Как-будто кто-то приоткрыл заслонку -
рассвет пробив запретную черту
принес нам цвет и даже вкус лимона -
вот, значит, отчего горчит во рту!
На радостях, что выжил после шторма,
промокший ветер с пьяным куражом
слюнявит грудь и норовит под шорты -
а шел бы ты дружок, пожалуй,к черту!
Так можно ведь подумать Бог весть что.
Тем более,что явно нагишом,
по набережной,
не спеша,
небрежно,
гуляет странным, вычурным шашком
клювастый птах - чумной посланец бездны,
совсем не тот из нам известной песни,
а взгляд отводишь, до того страшон.
Забыв,что делать так нехорошо,
фонарь с дорожки выгнувшись эффектно
заглядывает в щели между штор
с утра еще пустующей кафешки,
там, где в дверях совсем по-офицерски
стоит надменный сказочный божок
и, надо думать, за казенный кошт
блюдет контроль и сортирует фейсы.
А между тем,неслышно,постепенно
рос на Востоке огненный пузырь
и силу набирающие тени
отпрыгнули, ударившись о стены,
и тут же, увеличившись в разы,
упали, уплотнились, поползли -
так аспиды ползут к теплу постели.
И вот уже промчался рыжий кот
в себя пришедший после трудной ночи
и вышедший на промысел, охочий
до радостей, тех, что уходят впрочем
стремительно из перечня забот
не только главных, но, увы, и прочих -
таков нормальный жизненный итог;
и остается спрятать коготок,
залечь поспать на солнышке у почты
себе оставив что-нибудь попроще:
кусочек курицы, сметану, молоко...
Потом все сразу: крики, топоток
десятков ног, мужских и женских - разных;
и запахи: парфюм, лекарство, пот,
что пропитали кожу и испод
и выскользнув на волю из за пазух
уносятся все дальше, через порт,
и где-то там теряют свой напор
и падают в хранилище миазмов.
И я люблю все это барахло -
житейский спам, истории окраин;
но есть другое: пляски облаков,
избыточная мощность океана;
нелепая огромность истуканов -
творение совсем больных умов,
богам придавших вид бойцов сумо
трясущих напоказ окороками;
распухшая до всех пределов молвь
и столько лишних сущностей и воль,
что хочется уже без всяких слов
нащупать бритву Оккама в кармане...