Андрюха

Джида
Ялтинским солнцем выбелены, солью до блеска натёрты якоря
на выходном кителе(он же и повседневный китель) морского волка.
Наколки, разрази меня гром, прячут сюжеты в волосатых лапищах.
Женщины стыдливо отводят глаза, пацаны восторженно просят
показать ещё. "Тралит воблу" в густой бороде старик,
до «загрузки трюма» драит палубу водного велосипеда, от скуки
«палит изо всех пушек» в пучеглазого конкурента-соседа.

А море…
Море непростительно оставлять, уходя на пенсию.
Срастаешься с морем, как слова с песней.
Срастаешься с волной, словно парус со шхуной.
Пеленают шторма в золотые руны твое сердце и кожу,
И что-то неясное, предательски ставшее предельно опасным.
Бьёт оно склянки и в судьбе, и в темени.
Врачи называют это артериальным давлением.

А море...
Море что женщина, телесами плещется, бедром волны крутанет –
Дух захватывает аж, понимаешь, но поздно, - взят на абордаж.
Лёгкие свои парусами вылепишь и летишь, бывало, одним галсом
К намеченному курсу. Та, другая (знал, что спросишь, не вытерпишь),
Годами ждала из плаванья, учительствуя в Иркутске.

Ветер – «перемещение воздушных масс в результате распределения
атмосферного давления». «Истинный ветер» звенел и пел вдоль
тела моего вахтенного перемещения. Негоже моряку прирастать
к спине дивана и шуршащим юбкам газет. Списывая на берег,
корабельный врач категорически запретил употребление трубок и сигарет.

Так и живёт старик, заправляя делами ограниченного водного
пространства, матеря материк и его постоянство. Вихрастые
кудри вылизали солёные ветра. Кубрик качает часто с утра.
Сосёт бывший матрос холодный мундштук трубки и ждёт вестей
от своей иркутской голубки. Гребёт с пассажиров рублики,
проклиная долю, бросая монетки в карман на счастье,
на возвращение домой к морю. Когда-нибудь он купит себе
пенковую трубку, затянется, зайдёт в капитанскую рубку и
крутанет ручку штурвала... Выпростается большая белая рука
из-под перины небесного храма. И он узнает ту, о которой
с тоской мечтал, даже сильнее, чем о курительной трубке
из дорогой «meerschaum». Рука приподнимет его над морем
и крутанёт с любовью за ухо. От громового голоса взорвутся
барабанные перепонки: "Опять куришь, Андрюха?!"
Белой чайкой мелькнёт всей жизни простой панорама.
И выронив трубку, он скажет:
- Прости меня, мама…