* * *
Так, лет триста примерно назад — не Европы традиция прервана, —
но, с смещённого вкось равновесия, над Америкой вспыхнул настрой:
за презумпцией вжаться в аврал —
словно Марс опустился б над прерией —
подземельем кузнечного сполоха обустроиться с видом на строй.
Жар вселенной в ладонях зажав, перводвигатель взяв в измерение,
процедура банкротства шла об руку, чтобы сбросить ненужный балласт.
Статный комплекс банкирских потуг, на рабочую силу разменивая,
циферблат узаконенных мощностей сбалансировал стрелкой на власть.
Начался не отток площадей — а вербальная стойкость к созвездиям,
в треугольник вписавшейся зрелости,— Новый Рим возложила на мир. Англиканская вера в успех так ковбоями степи объездила,
что, с туземного взгляда, вид жительства этих варваров стал всем не мил.
Заголовки ласкали не взгляд и не сладкое чувство быть первыми,
и стена с мексиканской границею закрывает не призрачный рост —
сверхдержаве — себе лишь в ущерб — надоело быть всеми
востребованной:
время сбросить и племя нахлебников, кто под пальмовой ветвью возрос.
Изоляция может быть зла — на захват в перспективе задумана:
максимально чтоб, сжавшись пружиною, выдать мощь своих войск
на гора.
Так, страна золотого тельца, не просевшая даже под Труманом,
может вровень с фашисткой Германией над моделью, как воск, нагорать.
Что ж до Трамповой речи всерьёз, то, по страстности, —
вытеснит Черчилля,
только, в свете объявленных ценностей, взята с Маркса в крутой оборот.
В пополаме над сбитой страной вглубь себя виражами вычерчивает:
чтобы стать максимально доходчивой, с производства внутри доберёт.
Я б качался как маятник в днях, вправо-влево себя не расходуя,
и, в пожаре б от собственной внешности, стратегему «рот в рот»
отстранял.
Что же бродит больная душа мимо левого солнца с доходами,
и конвертик, по чёрному замыслу, ни одна мне не скинет стерня?
На семи ли открытых ветрах, запоздалым гудком обеспеченный,
на веранде губернского случая я скрывался от воткнутых вил?
Может, вынул кто звук из меня и остался не выдан диспетчерам?
Вроде поротой суки в предбаннике, по Таврической шпоре я взвыл.
Я бы мог послужить Колчаку и Керенского цапнуть за задницу,
в две ноздри от технической радости, как Платонов, взлюбить паровоз.
Чей там жёлтый с двух рук чемодан нежной кожей к стене задвигается?
И в зелёных погонах с товарищем: — Кто там «дурь» контрабандой
провёз?
В горизонте российских эпох несменяема только лишь «Троица».
И в коммерческой зоне архангелов профсоюзы пойдут под арест.
Как же может нагая душа к оперённым партийцам пристроиться,
когда, вымытый водами Каспия, я взойду (как татарин) под крест?!
С злополучного сева души в западенцев делах не участвовал
и прекрасные виды с Карпатами под прикладом в глаза не вбивал, —
да живите ж вы в общем строю! под рублём моим нежно и счастливо,
пока земли колёсной Тартарии обживают обозы булгар.
Агротехнику движет не план, а клетчатка, влюблённая в рубище,
и увесистый принцип питания наполняет кишечник борьбой.
Когда в этот поваренный день по колено, как в дерево, влюбишься, —
ЖКТ — как обструкция времени — клич подымет в крови боевой.
Вот и тема для палых свобод и голодного слова — в кишечнике:
если много токсинов напичкано — то и злоба растёт, как бурьян.
Так, породистый код ДНК, коль молитвенным утром нашепчешься, —
сразу примет инструкцию к действию, чтобы впредь уж не обуревал.
Территория замкнутых сфер раздувает огонь в полушариях
и, с стеснённостью в выборе лузера, призывает сограждан к войне.
Что ж Нехлюдов, при встрече в тюрьме..., словно медь, по карманам
нашаривая,
обнаружил в себе муки совести, — но не чью-то причину вовне?
Разностопность в походке людей не приводит к провалу во времени,
и теория русского промаха — тот же свет в пятистенной избе:
пока левое в правой руке по туманным скопленьям вымеривают,
больше смысла в обычном решении: как бы в бездну смотреться избечь.
Так, в потоке кривых плоскостей, обходя свою склонность к авариям,
как в великую ересь от атома, ты впадаешь в подобье как в плюс,
где под сводами — Духа портал — про себя свою жизнь
проговаривают, —
и Нагорную проповедь Господа ценят больше, чем собственный пульс.
Вид терновника зрел на устах; и в речовку внештатно не верили,
что реформы столыпинской прерии через век свой получат исход —
проще б было, забив на Восток, чрез поля коноходить к Аврелию,
чем однажды, по странному случаю, целый га себе скинуть в испод.
Так миграции русских коммун даровую подпишут на собственность,
как дворянского чина угодьями награждали в петровский размах.
Жаль, что мне, в мой оптический срез, ничего подписать
не способствует:
руки напрочь отдал неба пахоте и для трактора в поле размяк.
Награждаюсь с ограды в овраг — в васильках анонсируясь, в кашке,
на закате твердеющей нежности, в чернозём запустив пятерню.
Не в подряд свой хребет занесу, по три центнера за день выкашивая, —
на себя — как созвездье созвездие — лес верёвочный перетяну.
Да стоит он, обутый в траву, корневище пустив от пожарища,
и, как город закрытого типа, на себе замыкает маршрут.
Что-то есть в нём от взгляда с платформ, поезда в дальний путь
провожающем,
где составом химической повести по вагонам за всех отмашу.
Слишком часто в последней поре чьи-то крылья гудят переносицей
и мелованным утром над городом входит след, чтобы жизнь сберегла.
Полудрёмные сны ль не всерьёз, иль другая реальность проносится,
но никак не пробьёт угол зрения, чтобы снять с роговицы Белград.
С нашатырной якутской зимы и до стопки тарелок над Берингом,
в баллистической зоне провидицей ты проходишь, как горный обвал, —
обнажённая боль за себя, в виде девы в повязке набедренной,
воплощённым сиянием с улицы — как янтарь в мерзлоте б добывал.
Вот и сроки сдвигаются вбок — до Алтайского края возвышенности, —
где возврат к Беловодью как принципу раздвигает границы добра,
где с цепною реакцией гор до гиперболы сам ты возвысишься,
и Большая медведица с Малой может на ночь в свой ковш подобрать.
Нет ни манны небесной во рту — а китайцы ждут мост в Благовещенске,
и совместные семьи на выросте округляют кизиловый глаз, —
неужель, как белуга в сети, ты к руке моей в берег заплещешься,
чтоб с горластого в шпорах напарника с красной холки эпоха зажглась