ПУШКИН, ЭЛИЗА ХИТРОВО И НЕИЗВЕСТНЫЙ МАЛЬЧИК
Маленькая драма для чтения
(Из серии «Страсть монархов и слуг)
Действующие лица:
Пушкин Александр Сергеевич – поэт
Пушкина Наталья Николаевна – его жена
Павел Петрович Вяземский – сын Петра Андреевича Вяземского, поэта, друга Пушкина
Лакей
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена первая
Апрель 1834 года. Квартира Пушкиных в Петербурге. Александр Сергеевич сидит за письменным столом, у него на коленях – Наталья Николаевна. Пушкин ласково проводит тыльной стороной ладони по щеке жены, заправляет выбившуюся прядь волос за ухо. Она придерживает его руку своей.
Пушкин:
Пуста, Наташенька,
И так легка,
И хороша,
Не надо ехать мне
В Москву
И прятаться от жутких
Криков,
А все же с животом
Ты бесподобна,
Нам не продолжить ли
Уроки материнства?
Как бы балы
Желанья не отбили
У тебя
Производить на свет
Младенцев
Бесподобных!
Наталья Николаевна:
Балы? Когда они мешали,
Да особливо вам,
Дражайший мой супруг?
Вы все б меня таскали
По ним до самого
Изнеможенья
И даже на сносях,
Хотя б в домашних тапках!
Не то рожать –
Не то мазурку как-нибудь
Дотанцевать!
Когда-нибудь –
Даю вам слово –
Я в пару встану с кавалером,
Вернемся ж к вам втроем!
Пушкин (смеется):
Кто ж будет третьим офицером?
А лучше – сразу фрейлиной
Царевны!
Наталья Николаевна:
Вот вам смешно,
А мне-то каково?
Утятей ковылять
По бальным залам!
Пушкин (проводит кончиками пальцев по лбу, носу и губам жены):
Ей тяжело!
А мне – напротив:
Чем больше у тебя живот,
Тем выше у меня
Самосознанье!
Чем ты забавней
В этом томном виде,
Тем я довольней
Чувствую себя,
В гармонии с природой
И в самую негодную
Столичную погоду!
Все девять месяцев
Мне тут царит весна!
Да, кстати (берет со стола газету),
Какие новости газеты дали!
Скончался Аракчеев!
Почил граф с миром
У себя в Грузино,
И, знаешь, по всему,
Никто не поскорбел
Не прослезился о кончине!
Наталья Николаевна (рассматривает некролог):
А ты о нем жалеешь?
Как странно,
Но твои стихи его оставили
Злодеем
Для многих поколений.
Ты что, теперь себе не веришь?
Пушкин (переносит жену на диван, сам ходит по кабинету):
Ну почему? Я верю, верю,
Однако же, я сильно поспешил
С «злодеем».
Мне б надо подождать
Годочков эдак десять,
Да подойти к наместнику,
Да кое-что узнать,
Понять…
К примеру, к Минкиной любовь.
Как вспомню смерть ее –
И в жилах стынет кровь!
Уж так злодейски
Все ее нарисовали,
А что на самом деле мы узнали?
То, что вельможи руки целовали
Простой служанке,
Сам царь чаи с ней распивал
И тоже ручку целовал!
Так что за женщина была
Настасья:
Колдунья, ведьма или кладезь
Счастья
Для мужчины, перед которым
Согнутым стояло государство?
Наталья Николаевна:
Но, говорили, дворню
Затиранила она,
Свели с ней счеты слуги…
Пушкин:
Ты дворню знаешь-
Все хитрецы и моты,
Они помещика любовь
Между собой распределяют,
Как ходовой товар –
Как деньги, как судьбу!
Они определяют,
Кому падет их Джокер,
Ну та, которая им станет
Правою рукой
И настоящею хозяйкой.
Они заставить могут
Барина любить,
Кого они хотят,
А ту, которую он хочет –
Возненавидеть и убить!
Они все могут
И в рубище ужасных дикарей,
И даже претерпев плетей,
Цепей
В тюремном темном подземелье.
Вся их борьба – любовь,
Которую питает
Слабый барин к слугам,
И всем нам воздается
По заслугам
На этой сладкой ниве,
Окропленной кровью…
Смертельная последовательность
Есть:
Любовь,
Сеть заговора, месть,
Бунт, революция,
Падение престолов,
Наконец -
Война!
А катастрофы мировой начало-
Страсть Монархов и их слуг.
Ты веришь мне, жена?
Наталья Николаевна:
Любовь моя,
Тебе ли мне не верить?
Пушкин (крепко обнимая жену):
Послушай, женка,
Ты – мой бриллиант,
Но ты же – порожденье
Бриллианта.
Ты это знаешь,
Дочь «парижанки»?
Ведь до тебя
Она считалась
Первою красавицей России,
И не хватало силы
У влюбленных фаворитов
В Зимнем,
Чтоб опустить глаза
И – мимо, мимо…
Вот так Охотников попался
В дворцовых кущах,
Свою Элизу позабыв,
Хотя в супружестве ей клялся,
Пока муж на войне
Врага губил…
А я тогда совсем младенец был
И кроме бабушки своей
Ты знаешь, женщин не любил!
Кого сейчас держу я на коленях?
Дочь той, которая
Разрушила судьбу
Самой императрице,
Имевшую все виды на престол!
Какое роковое совпаденье!
И мать твоя, и я,
Прозваньем парижане,
Любовь у императоров отняли!
Но как же горько было, бедной, ей
У алтаря без слез
Оплакивать страданья
Того, который умирал,
Которого убил, наверное, злодей,
Лежащий на одре сегодня
Без особенных затей.
А все же
Хотел бы я с ним говорить
И обсудить
Так много из того,
О чем не мог спросить
Из дальнего далека,
Где юность
Поощряла глупость,
Оставив след в истории
Неистребимый –
Всего лишь хулиганское
Четверостишье!
Да, тот еще был я мальчишка…
Наталья Николаевна:
Ты думаешь,
Наместник Александра
Придумал эту казнь
Влюбленным?
Но все же моя мать
С соперницей
Остались живы…
Охотников скончался,
Но по какой причине,
Не ведает никто!
Пушкин:
Наташенька, друг мой,
Не будь такой наивной -
Не Аракчеев тут
Заглавное звено -
Сам царь,
Наместник – исполнитель!
Но исполнитель,
Который ненавидел жен!
Он был мучитель Лопухиной,
Которую ему велела
В жены взять
Его родная мать,
Возненавидевши Настасью.
Наталья Николаевна:
И что – он взял?
Пушкин:
Конечно, клялся ей в любви,
Всем рассказал, как предан
Семейным ценностям,
А через год прогнал
И больше видеть не желал,
Уж как они на пару с государем
Потешались
Над юной девушки
Несчастьем.
Наверняка поехали в Грузино,
Там забавлялись
За бокалом лучшего вина
В России…
Настасье Минкиной вдвоем служили
В овальном зале,
На озере,
Где потолки расписаны в ампире
Картинами возвышенной любви…
Сатиров!
Маман была посрамлена…
Ну как наивна
Старушенция была!
Наталья Николаевна:
И как терпела это
Несчастная Елизавета?
Пушкин:
А знаешь ты, душа моя –
Ведь не терпела,
И в этом есть…
Моя вина!
Да, да,
Еще не став поэтом,
Я гимн Елисавете написал,
(В Лицее, каюсь, был влюблен
Я в эту женщину – не хмурься,
Ты же лучше!
Подушечку не рви, оставь,
Сломаешь коготочек невзначай!)
(Останавливается перед диваном и машинально начинает развязывать галстук, потом расстегивает рубашку. Наталья Николаевна молча наблюдает за действиями мужа).
Наталья Николаевна:
Вы, сударь, что –
Решили это сделать здесь?
Пушкин:
Да, в кабинете,
Но это наше
Тайное местечко,
Все думают –
Я здесь пишу,
А я здесь – сочиняю,
Правда?
Не медли, дорогая,
Хотя… и так сойдет!
(Падает на диван рядом с женой и, расстегивая на ее теле блузку, продолжает говорить)
И не случаен был тот мадригал –
Мои наставники - масоны
Мечтали возвести на трон
Императрицу,
Красивую немецкую синицу,
А царь возьми – и усади
Ее в темницу
Императорских покоев…
Вот там Охотников
Ее и успокоил,
Все ночи прыгая в окошко,
Когда луну варила ведьма
В плошке,
И темь кромешная
Скрывала их любовь,
До самых пор,
Пока не пролилася кровь!
Да и моя едва не подмешалась,
Ведь именно за этот
Гимн императрице,
А не за грубость эпиграмм,
Меня решили выслать из столицы
Едва ли не в Сибирь,
Но, слава Богу,
Я в Бессарабию попал!
Смотри-ка – кринолин упал –
И сам!
Какой же недотрога!
Свет в кабинете гаснет.
Сцена вторая
Пушкин уже за дверью кабинета, натягивает фрак. Ему навстречу спешит лакей.
Лакей:
К вам молодой князь Павел Петрович Вяземский.
Пушкин:
Да вижу, вижу.
Он уж здесь и – прямо в кабинет!
Каков шельмец!
(Хватает за руку гостя и отводит его от дверей кабинета, воровато оглядываясь на них)
Не надо так спешить,
Мой дорогой,
У нас с тобой
Путь, знаешь ли, другой!
Мы едем, милый Павел,
К Элизе Хитрово,
В ее салоне
Мне так всегда легко,
Светло…
Хотя заботлива сия старушка
Обо мне сверх всякой меры,
А письма, письма –
Уж какие там примеры
Для молодых!
Вяземский:
Но слышал я –
Как говорил папа,
Вы, Пушкин, плут:
Как только вам дадут
Посланье от «Эрминьи»,
Вы рады прочитать его
И даже не скрываете того,
Что обнаженная
«Пентефреиха»
Вселяет в вас
Какую-то чудную страсть…
Пушкин:
Учу, учу тебя, негодник,
А ты все тот же
Дамский всеугодник,
И всюду ищешь страсть…
Сие – опасное занятье,
Клянусь тебе!
Папаше ж надо передать,
Что он ко мне пристрастен,
А надобно ему понять
Обычное поэта любопытство…
Пойдем, философ,
Там, говорят, мальчонку
В свет выводят –
Таинственного принца.
Вот – посмотрим…
Вяземский:
Я слышал – он родился
В Европе от кого-то,
Крещен же императором
Российским
И императрицей Александрой,
А крестят они родственников
Только,
Так кто же этот мальчик?
Кого-то из германских императоров
Потомство –
Так говорят.
Пушкин:
И Элиза держит при себе
Сего младенца,
Которому сегодня исполняется
Четырнадцать,
А ты мне все про страсть
Толкуешь,
Мне ж интересно,
Как и кем вершатся судьбы
На Олимпе.
Но что Кутузов там теперь блистает –
Очевидно!
Его ведь правнук этот мальчик?
Вяземский:
Кто знает!
Однако отчество ему
Дал император:
Он - Феликс Николаевич!
Пушкин:
Ну что ж,
Счастливец Николай –
Так будет в переводе?
Еще один таинственный бастард,
Еще одна подпорка
У русского престола
С немецкими корнями.
В России и парламента не нужно,
Давно уж ею правит дружно
Внебрачная романовская «дума» -
А что, по-русски либерально,
Хотя не как в Европе,
Но все-таки – оригинально!
Но смотришь – вдруг
Опять очнется кто-то в гробе
И самозванцем сядет на престоле?
Вяземский:
Узнать бы – кто,
С каким лицом?
Пушкин:
Вот то-то и оно,
Ребенок жил в Европе,
Не в Угличе – и слава Богу!
Какие времена настали!
Пришла цивилизация
И к нам,
Когда бастардов
Сохранять мы стали…
А были страшные века!
Ты знаешь, Павел,
Девятнадцать царских деток
Убили в Смуту
Сами же бояре,
Которые считали -
Они на их пути стояли
К русскому престолу,
Вот сколько принцев
И принцесс
Тогда мы потеряли.
А уж как стали
Снова выбирать
Царя,
То оказалось –
Некого считать,
Забили венценосных деток зря,
Кого повесили,
Кого-то зарубили,
Кого-то просто отравили,
А на престол-то
Некого сажать!
Уж еле Филарета упросили
Сынка последнего
Отдать!
Вяземский:
Так чей же этот будет?
Пушкин:
Сдается мне:
Что дважды тут
Кутузова Россия не забудет…
А на лицо
Пойдем, посмотрим!
Уходят. Пушкин еще раз оглядывается на двери кабинета, потирая шею рукой и рассеянно улыбаясь.