Нет, не светлая, принц, не светлая.
Износился ромашков цвет, истрепался
Пурпурный шёлк, прогнила ледяная
Синь. Не рябит под лучами медь,
Не баюкает глас осин.
Весь мой свет пожрала вода.
Может, Вы никогда и не знали
Свою Офелию?..
По запястьям моим
Поползла череда, скользкими горькими
Змеями, в венах моих ожила полынь,
Мироточа прогорклым ладаном, и
Хватала за плечи больная стынь, и
Видар мой путь прокладывал, и вели все
Дороги тогда во тьму, и белели брега
Истёртые…
Мою душу
Изрезал речной камыш, истерзали
Ветра жестокие, моё сердце пожрала
Ночная тишь, я – распятая над
Осокою – день за днём опадала вниз,
Исходила кровавым клёкотом среди
Крыльев тонулых и тощих птиц, чуть
Молясь на звезду далёкую, и рыдая,
И воя, и глядя вглубь…
И ослепла, и горло высохло.
По болотам
Ползла ледяная муть, овивая туманом
Кисти мне, опадая на плечи иссохшей
Костистой тьмой, прорастая в больные
Жилы…
Мой принц, я ушла в непроглядный мрак, и
К утру другой вернулась к теням болот.
Надо мной вороньё кружило, за мною
Стелился, как крылья, истлевший прах.
Во мне просыпался неистовый трупный
Голод.
Мой принц, я бродила в трясинах, я чуяла
Лютый страх, мечащийся вверх, как волны,
Я неслась по следам, добывая живую кровь,
Я рыдала и выла, вгрызаясь в шеи…
Не светлая, принц мой.
Теперь я – безумный кошмар болот,
Охваченный вечной жаждой, гонимый
Бессонным бденьем. Я поднимаюсь из
Тины и топи в глухую ночь, брожу по
Степи в неразрывной цепи охот и
Молюсь над кровавым трупьём белой
Хель или лёгкой Фрее.
Не светлая, принц мой.
Теперь бы и дьявол не нашёл себе лучшего
Палача.
Теперь во мне столько когтистой боли
И вязкой тьмы, что
Лучше бы горький яд погубил меня
Сгоряча.