В подвалах каменных творимая расправа
легла во изголовье городское.
Никто не знал – жизнь слева или справа
и где надежда мира и покоя.
Фиалки родились в глухую полночь
и призраками поднимались к небу.
Единственный живой воскликнул: «Сволочь!»
и залепил глаза кусками хлеба.
Росла кишка случайной подворотни
и лезла из распоротого брюха
квартала, опрокинутого сотней
железных крыш, взлетевших легче пуха.
И всё летело и перемещалось
и мёрло и внезапно воскресало.
Луна и полночь запросто общались
над шпилем опустевшего вокзала.