А в конце твоё сердце последним покинет грудь
Твоя печень и легкие, почки — и все по очереди
Доктор скальпель наточит, чтоб, наконец, как-нибудь
Разобраться в том, в чём у тебя получилось не очень.
Вот двенадцать пар рёбер в грудине, всё на местах.
Значит, был одинок, и творец не изъял ни кости,
Чтоб создать его Еву. Это тело не верило в небеса,
Так что вряд ли теперь это небо его простит.
Печень больше нормы — частая, в общем, беда,
Но болезнь не смертельная, что же тогда случилось?
Жировая прослойка тела, однако, не так худа.
Что же это спокойное тело так подточило?
Позвоночник изнеженный, доставлявший тупую боль,
И негодные для хотя бы сносной жизни сосуды.
Расскажи же доктору, тело, что приключилось с тобой,
И куда подевалась вся кровь твоя и рассудок.
Ведь с желудком всё чисто, нет никаких проблем,
Почки целы, все железы были в порядке.
Никаких нарушений и неприятных экзем,
Репродукция в целости и все её придатки.
Мозг объёмом отличен и нет роковых уплотнений,
Что могли бы выжечь так наскоро это тело.
Никаких даже незначительных отклонений.
Но… Конечно, вот в чём заключалось дело!
Его сердце окаменело.
Разозлился доктор и вбросил нутро обратно,
Наспех зашил брюшину и хлопает по спине.
«Вы чего разлеглись тут? Что же тут непонятного?!
Заберите карту, — Вам нужно идти в другой кабинет».
Сердце самый тяжёлый орган во всём мешке,
Остальное лишь для него мясистая оболочка.
Много линий и сколов на нём, но оставлены они кем,
Доктору знать отчего-то вовсе не хочется.
Тело молча встаёт, поправляет неловко стол
И стыдится уродливых шрамов и наготы.
«Извините, доктор, не знаю, как сюда занесло.
Был как будто в бреду...».
Мне сказали, что это был ты.
Приходи, я сильнее твоих врачей.
Я тебя соберу.