Это фрагмент опубликован был в книге "Не одна во поле дороженька..."
В 1983 году мы наскоро собрали рюкзаки, бросили в них самое необходимое, бросили их самих на багажники советских «железных коней» и где-то около обеда были уже в пыльном летнем Вельске, у привокзальной столовки.
Мы намерились – ни много и ни мало – доехать до Вологды.
Ну разве могли мы догадываться, что в Вологде нас поджидает Анатолий Ехалов, а в Ярославле – сержант Гусев?!
В Вологду мы приехали к вечеру. Расположились на улице Сергея Орлова, в самом центре вологодской «древности». Я знал: когда наступал вечер и прохожие становились редки, у Софии можно было забыться, помечтать, полюбоваться видами церквей, рекой…
У цветочной большой клумбы мы уселись на широкую скамью, а у ног раскинули какую-то закуску, а посредине – «бомбу», так называли тогда полуторалитровую бутылку дешевого вина, темно-зеленого стекла и очень крепкую. И только мы причастились в первый раз, как у скамьи выросли двое молодых мужиков.
– Вы откуда, парни?
– С Архангельска…
– Ни хрена себе! А мы журналисты. Толька вот с газеты «Вологодский комсомолец», а я на местном телевидении работаю. Можно присоседиться? Да у нас и своё есть, не бойсь…
Телевизионщик был пьянее, и скоро он глубоко заинтересовался Колькиными башмаками, грязными и сбитыми.
– Не верю я им, что они велосипедисты – бомжи какие-то, – ёрничал он. – Нужно отвести их в подвал редакции и там расстрелять, а башмаки не снимать. Вон они у него какие, – докапывался он до скромного Ситца. Тот ухмылялся, смущенно почесывал небритую щетину и неловко как-то отнекивался и односложно.
Через некоторое время «телевизионщик» смылся за добавкой, а мы разговорились с Толиком.
Когда же я обмолвился, что в Вологде бывал не раз, гостевал на могилке Рубцова на новом вологодском, писал курсовую по творчеству поэта, то Толика прорвало. Он представился мне чуть ли не другом Рубцова, почитателем и знатоком его таланта. Дальше для нас перестали существовать Софийский собор, набережная, Вологда – мы предались чтению и «воспоминаниям» о Рубцове. Отчетливо запомнилось, как хорошо Анатолий читал рубцовское «В ресторане» («Когда в окно холодный ветер свищет…»). От него же я узнал в тот вечер неизвестные мне экспромты, навроде этого:
Однажды возле магазина
Я так спросил торговку Зину:
Мол, почему же ваши яйца
Гораздо меньше, чем у зайца?
Она ответила не глядя:
– Зато побольше ваших, дядя!
Или знаменитое теперь про алкоголика, пальто и Коротаева… Толик разошелся, потому что внимал я ему во все уши. С пару стаканов он превратился в окончательного и бесповоротного друга Рубцова, и, говоря о поэте, непременно вставлял: «Мы».
– А хочешь я тебя познакомлю с Аркадием Петровичем Кузнецовым? Вставайте, собираемся, идем! Это такой человек! Где он только ни работал! У него лучшее собрание фотографий Рубцова! Уж он-то его знает!
И мы двинули, прихватив наши велосипеды, к дому, где жил Аркадий Петрович. Причем, Колькин велосипед гнал гений телевидения, уже обвинявший нас по дороге к центру «в шпионаже» в пользу кого-то там…
У Кузнецова Толик попритих. В том смысле, что больше уже не бравировал так открыто знакомством и дружбой с Рубцовым. Разве только тогда, когда наш новый знакомый покидал нас на время…
Аркадий Петрович человеком оказался действительно редчайшим. В его секретере, похожем на библиотечные, библиографические, хранились в большой аккуратности и величайшем порядке конвертики с негативами фотографий и образчики самих фотографий. В отдельных ящичках содержались снимки Белова, Астафьева, Шукшина, Рубцова и многих других русских писателей, и всё это сокровище было делом рук Аркадия Кузнецова.
– Вранье! Не был Рубцов пьяницей! Он был глубоко интеллигентным человеком! – шумел на кухне хозяин квартиры, отвечая невидимому оппоненту. – Да, горд был! И в первый раз подошел ко мне и сказал: «Фотографируй меня, я – гений!» Я и снял его.
Телевизионщик время от времени вклинивался в наш разговор и настойчиво советовал «отвести нас в подвал и …не снимать ботинок».
Потом мы с Толиком в носках прямо бегали в ресторанчик по соседству и брали еще бутылку сухого.
На следующий день компания проводила нас. Вослед нам, отъезжающим, мощный и хмурый с похмелья новоприобретенный друг снова промычал что-то там о «грязной обуви» и «подвале»…