Будда умер и не воскрес,
так как жизнь почитал ошибкой.
Неподалёку виднелся лес.
Он Будде верил не шибко.
Он смутно видел в древесном сне
как вспыхнул матовый шарик
и поплыл над лесом в мягком огне,
нестрашный, ручной пожарик.
А это нирвана неслась к концу,
космический всплеск молчанья,
и Будда плыл к своему венцу,
с шуньятой мира венчанью.
Но лес, бесстрастный как Будда сам,
века пребывал в нирване.
Он нёс её от земли к ветвям,
сидя у сна в кармане.
И тканью грёз шуршал, шелестел
и, отрешённый, Будде
он песню без слов шептал или пел,
но её не слышали люди.
Они стояли вокруг, дивясь,
не зная как отозваться
на смерть, в которую отродясь
не вникнуть, не разобраться.
Велик и кроток и отрешён,
но мёртв, а Бог ли, нирвана –
им не видно, а лик иссушён,
тёмен, глубок, как рана.
Стояли поникшие, без надежд,
ведь воскресенья не будет.
Шорох леса касался одежд,
лягушки пели в запруде.
Ни горя, ни радости, стопор чувств.
Будда, великий Будда.
Но дом, что рядом, без Будды пуст.
Полны лишь лес и запруда.