Когда ныряешь в море с головкой, то кружиться голова от холодной воды. Дальше вперёд вперёд до конца Геленджикской бухты, где волны недетские, где начинаются морские просторы. На Круче встречаю семью дельфинов: Здравствуйте, небожители, я вас боюсь, вас слишком много. А вода такая изменчивая, то потоком тёплым, то холодной струёй, впрочем, как всегда на Чёрном море, расшивеливает тело, не даёт расслабиться. Может лучше на тёплом Азовском море жить? Но там появились гигантские зелёные комары. Не кусают, но гадят автодорожникам и засидевшимся до вечера пляжникам. Видела, как оттуда приехали москвичи - машина вся зелёная, профессионалы не отмыли, сами зелёные, зелень даже в футболках и кроссовках.
Не-е, не променяю свою благословенную деревню Геленджик ни на что!
Москва, конечно, красавица, люблю её каждую улочку, каждый закуток, Метро особый случай, где мы особые пассажиры, где осматривать гардеробы крайне любопытно, и психотип определять.
Вот дама в норковой шубе с норкой на башке - консервативна и безответсвенна, потерявшийся ребёнок не про неё, ей бы быстрей домой, ей бы скорей пожрать. А вот по рукам прошёл детёныш какой-то тюбетейки.. Его взяла на грудь к себе какая-то Русская мать.
Собака ехала в метро, видать на бойню КРС, умная, хорошая, её придвинула и села рядом: Ну как дела, собачик? Она только носом повела равнодушно, положила мне морду на коленку и проспала до нужной ей станции. А там собаку и меня с ней снимали на фото на все лады, жаль, что у меня орехоколка.
К чему же это я говорю? Что скучаю по Москве? Не сказала бы. И вообще, хотела дать отчёт о поэтических собраниях Геленджика. Но видно сделаю потом.
Тут у нас, на Кубани, такие природные завихрения.
Геленджик выматывает Норд-Ост непереносимый, благо на пару-тройку дней.
Поехали на речку в горы. Было тише. Снега, слава Богу, не было. Временами по земле радостно проползали лучики солнца, становилось по-особенному хорошо, как на картине выступала жёлтая листва, затихшие мокрые деревья, припустившаяся зелёная трава, строгие повеселевшие скалы прибрежной бухты.
Зимний день в горах умирал тихо и ласково. Горы ещё поблескивали после дождичка, неслись к Югу клочковатые облака. Солнце не раз прорывалось сквозь них мягким багрянцем. Я была счастлива тогда! Меня тянуло к людям. Но неизлечимый недуг, к природе превыше. Адерба, что может быть красивей!
Следующим днём ранним утром скачем на лошадях вдоль реки Адерба. Нежной прохладой несёт с берегов. Сквозь ветви сосен и елей проглядываются полоски синей свежой воды. Вспоминается художник Нестеров, но здесь нет монастырей и тонких белолицых монахов.
Река похожа на чашу, наполненную серебром - так отливает вода под солнцем. С горы она видна как на ладони. Из Адербиевки можно различить леса на дальних берегах, а ведь до них больше десять километров. Не раз в реке тонули бараны, сваливаясь с крутых прибрежных скал.
А потом случилась страшная гроза. С юга надвигалась на нас сизая, грузная грозовая туча. Брызнули пока ещё тёплые капли, и местные лошади скучковались красивыми мордами.
Затем гром, как-будто всё разверз, потоки воды и грязи за минуту потекли, как дрянной шоколад. Наверно это была сель, наверно сто чертей туда вселилось. С полчаса, быть может меньше шел страшный град, но память о себе он оставил в моей голове надолго.
Коряга в башку мне отлетела, буквально задев чуть-чуть, какую-то венку, сосудик, но кровь лилась, как с убиенной.
Забыв машину, мы вскарабкались на лошадей, бешено мчались по узкой горной тропе меж туй и можжевельника ещё не залитых грязевым потоком. Теряла сознание от потери крови.
Спасибо лошадкам, они храбрые в отличие меня и такие разумные.
Я потом к их лицам приникала зашитая и забинтованная, пахнущая больницей, за то, что остались мы с ними живы, целовала их шёлковые щёки.
Смертельно жаль, что Адербиевка в горах наполовину утонула, утонули собаки, коровки.
Геленджику та что? Водичка в море стекла за полчаса. Встаёт солнце ему каждый день.