Куда только девались сарказм и ирония,
когда за живое живого затронули.
А ведь живое у каждого есть.
Это живым за иронию месть.
Когда умирает последний друг
и пусто вокруг становится вдруг
и ты понимаешь, что ты один,
как чайки в небе полёт годин.
Как чайки, ласточки, воробьи,
и улетают, как ни тули,
ни подпирай, ни ищи просвет
в этом пустом океане лет.
Как ни цепляйся, как ни страдай,
а душу живую Богу отдай,
и не свою, а того, кто близ
мучился и улетал как бриз.
Лёгок и ласков последний вздох.
Первый, последний, ах или ох,
а улетел на простор озёр.
Взгляд, как бритва, узок, остёр.
Взглядом этим простор небес
разрезан ровно, чтоб взгляд пролез,
увидел дальше куда и вниз
снова упал, прорезая бриз.
Лёгкость туда, а сюда изволь
сыпать на раны крутую соль.
Это ирония тех глубин,
где ты – покойник, а я один.