова донимал своими звонками Маргариту Сергеевну пока она всё же не уговорила Элину встретиться со мной.
Когда я разделся и, обнюханный со всех сторон Ипполитом и Джимом, вошёл в гостиную, Элина была уже там. Она стояла, отвернувшись к окну. Не обернулась даже, когда я вошёл в комнату.
Маргарита Сергеевна вошла вслед за мной. Обратила внимание на то, что Элина стоит лицом к окну. Ничего не сказала. Засуетилась. Перевела взгляд с неё на меня.
– Ну вы тут побеседуйте, а я пойду на кухню, что-нибудь схимичу насчёт «поесть».
Прежде, чем выйти, она остановилась у порога.
- Да, вот ещё что: кто что пьёт? Вам, Олег? Ах, да, коньяк, наверное. А тебе, Эльчик? Ладно, - махнула она рукой, - я знаю, что тебе.
Как только тётя вышла, Элина повернулась ко мне. Посмотрела внимательно, словно вглядываясь в меня впервые. Бросила вдруг с вызовом:
- Что, не узнаёшь меня? Подменили твою Элину? Неудивительно. Я - неудачный клон той, которую вы, - перешла она вдруг на «вы», - совсем недавно знали. Той уже не существует, её просто нет. Она улетучилась. Птичкой фью-ить и улетела, – показала она рукой на окно. - И думаю – больше никогда не появится, как ни взывай к ней. Так что, будем знакомиться заново.
- Элина, – протянула она мне руку.
Я не пожал её руку. Мне не нравился весь этот фарс.
- А вас, кажется, зовут Олег, – продолжала она, - не так ли? Кажется, мы были знакомы с вами когда-то. - Вздохнула. Глаза, как я заметил, стали влажными. Продолжила уже на грани плача. – Кажется, я вам нравилась. Кажется...
Отвернулась опять к окну, расплакалась.
Я подошёл к ней. Обнял, повернул лицом к себе. Мы давно не виделись. Она, действительно, очень изменилась. Обескураживающе стерильным, мертвенно-бледным выглядело её лицо без макияжа. И её кожа больше не пахла столь обожаемыми мной духами. Скорее, от неё исходил лёгкий медицинский запах, смешанный с едва уловимым запахом пота. Потрескавшиеся губы без помады прорезала скатившаяся по ним слеза. У меня на глазах рушился в пропасть забвения так прочно соединявший нас мост. А без него нам было уже не дотянуться друг до друга. Мне стало бесконечно жаль её. И ещё, у меня было такое чувство, что не только её, но и меня обокрала до нитки её болезнь.
- Ну что, доволен? – почувствовав моё замешательство, спросила она.
- О чём ты говоришь, Элина, как я могу быть доволен? Мне жаль... – начал я, но она не дала мне закончить. Начало моей фразы разозлило её.
- Вот именно, Олег – жаль. - Лицо её вдруг сделалось злым. - Подите вы все, знаешь куда, с вашей жалостью. Не нуждаюсь я в ней, понял, не нуждаюсь. А в твоей особенно.
Она вырвалась и снова отвернулась к окну.
В комнату вошла с подносом Маргарита Сергеевна. Поставила его на журнальный столик. Перевела озабоченный взгляд с Элины на меня.
Элина повернулась и неожиданно сказала то, что, видимо, прямо сейчас созрело в её голове:
- Напрасно ты стараешься, тётя. Олег уходит. Он устал от навязанной ему роли дипломата. Грубая правда смутила его душу. А подсластить пилюлю, как выяснилось, нечем. Абсолютно нечем. Вот он и решил удалиться. Правда, Олег, ты ведь уходишь? Правда? – настаивала она.
Она была права. Я чувствовал себя совершенно опустошённым. Лишь острая жалость к Элине связывала меня с ней. Я не собирался уходить. Может быть, если бы Элина не настаивала на этом, я бы всё же остался, но мои губы произнесли: «Ухожу», и я так быстро прошёл через комнату к вешалке в передней, так быстро сдёрнул с неё куртку, что меня не успели проводить до двери ни длинноногий доберман Джим, ни пушистый кот Ипполит, как это произошло в мой прошлый визит к Маргарите Сергеевне.
Прошло пять лет. И вдруг - я увидел Элину. Она шла по противоположной стороне улицы. Худенькая, в чёрных очках, с маленьким рюкзачком за спиной. Я видел, как она открыла дверь магазина и вошла туда. С большим трудом я преодолел искушение перейти дорогу, зайти в магазин и всё же поговорить с ней.
«Нет, не стоит этого делать, – сказал мне внутренний голос. - Что было, то было.
Пусть всё остаётся там, где ему положено быть – в памяти, готовой в любой момент воссоздать для нас до мелочей всё, что было так остро пережито нами в том невероятно далёком «когда-то».