Ах, жила Куняша, бёдра боевые
и тугие грудки прямо напоказ.
Телом торговала в годы непростые,
а они такие завсегда у нас.
Лихо продавалась днями и ночами:
кто при капитале, тем отказа нет.
Беды укрывала сладкими речами,
койку предлагала, ласки и минет.
Ах, жила Куняша, губки перламутром.
Попка в мини-юбке, чистая модель.
Водку наплескает в кофе рано утром
и вперёд на фитнес, вечером в бордель.
Кто щас не торгует? А Кушяша к телу
всяких допускала, кто как подаёт.
И плевать на совесть, и чихать на веру.
Кто не поторгует — с голоду помрёт.
Ах, жила Куняша, но года прокисли.
И тоска присела в мутные глаза.
Кудри поседели. Груди пообвисли.
Мысли появились встать под образа.
Вздумала креститься, вздумала молиться.
Вздумала всю правду в исповедь вложить.
Только вот не стала мучиться-поститься:
без котлет под рюмку лучше и не жить.
Утром входит в церковь. Батюшка, скучая,
на платок набросил ей епитрахиль.
И пошла Куняша, душу облегчая,
вынимать наружу срам, грехи и гниль.
У попа, бедняги, сон как ветром сдуло.
— Здесь ка поподробней, — тихо шепчет ей.
То, что он услышал в рог его согнуло.
— Приходи попозже, жди возле дверей.
Общих интересов оказалась много.
Попик был к проступкам ласковым судьёй.
Снял грехи с Куняши, предложил подмогу.
И шалава вскоре стала попадьёй.