Думалось мне, вы остались в далеком прошлом, хрупкий, но полный яда ночной цветок. Сколько кружили мы в танце надменно-пошлом, долго фехтуя шпагами острых строк? Ворон и рысь, что казалась несчастной ланью, связанной долгом с непримиримым злом - нам бы не встретиться по своему желанью.
Только сменилась эра. Настал Излом. Годы войны – ледяной, беспощадно-долгой судьбы сплетают, будто веретено. Месяц оскалился бритвенно-острой кромкой, едкой полынью в кубке горчит вино. Струны гитары фальшиво поют баллады, кто-то глядит из тьмы за моим окном – ворон, как росчерк пера, на строке ограды. Он, как и я, давно потерял свой дом.
Ваша разлука проходит в сиянии бала: блеск дорогих камней, аромат духов, танцы, улыбки и шпильки от кардинала... И эта роскошь, что тяжелей оков в час, когда сердце трепещет подобно птице, а вместо зала виден глухой форпост, спрятанный в горном хребте у чужой границы, где через бездну - радуги хрупкий мост, где разгорается пламя чужого гнева, где завывает ветер и плачет сталь...
Верьте: война скоро кончится, королева, и улыбнитесь: вам не к лицу печаль. Ворону небо взрезать над горнилом битвы, чтобы воскреснуть призраком прошлых дней. Вам остается упрямо шептать молитвы и непременно спину держать ровней, рябью стежков вышивать гиацинт на пяльцах, грустно вздыхая, кутаться в мягкий шелк, а повстречавшись, теплым касанием пальцев отогревать снежинки с шершавых щёк.
Нам бы, как прежде, с презреньем швырять проклятья, только в камине ярко горит огонь, хрупкие плечи тонут в тяжелом платье, и, седины касаясь, дрожит ладонь. Слишком пронзительно-долгой была разлука, слишком устали плыть в перепутье лет, и этой ночью мы созданы друг для друга...
Только преступно быстро придет рассвет. Мы потеряемся вновь в бесконечных спорах, в блеске и шуме, в вихре ненужных встреч. Может быть, встретимся – даже довольно скоро.
Но жребий брошен. Поднят судьбою меч.
Будто чернильным пятном на могиле – ворон,
Призрачный страж, что вас не сумел сберечь.