на Сахалине ветер и мороз,
а у тумана лёгкий привкус соли,
и каждый вдох пяти московских стоит,
здесь снег и море одинаковы на вкус.
дышать и жить...
душа дрожит,
но я звоню в Москву.
испытывая странную тоску,
как жертва скандинавского синдрома,
спешу на маяки рандомные
в словах и текстах.
туда, где небо грязное на головах
и тесно.
***
успел соскучиться...
и не успел свихнуться.
стомиллиардный нейронный круг
намотан был для постижения малости:
душа боится приближения старости,
рвётся наружу вдруг,
но только для того, чтобы вернуться.
если получится...
кисель из опасений липких.
по кругу, от презренья - к безразличию.
присутствие/отсутствие наличных,
и состояние текущей ватерлинии -
обычный груз.
и я давно спокоен.
проливы Торресов и всяких Лаперуза
ведут к реке Злодейке в тихом Подмосковье.
ирония многострадального похода:
побег в Австралию вынашивать три года,
терпеть/не тратить. наконец, купить...
свалить. а через двести дней завыть
на вожделенном мостике крутого парохода.
с тунцом на палубе, штурвалом на руке
и безразличием к трофеям и победам.
Барьерный Риф... а ветром в голове -
с тобой беседа на Москва-реке.
***
не в первый раз,
и сколько будет их - не спрашивай.
надежд и мест лихих,
прокуренных кают, приютов
таким как я,
уставшим люто.
уставшим от самих себя.
о-два чистейший, никотина доза.
на Сахалине ветер и мороз.