Извлечённое из стола

 

Старая дева с пятном на щеке
И папилломой,
Крепко сжимая котомку в руке,
Вышла из дома.

В сумке – письмо от покойной сестры
(Вытерлись сгибы),
Кошкам бездомным съестные дары
(Что-то из рыбы),

Паспорт, таблетки на случаи все
Тающей жизни,
Гребень, служивший увядшей красе
Без укоризны.

Взглядом тревожным коснувшись окна,
Где занавеску
Выжгло до цвета природного льна
(Краскам в отместку),
 
Засеменила походкой чудной,
Скрылась под аркой,
Чтоб никогда не вернуться домой
К дням-перестаркам.

В доме оставлены век коротать
Серьги, булавки,
Под покрывалом атласным – кровать,
В ящике – справки,

Шкафчик со склянками разных цветов
В пыльных оборках,
Горклого масла седой полуштоф –
Смазывать створки,

В тёмном углу маскируется сталь
Швейной машины,
С надписи «Singer» сползает эмаль
И желатина,

Помнят о стройности стынущих ног
Старые боты,
И что окрашен был синий чулок
В цвет терракоты.

Воздух недвижен и будто зацвёл
Горькой ромашкой,
Сонно будильник роняет на стол
Счётов костяшки.

А как иссякнет завод у часов
С тиком нервозным,
Время задвинет чугунный засов
Веско и грозно.

Не потревожит застывший покой
Тень кредитора,
Явит пудово безмолвие свой
Сумрачный норов.

То, что к живому стремилось всегда,
Станет излишним:
Тихо по трубам отступит вода
К жаждущим ближним,

Свет не осилит оконный проём,
Штор паутину,
Блик сиротливый уткнётся в объём
Тусклой куртины.

Смерть – это тихая песня без слов
Ветра за кадром, –
Без понятых, без рыдающих ртов
И миокардов,

Это котёл на остывшей плите
С чёрным прогалом,
Мёд, источивший всю сласть в темноте,
Ставший сандалом,

Это свисающий с полки тесак –
Прямо над бровью,
Что примостила хозяйка кой-как,
Кашляя кровью.