2017

Сторож Ночной
.    .    .




замахивается косой
серпом сияет травы косит
из жизни человеческой
меня тихонечко выносит

я невесомое перо
в ничьей невидимой ладони
на бесконечных вод простор
как тень она меня уронит

закат
янтарь
гроза
река
рука и тень руки на скалах
и я индеец
из песка
и ящерица из стекла я

кто ты кто я олень бежит
трава растет и тень бросает
легко летит как пух её
любовь её легко летает

мы перистые облака
стекло, шлифованное морем
и на другие берега
закинет нас волной прибоя









.    .    .




весна в Африке
прозрачный закат
грифы не спят
и львы не спят
они прислушиваются к траве
они дышат и ловят ветер
им не спится
лететь лететь
разноцветной птицей
взметая перья
до рассвета ходить
пить воду
петь
вить хвосты
отворяя зари двери
мы звери люди
у нас глаза
у нас еда кровь
и живые листья
неба блёклая бирюза
погасла
зажглась огнем
в пустоте
повисла…









.    .   .




из города разбегаются поезда
вывозят уголь, выработанную руду
отражается в зрачках звезда
      вода
куда ведут меня? куда я иду?

будь что будет.
      да будет свет
город ты стал пустым как небо
в городе чайки
      а  меня там нет
я сгорел бумажным цветком
      нелепо
не осталось пепла
не осталось пепла

из города разбегаются поезда
прокопчён  дымом, привычен к труду
на дорогах от меня не остаётся следа
найдут меня или я найду?





.    .    .




словам
да
слабому полу
от ворот поворот
головы наоборот
оглядкой совы
поклон неземной

догоняй меня я огонёк шнура
это просто такая игра в кости
белым по чёрному
Господи
прости.
смотри нас двое
один поёт пока другой воет
что русскому горечь
то немцу награда
смотри в окно!
моя
гаснет
мертвенная клоунада.
слёзы в гриме промыли дороги
я кривом зеркале каюсь
я гнусь, не ломаюсь.

гнусна ли грустна ли
жизни слепая лужа
ромашки в ней лепесток
мой белый корабль
нужен - не нужен
плюнет – поцелует
к сердцу прижмёт –
подальше пошлёт
выше сильнее дальше!
под чью это дудку
мой маленький клоун
пляшет.
плясун замри
вытри слёзки
уйми коленца.
что русскому свадьба -
то горько немцу.







.    .    .





очищен мир как апельсин
вздохну легко теперь я
хоть выстрел твой меня скосил
и опадают перья

да просто прочь от этой лжи
бокал разбит на счастье
на мрамор кровь его бежит
могу теперь начать я

игру. упали с высоты
смычки на струны, взмыли
опять. и кажешься мне ты
когда мы небом были

на что похожи мы теперь
в объятьях темной стужи
я отворяю смерть как дверь
и выхожу наружу

дорожка скатертью. катись
дурацкая тележка
вот счастье нам. теперь держись
теперь не мешкай







.    .    .




сквозь отблески и отзвуки идей
проходит самый тихий из людей

перед собой не видя никого
в глаза мы не узнали бы его

он ключ родник высокая сосна
он сам весна и даль ему ясна

по всей земле легко ступает он
одет в закат, в ярчайшей из корон

и над цыганской головой его
легко звенят бубенчики всего

иду за ним по небу босиком
а он невидим он волной влеком

свет-пилигрим невидимый трубач
ушей не закрывай глаза не прячь

смотри: неотвратимо как прибой
издалека приходит август твой








.    .    .




я - сон
ты - воздух осени моей
веди пасти морских моих коней
я застываю в ожидании
а ты
срываешь ледяной рукой
мои цветы
и взглядом ледяным
издалека
следишь
как превращается река
в дорогу льда
проваливаясь в лёд
безумная любовь моя идёт
на берег тот
где никого не ждут
где не хранят тепла
огней не жгут
что ты забыла там?
она в ответ
танцует босиком
лопочет бред
увы, увы...
юродивый убог
над ним лишь небо
в небе только Бог
а миру остальному
лишь спина
его прямая, как струна,
видна.









.    .    .





цепь
цепь
цепные псы в улыбке скалят зубки
и Утро мира, утираясь рушником,
на нём прожгло знамение лица.
я по зубцам забора
скачу синицей
гоп-ца-ца
трижды кувыркнулся
и стал змея,
текущая сквозь мир.
Солнца белая змея меня ужалит в темя
мир сквозь стекло разбитое течёт, как воздух
а остальное не канает
мурашки искренности
бегут с макушки к пяткам
волны
волны
и чист мой взор,
как спиртом вымытая пробирка
смешной Букварь немыслимого мира
я отдал, заплатив за представленье
в театре Карабаса Барабаса.
и трезвость деревянной голове не даст покоя
ключ
ключ
бутылки праздничная пробка
выстреливает в Бесконечность.









.    .    .





путь от тебя до меня -
длина вытянутой руки
над язычком огня
ладони легки

путь от меня до тебя -
сквозь ледяную смерть
крыльями голубя
стучаться в твердь


помнишь ли обо мне
не потеряю тебя не
потеряю тебя в тумане



слышишь
Океан дышит
голоса настраивают певцы

под выстиранными выкрученными небесами
белых ракушек крохотные жильцы
кочуем делимся снами
идёт цунами а нам-то что
моя Бесконечность
пусть волны играют нами.






.    .    .





кто-то
внутри задыхается от страха
воображаемой стены шершавость ощутив
чуткой кожей пальцев привыкших
бежать по струнам грифа
к чему ли от чего ли
чего бояться
нечего очнись
над головой увидишь крону
огонь живой
увидишь
по лестницам бегущий
за ним себя веду под уздцы по хвое
бормоча
лохматый сбивчивый подстрочник
колеблется морская
колы'бель колыбе'ль
боль белых трав
смотрю на облака
и выпрямляю выпрямляю позвоночник.







.    .    .




молчать, конечно молчать
по досочкам настучать
мелодию вечной любви
от обморока комы зимы
не знаю, очнулись ли мы
мир пройден лови не лови
на круге стрелки' застыли
к лучам восходящей пылью
чайки крыльями легчать
бегство конечно бегство
прямо в детство и что до детства
молчать, бесконечно молчать.








.    .    .




хорошо от яда
ничком.
спасибо, не надо даром
лицом в пол.
посев
расстрелян небесным льдом
побит градом.

ветер мятеж fresh air
хорошая мина
при игре в ничто.
минное поле.
триумф. зеро.
трезвость стеклянного утра.

видишь: сон
видишь: туман любви
в крови
кристаллы молчания
в небе
в ночи отчаяния
сполохи
перламутра.






.    .    .





кричат серебристые чайки
на поезде уехал день
закат по рельсам
бьет дробь
дождь теплый
ты
меня
меняешь.
ты меня качаешь
в колыбели
именуешь заново.
очнусь и
окна отворяю
настежь
воздух,
входи свободно.






.    .    .





мне доверили нежное
королевское сердце
я притих.
я дышу и хожу осторожно
среди трав и цветов
и гордиться не смею
улыбаюсь тайком
облакам и деревьям.

птичий легкий язык
стал теперь понимать я
птиц, колодцев, грозы,
тишины переводчик
я отныне хранитель
королевской печали
счастлив тайной чужой
тишиной переполнен.






.    .    .



по чистой простыне земли
над небом, бледным как пустыня
качусь я камнем
и за собой веду смычок
тропа поет закатом цвета
пыльной розы
необязательная жизнь
присела на руку синицей
щебечет что-то
на то и птица. мне не жить
а слушать журавлей летящих
и колокольни







.    .    .




За ужином зауживать заживать
задевать за живое
заливать заливное заживо
значит нас двое значит мы воем
хором
да хоть бы и пятеро
главное что это вроде не лечат
будут колоть иголками
ёжиком наоборот вовнутрь
пока не вочеловечат
вчеловечат
и вычеловечат - дорога истоптанной скатертью
чешутся зубки у пушистых волчат
к чему бы?
я улыбаюсь
зеркало скалит зубы
тайну открывают губы -
о том, что я зубаст
значит не значит ничего
значит перегрызаю провод
и остаюсь без связи
бессвязный связной передаст
навеки твой
космический биоробот.

Просыпаюсь вдруг...
в джунглях, где-то
в индийских горах
и под луной
поднимаю свободный хобот.








.    .    .



говорить с тобой долго-долго
как река течёт долго-долго
как огонь горит долго-долго
словно летний день долго-долго
словно лес растёт долго-долго
словно снег идёт нежно-нежно
расставаться и снова, снова
оборачиваться неизбежно.







.    .    .




на север стрелки танец поворот
изображать хвостатых рыб и чаек
мой schpieler никого не поучает
и просто наблюдает: снег идёт

он может думает, что снег не ходит
а снег танцует правильней сказать бы
на скрипочке мерцает хороводик
в оркестрике на этой дивной свадьбе

венчает Тишина незримых горцев
крупинками шаги их дробных танцев
я слышу: пастушок играет овцам
и я тихонько стану иностранцем

тайком, инкогнито; но кто-нибудь
почует чуждое, посмотрит косо
я притворюсь сосной, а что вам сосны?
без паспортов стоят себе, растут.








.    .    .   



я не хочу войны
я выбираю жизнь
но мускулы сильны
завинченных пружин

звериная война
не кончится, поверь
я одинокий зверь
ты одинокий зверь

и это ведь моя
кровь на твоих зубах
твоей улыбке я
не верю больше, ах

я выбираю рай
теперь он точно есть
не бойся, умирай
горит благая весть

всё в мире прощено
всё в мире ни к чему
и видишь – всё равно
нулю равно, ему

заворожён нулём
в него смотрю, смотрю
и чувствую, как в нём
я медленно горю

как в цирке лев насквозь
в огня влетает круг
так кто-то сквозь меня
выпрыгивает вдруг

ты, дрессировщик львов
лови свои цветы
я мост, и я сгорел
да здравствуют мосты.







.    .    .



мне придётся и дальше тебе не врать
доски дня духовная дисциплина
вот вода осеннего дня тетрадь
разглядишь сквозь воду ты дно кувшина

дня пути – теперь самому решать
развязавшись с путами предрешений
или быть листом, ничего не ждать
плыть листом упавшим в ручей осенний

в чём же правда, и осени синева?
кто во мне выстукивает телеграммы?
что он шепчет, что шепчет мне за слова?
критик это, суфлёр или автор драмы?

правда бьёт хвостом, чешуёй блестит
проживёт она без воды недолго
значит, время реплику произнести
повинуясь ритму и речи долгу

и швырнуть обратно её в ручей
ещё дышит и вот уже уплывает
не души, остаётся пусть речь ничьей
пусть плывёт, непойманная и живая.








.    .    .



Мир болен людьми
смотрится в зеркало
отравлено, ядовито
слоняюсь незваным слоном
не признаю родства
только мгновения хоботом
обнимаю
Кто искромсал тебя, мир
с какой из твоих частей
можно ещё говорить?
Ты угодил в атаку
и никакой хирург
тебе не вернёт лица.
Хоботом шрамы и швы твои
нежно глажу.

Жизни и смерти
затейливый танец.
Никто не виноват, пойми ты.

Я-то пойму
а мгновения – кто их утешит?







.    .    .


я расстроен как скрипка
примета времени
симптом болезни
но и меня отсюда не выкинуть,
как слово из песни
эта болезнь к смерти
или болезнь роста
это уже неважно
такая музыка просто.

что увижу
если взгляну сквозь
зыблемую текучесть?
известно – закрытая дверца,
ищи золотой ключик.
переверни жизнь
по донышку постучи
барабанная тревога
бей не молчи
в начале строки ключ
витой, стеклянный
утра эмаль чиста,
небо открывает краны
ты открываешь глаза
вдыхаешь воздух
ранний
и на трубе блестящей
играешь гаммы.

мы –
две целые ноты
на нотоносце
круг –
хрусталик
раструб трубы
барабан и Солнце.

по вертикалям стен
горизонталям окон
трепетно,
как цветок,
перебегает ток.




12.12.2017









.    .    .



и поезда шумят как волны
ближе к полуночи
и твои руки помнят как меня
в темноте найти
руки найдут тепло
а там за стеклом  темно
мы заодно с музыкой
и с воздухом за стеной
а через месяц солнце встанет
танцем его встречать
нет у нас дел важнее
тебе меня
а мне тебя обнять
и день за днем летать учиться
и улететь на юг
за перелётными птицами
не разнимая рук

к морю
а если устанем
переночуем в кронах
птицы с виду, только
в маленьких золотых коронах










.    .    .




Скоро море белое вышвырнет нас на берег
и мы будем в песке задыхаться, немые рыбы
и о грусти своей и песку рассказать не сможем
не расскажем и небу. и кто нас захочет слушать

а пока мы здесь и ещё ничего не знаем
и мы так же хищны и так же невинны, правда
как и тот, кто для нас свои уже ставит сети
как и тот, кому наш обидчик несёт добычу
в потайной карман для любимой припрятав жемчуг

как цари, богаты, сокровище наше – время
у тебя – минута
и у меня – минута.








.    .    .




я по кому-то тоскую
с кем говорить по-иному
по-древнешумерски шуметь волной
тоскую по дому.

море мне говорит
шепчет губами волн:
рыцарь жесток на вид,
но Дамой сердца полн.

рыцарь шагает прочь
кто бы ни шёл за ним
смотрит вперёд в ночь
мыслью огня храним.

ты не пойдешь за мной
я пропаду из глаз
так как невидим путь
для одного из нас.

выучи мой язык!
мой немоты напев
и расскажи, где был,
а я расскажу тебе.












.