От башни плач поднялся к небу тяжко –
В тяжёлых всхлипах звон лила, бедняжка,
С утра колоссом Мемнона грустя.
Брус колокольный на опорах цокал,
Вспорхнули галки с гнёзд своих и сокол,
Свистя, взлетел, покинув с дрЕвком стяг.
По ком тот звон? – По телу, что пустынно,
Лежавшему недвижно в доме сына
Прошедшей ночью и при факелах.
Кем был тот муж? – Христианином верным,
Не вором, не процентщиком, без скверны –
Был мудр, что в редкость людям при деньгах.
Поэтому так много с самой рани
Господ в очках с тростями и зонтами,
С молитвословами теснятся тут.
Усопший жил когда-то в замке этом,
Что рядом с храмом, где сейчас кареты
Стоят вдоль нефа в крепе, службы ждут.
Умолкли звоны. В храме свод колебля,
Взревел орган! Стоял люд на коленях
С молитвою: «День судный, этот день…»,
Тела бросало в жар и холод, души
Предчувствовали этот Суд грядущий
Христа, что на кресте был убиен.
Затих «Аминь!». Дрожащее молчанье
Легло на массы, только лишь дыханье
Стремясь пол купол, заполняло храм,
Трещали свечи возле гроба, ладан
Дымился, на пол пепел серый падал.
Расселись прихожане по местам.
«Возлюбленные!» — молвил пастор долу,
На кафедру взойдя, подобно грому
Из облака, и руки вверх возвёл.
Он молод был, пригож собою, словно
Побег в истоке жизни, глянул грозно,
Как с Господа руки лихой орёл.
«Возлюбленные!» — молвил он – «Блаженны
Кто в Боге опочил, оставшись верным
Его заветам, в Нём найдя покой!»
Слова его бурленьем Иордана,
Как воздух на горе Синай, дурманя,
Притихший храм наполнили собой.
Понизив голос, говорил всё громче,
Вдали так, нарастая, гром грохочет:
«Скорблю о тех, кто тёплым в жизни чах!
О, если б вы хладны иль жарки были!
Деянья ваших рук мертвы, всплеск силы
Похож на зов рожка, что стих в горах.»
И язву века, дьявольской приманки,
Где звон монет в цене, казал с изнанки,
Как шёлк, побитый молью, на просвет.
Он заставлял краснеть, стыд вызывая
У тех, кто жил притворно, грех скрывая,
Срывал он маску с тех, в ком чести нет.
Он перечислил плесень ту, что ныне
Закрыла путь нам в небо к той святыне,
Что мы теряем в трусости и лжи.
Его слова пугали жаром лавы,
Бурлила кровь людей, сердца пылали,
Как будто давних лет пророк ожил.
Погасли свечи, стукнули ворота,
У стенки дама всхлипывала робко
И поправляла сношенную шаль.
Был слышен рядом жаркий шёпот в хоре,
Зевала сладко девушка во флёре,
А фанен-юнкер всё тетрадь листал.
Все эти скромники, скорбя о личном,
Для грешников воспитанных привычно,
Его слова восприняли, как текст.
Лишь вечером в театре бросил хмуро
Безусый прапорщик: «На службе утром
Я понял – всё ж оратор бравый есть!»
Annette von Droste-H;lshoff (1797-1848)
Der Prediger
Langsam und schwer vom Turme stieg die Klage,
Ein dumpf Gewimmer zwischen jedem Schlage,
Wie Memnons S;ule weint im Morgenflor.
Am Glockenstuhle zitterte der Balke,
Die Dohlen flatterten vom Nest, ein Falke
Stieg pfeifend an der Fahne Schaft empor.
Wem dr;hnt die Glocke? — Einem, der entkettet,
Des m;den Leib ein Fackelzug gebettet
In letzter Nacht bei seinem einz'gen Kind.
Wer war der Mann? — Ein Christ im echten Gleise,
Kein Wucherer, kein Ehrendieb, und weise
Wie reiche Leute selten weise sind.
Darum so mancher Greis mit Stock und Brille,
So manches Regentuch und Handpostille,
Sich m;hsam schiebend durch der Menge Drang.
Er war ein heitrer Wirt in seinem Schlosse, —
Darum am Tor so manche Staatskarosse,
So mancher Flor des Kirchenschiff entlang.
Die Glocken schwiegen, alle Kniee sanken;
Posaunensto;! Die W;lbung schien zu wanken.
O «Dies irae, dies illa!» — Glut
Auf S;nderschwielen, Tau in B;;ermalen!
Mir war, als s;h' ich des Gerichtes Schalen,
Als h;rt' ich tr;pfeln meines Heilands Blut.
Das Amen war verhallt. Ein zitternd Schweigen
Lag auf der Menge, nur des Odems Steigen
Durchs;uselte den weiten Hallenbau.
Nur an der Tumba schwarzer Fl;mmchen Knistern
Schien leise mit dem Grabe noch zu fl;stern,
Der Weihrauchwirbel streute Aschengrau.
«Geliebte!» scholl es von der W;lbung nieder,
Die Wolke sank, und m;hlich stiegen Glieder,
Am Kanzelbord ein junger Priester stand.
Kein Schattenbild, dem alle Lust verronnen,
Ein frischer saft'ger Stamm am Lebensbronnen,
Ein Adler ruhend auf Jehovahs Hand!
«Geliebte», sprach er, «selig sind die Toten,
So in dem Herrn entschliefen, treue Boten,
Von ihrer Sendung rastend.» Dann entstieg
Das Wort, gewaltig wie des Jordans Wallen,
Mild wie die Luft in Horebs Zederhallen,
Als er bezeugte des Gerechten Sieg.
Die Stimme sank, des Stromes Wellen schwollen,
Mir war, als h;rt' ich ferne Donner rollen:
«Weh ;ber euch, die weder warm noch kalt!
O, w;ret kalt ihr oder warm! die Werke
Von eurer Hand sind tot, und eure St;rke
Ist gleich dem Hornsto;, der am Fels verhallt.»
Und tiefer griff er in der Zeiten Wunde,
Die Heller lie; er klingen, und vom Grunde
Hob er den seidnen Mottenfra; ans Licht.
Err;ten lie; er die bescheidne Schande
In ihrem ehrbar schonenden Gewande,
Und zog der Lust den Schleier vom Gesicht.
Enth;llt hat er der Rechnung Moderschimmel,
Mit der wir abgeschlossen f;r den Himmel,
Die feige G;te, halbe Rechtlichkeit.
Es waren Worte wie der Lava Gluten,
Man h;rte seines Herzens Adern bluten,
Wie ein Prophet stand er der alten Zeit.
Die Kerzen sind gel;scht, die Pforte dr;hnte.
Ich h;rte schluchzen — am Gem;uer lehnte
Ein Weib im abgetragenen Regentuch.
Ich h;rte s;useln — neben mir, im Chore,
Ein Fr;ulein g;hnte leise hinterm Flore,
Ein Fahnenjunker bl;tterte im Buch.
Und alle die bescheidnen Menschenkinder,
Wie sich's geziemt f;r wohlerzogene S;nder,
Sie nahmen ruhig, was der Text beschert.
Und abends im Theater sprach der Knabe,
Der achtzehnj;hr'ge F;hndrich: «Heute habe
Ich einen guten Redner doch geh;rt!»
___________
Пояснения:
* Молитва на латыни:
«Dies irae, dies illa
Solvet saeclum in favilla,
Teste David cum Sibylla.
Quantus tremor est futurus,
Quando judex est venturus,
Cuncta stricte discussurus.»
Перевод
День гнева, этот день
Превратит мир в пепел,
По свидетельству Давида и Сивиллы.
Сколь великий ужас настанет,
Когда придет Судия,
Который сурово всё рассудит.
**
«Верующие неразлучны со Христом,
пребывают ли на земле или в Боге опочили:
ибо усопшие во Христе с Ним живы.»
***
«Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден,
то извергну тебя из уст Моих.»
(Откровение святого Иоанна Богослова гл. 3:16)