Ларри был славный малый. Душа его весила сорок грамм.
Ларри построил в Карпатах для Джинни синий картонный храм.
Джинни молилась, ела, вставала в асаны по утрам,
Пела «Во имя Будды».
Джинни работала в клубе, по томным пятничным вечерам.
В облаке из пайеток за девятнадцать индийских драм
Джинни у барной стойки впадала в пятничный Нартанам
Для махарадж Калькутты.
Руки её – как рыбы в холодной воде реки.
Две загорелых, изящных, точных, быстрых руки
В красных браслетах чертили ломаные круги
В свете огней неона.
Эти круги повторялись. Как сто Сансар.
Ларри следил за ней, как за судном следит корсар.
Как за блестящей саблей следит молодой гусар –
Горестно и влюблённо.
Джинни садилась с ним. Растворялась в нём.
Джинни пила задиристый крепкий индийский ром.
- Я, - говорила она. – Танцую. И здесь мой дом.
Я говорю здесь с Богом.
- Я увезу тебя, Джинни. – Ларри твердил. – Ты врёшь.
Ты здесь себя не ищешь, не постигаешь, а продаёшь.
Бог – в том картонном храме, где Карпаты -
и дрожь била его под грогом.
- Ты, - она отвечала, – не первый, кто делал так.
В сердце прекрасный лотос цветёт, в голове бардак.
Танец – мой свет, огонь, моя ночь, мой мрак.
Это несчастный случай.
Бог мой танцует – я в колесе огня,
Ты видишь пламя, искры, но не меня.
Дай тебе волю – через четыре дня
Встретишь себе получше.
Вас привлекают искры – но время тлеть.
Бог говорит, тебе меня не согреть.
Бог говорит, тебе меня не спасти,
Славный и добрый рикша.
Дело твоё – везти на себе раджу. –
Джинни сказала – Ларри, я ухожу.
Нечего заходить на мою межу.
Ты – сгибаешься, служишь, а я пляшу…
Выпила. Встала. Вышла.
Ларри ходил к вершине, кланялся всем ветрам,
Кланялся горным богам, слонам, альпакам и пастухам,
Он хотел вразумить её, как народ - пророк Авраам.
С красной помадой, размазанной по зубам...
Солнцеволосую
Звездноглазую
Джинни.
Джинни жила в ущелье, пила, курила и танцевала у синих вод,
Ларри там, где она ночевала – сколачивал ветхий непрочный плот,
Чтобы с рассветом плыть. Но уже вот-вот
Станут они
Чужими.
Он пел затяжные песни, слова умирали, замершие в прыжке,
Сдерживая тупую боль в холщовом посудном мешке,
Он шёл за ней, как идёт бычок в детском стишке -
Верность неся, как знамя.
Солнцеволосая леди искала у света край,
- Ларри… - Шептала она. – Уходи. Бросай.
Богово – богу. Ангелам божьим – рай.
Пламени – только Пламя.
Ларри был славный малый. Душа его весила сорок грамм.
Ларри оставил горы и синий карпатский храм,
следуя по горам, долинам, по волевым ветрам
За непослушной Кали.
Кали плясала, плакала, падая и крича:
- Скучно на этой планете. Дайте мне палача!
- Джинни, иди со мной, не руби с плеча…
- Он просил.
Но едва ли…
Глядя из-за ущелий, как манекены глядят с витрин,
Демоны дружно шептали Дьяволу:
- Смилуйтесь, Властелин,
Люди же божьи пешки, просто Ваш пластилин.
Что же вам стоит, что же… наш господин?
Право, утешьте Ларри.
Дьявол ответил: «Нет уж. Огонь к огню.
Ветер всегда свободен, куда его ни гоню.
Небу не падать вниз, как его я ни поманю .
Из перепутий Ада»...
Пятница. Ночь. Неон. Позабытый храм.
Ларри принёс с собой девятнадцать драм,
Чтоб заплатить за пятничный Нартанам,
Раз ей любви не надо…